Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии Страница 18

А может быть, мне все это за то, что я мало уделял времени своей семье? Может быть, потому, что я не ценил того, что семья была рядом? Может быть, мне дали по-настоящему попробовать, что такое, когда рядом нет сыновей? Судьба загнала меня на край географии и создала неимоверные трудности для того, чтобы я пришел в себя? Упал с небес на землю? Так я вроде не зазнавался и «звездной болезнью» не болел.

А может быть, болел, но не чувствовал этого? Не замечал? Как бы там ни было, меня «приземлили», и посадка была очень жесткой. Я как огромный самолет без шасси со всего размаха врезался в бетонную полосу и продолжаю пропахивать ее носом, двигаясь по инерции и разваливаясь на куски.

Нет! Нельзя разваливаться. Надо взять себя в руки! Это как в армии, в спецназе: «В морской пехоте бывают здоровые и мертвые. Третьего не дано!» Сколько раз на службе были моменты, когда понимаешь, что сил больше нет, но надо стиснуть зубы, отключить ощущения, перестать чувствовать боль, перестать думать про усталость, нужно собрать волю в кулак и дойти до цели. Победить противника, даже если нет сил.

Сейчас этот противник — коробки. Их много, они выматывают меня, я выбиваюсь из сил. Коробки, коробки, коробки, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем — тяжелые мокрые коробки. Господи, когда же это закончится? Господи, что я здесь делаю? Господи, помоги мне выбраться отсюда, пожалуйста! Помоги!

Постепенно мысли начинает перебивать боль в руках. Как я ни стараюсь аккуратно брать ящики с рыбой, вязаные перчатки очень быстро набирают в себя воду, перемешанную с рыбной слизью и кровью. Сухих перчаток нет. Новую пару дадут только завтра утром, и то — может быть. Руки становятся мокрыми и постепенно начинают леденеть. Несмотря на то что тебе самому жарко, пальцы на руках невыносимо ломит от холода. Если оттянуть пальцем перчатку и подышать внутрь нее, на какое-то время становится легче, но это очень и очень ненадолго. Остальное время, стиснув зубы, боль в пальцах приходится просто терпеть.

Господи, за что мне все это? За что? Неужели я все это заслужил? Единственное радостное событие — горячая кружка с чаем в перерыве. Когда берешь ее в руки, наступает состояние полного блаженства. Ты закрываешь глаза и представляешь себя утром дома на кухне. В Риге. Как будто ты ранним утром сидишь за столом и вспоминаешь страшный сон, который тебе приснился сегодня ночью — сон про шетландский лососевый завод…

После перерыва, пока все мы ждем запуска конвейера, Давид рассказывает, как он по выходным подрабатывает на такси. Он никогда не работает с нами в выходные, и зарплата у него всегда меньше, чем у нас.

— Мало денег для жизни? — интересуюсь я у него.

— Нет, — ничуть не смутившись, ответил он. — Денег хватает. Просто по выходным, после клубов, нужно развозить много девчонок, платить они обычно не очень хотят, гораздо чаще предлагают рассчитаться с помощью секса. Так что на выходных я очень устаю.

Была середина недели, и до следующих выходных оставалось еще несколько дней, но воспоминания о прошлой смене в такси, судя по всему, не отпускали его до сих пор. Проковыряв небольшую дырочку в пенопластовой коробке с рыбой, он вставил в нее указательный палец и медленно начал водить им вперед-назад. Я не знаю, кого из бывших клиенток он в этот момент вспоминал, но, судя по всему, она произвела на него неизгладимое впечатление.

В коптильном цеху был такой же принцип отправки готовой продукции, как у нас, только с той разницей, что коробочки весили всего полтора килограмма. Там помощником супервайзера был еще один литовец. Вернее, неофициальным помощником. Стасис работал на заводе семь лет и прекрасно освоил все обязанности своего супервайзера. Последний конечно же не растерялся и быстренько свалил всю работу на литовца, а сам теперь мог отметиться и уехать в город, потому что в цеху ничего не останавливалось, а деньги на зарплату шли.

Не знаю зачем, но супервайзер «коптилки» в рабочее время учил русский язык. Думаю, он ударился в это потому, что Стасис постоянно уверял его, будто на острове со дня на день введут второй государственный язык — русский. Слишком уж много рабочих на заводе говорили по-русски. К тому времени, когда я стал ходить к ним на подработку, начальник отправки копченого лосося уже знал слова «Завтра», «Хорошо», фразы «Говно погода» и «Тудэй до х*я пипл».

Стасис частенько брал меня к себе подработать пару-тройку лишних часов, потому что на заводе ставка была маленькой. Там я впервые увидел Кевина. Кевин был легендарной личностью. Он развлекался тем, что на своей спортивной машине подвозил до дому школьниц, не забыв по пути свернуть на природу и совершить с ними половой акт. Его ловили, судили за секс с несовершеннолетними, но каждый раз отпускали, потому что у него тоже была справка, что не все в порядке с головой. Он выходил и продолжал развлекаться, как и прежде.

— Смотри сюда. — Стасис заговорщицки подмигнул мне и показал на пачке с копченой рыбой надпись «Вес 150 г». — Кевин, сколько граммов рыбы в пачке?

— Сто пятьдесят, — улыбнувшись, ответил тот.

— А в трех?

— Триста пятьдесят!

— А в десяти?

— Примерно килограмм, — серьезно произнес местный половой гигант.

Ему был двадцать один год, работать он пошел с пятнадцати. За пару лет Кевин освоил погрузчик и умело вытворял на нем во дворе различные пируэты, причем иногда такие, что я с моим двадцатилетним стажем вождения не смог бы выполнить даже на легковой машине. Но к сожалению, это было все, что он умел. Остальное были инстинкты.

Как-то раз его поставили к нам в холодильник помогать грузить какой-то большой заказ. Двигался он медленно, постоянно путал коробки и на ручной погрузке только мешал. Помощник супервайзера забрал его от нас и поставил к роботам, где нужно было вывозить готовые поддоны на улицу в грузовик. Чтобы забрать готовый поддон, нужно остановить робота, зайти в зону его работы, вывезти поддон и снова включить робота.

Но Кевин все время путал последовательность кнопок, даже несмотря на то, что их было всего три и все они были разного цвета.

Первое, что происходило после нажатия им на какую попало кнопку, ошарашивало окружающих. Вместо остановки робот брал пустой поддон и с размаху надевал его сверху на полный. Раздавался хлопо́к, во все стороны разлетались рыба, лед и пенопласт, а потом все мы в течение тридцати минут разгребали последствия. Нам нужно было собрать разбитые доски от поддонов, куски пенопласта от коробок, рыбу, перепаковать все заново в двадцать четыре ящика, переклеить наклейки с разбитых коробок на новые и собрать лед. Завод в это время стоял. Когда это повторилось несколько раз, Кевину запретили подходить к роботам. Но это и все, чем он отделался. Если бы такое устроил я, меня бы уволили в тот же день.

Круче него был только Майк, который стоял на весах на линии и клеил наклейки на коробки с рыбой. У Майка не было никаких справок, и внешне он выглядел совершенно нормальным человеком. Его поставили на весы именно по той причине, что на общем фоне местного контингента он выглядел умнее всех. Может, потому, что носил огромные очки.

Наклейка же представляла из себя распечатанную самоклеющуюся бумажку, на которой указан сорт рыбы, ее вес, дата и, кроме всего прочего, штрих-код. Штрих-код — самая необходимая вещь для роботов, потому что это единственное, что они могут прочитать. Если наклейки наклеены не по центру коробки, криво или кверх ногами (так тоже бывает), робот сбрасывает коробку обратно и тогда ее нужно грузить вручную. На пенопластовом ящике, кстати, есть специальная выемка размером с наклейку, для того чтобы рабочему было легче «попасть в цель».

Мне кажется, что с такой задачей могла бы, наверное, справиться даже шимпанзе, но не тут-то было. Майк клеил наклейки как попало, а мы потом весь день переклеивали их на движущихся коробках, и не было такой силы, которая была бы способна заставить его начать это делать ровно и хорошо. Когда я злой как черт прибегал к нему в соседний цех, он улыбался и говорил: «Ok, Sorry» («Хорошо, извините»), но это ровным счетом не значило ничего. Он продолжал делать свою работу в том же духе и не понимал, почему я прибегаю к нему опять и опять. Через некоторое время я понял бесцельность своих хождений и смирился с тем, что для него это просто непосильная задача. Он тупо не может приклеить ее туда, куда нужно. Ну не может, и все.

Если прибавить к этому Майка, приходящего на работу пьяным, после ночи в пабе, тогда роботы просто останавливались и зависали — они не могли прочитать ту ахинею, которую распечатал для них наш загадочный друг. Хорошо, если он вдобавок не обкуривался травкой. Тогда наклейки надо было искать на днище коробки. Смешно? Только не для операторов чилла. В такие моменты наша работа действительно превращалась в ад.