Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2 Страница 18

Сейчас организация всякого рода “фруктовых” революций, заговоров для свержения законных правительств, подкуп оппозиции под видом защиты гражданских прав и свобод стали обычным явлением в международной жизни. В начале XX века подобные приемы не имели, однако, такого распространения, особенно среди членов клуба великих цивилизованных держав. Конечно, они время от времени вели друг с другом войны в порядке “продолжения своей политики, но уже иными средствами”, как учил Клаузевиц, и договаривались затем о разделе добычи в соответствии с тем соотношением сил, которое складывалось в результате войны. Однако все это происходило как бы в рамках этикета и к тому же с учетом разветвленных родственных связей между самими руководителями крупнейших государств. Из этого общего ряда временами выпадали “английские торгаши”. Но исключение лишь подтверждало общее правило.

Выход на арену германского рейха внес в эту традиционную картину серьезные изменения. Все началось с попыток Бисмарка натравливать итальянских революционеров на короля Виктора-Эммануила, чтобы заставить его вступить в войну с Австрией и облегчить ее разгром Германией в 1866 году. Линия эта была продолжена с еще большим размахом и, надо сказать, с немалым успехом в отношении России в ходе Первой мировой войны. Затем, в годы Второй мировой войны, немецкий генштаб вновь пытался организовать гражданскую войну против СССР с помощью власовской армии. В послевоенные годы этот же прием использовался немецкими наставниками американцев для разложения изнутри стран Варшавского договора и самого Советского Союза.

В декабре 1915 года германский посланник в Копенгагене граф Брокдорфф-Рантцау, которому было суждено сыграть немалую роль в отношениях Германии и России, представил в Берлин обширную памятную записку. В ней он указывал, что положение очень серьезное и что речь идет о дальнейшим существовании рейха. Если Германии не удастся разорвать кольцо Антанты, выбив из него одно из союзных государств, то война на истощение неизбежно закончится гибелью Германии. “Победа, однако, как и ее награда в виде первого места в мире, будет нашей, если удастся вовремя поднять революцию в России и таким образом взорвать коалицию. Пока царская империя в ее нынешнем составе не будет сотрясена, эта цель будет недостижима. Риск, конечно, велик и успех не обязательно будет гарантирован. Я ни в коем случае не недооцениваю последствия, которые может повлечь этот шаг для нашей внутриполитической жизни. Если мы в состоянии в военном смысле добиться окончательного решения в нашу пользу, то такой вариант, разумеется, был бы предпочтителен. В противном случае, по моему убеждению, нам остается только попробовать это другое решение”.

“Другое решение” немцы стали искать по прошествии всего нескольких месяцев после начала войны. С этой целью ими анализировалась и изучалась деятельность всех оппозиционных партий и группировок России, включая, разумеется, и большевиков. Фамилия “Ленин” появляется в немецких внутренних документах в первый раз 30 ноября 1914 года в связи с арестом группы социал-демократических депутатов Российской Государственной Думы. Докладывая об этом, агент немецкого МИД, некий Кескюла, молодой эстонец немецкого происхождения, сумевший втереться в ряды социал-демократов, сообщил, что арестованные являются сторонниками Ленина. Из Берлина последовали запросы передать дополнительные сведения о Ленине и большевиках. Кескюла прилежно строчил донесения, переводил ленинские статьи об империалистическом характере войны, о необходимости добиваться поражения в ней царизма, о “предательской линии” “меньшевиков-оборонцев”, о том, как важно превратить войну империалистическую в войну гражданскую. На Ленина и большевиков стали обращать все больше внимания.

Почему? Потому что все другие оппозиционные силы в России — слева направо — хоть и выступали против царского режима, но главным образом потому, что он, мол, плохо воюет с немцами. Берлин же искал того, кто будет не лучше воевать с Германией, а не побоится развернуть, невзирая на войну, революцию в России и выступить за немедленное заключение мира. В этом случае коварный замысел развала России изнутри, победы над ней и осуществления крупных аннексий мог и “выгореть”. С неизбежной в случае русской революции угрозой революции в Германии немецкое руководство считалось, но исходило из того, что с ней удастся совладать. Игра ведь велась ва-банк, на кону было будущее Германии, и готовность Берлина идти на риск была соответственно велика.

Но дело не исчерпывалось только этой готовностью, граничащей с авантюризмом. Гротеск возникшей ситуации буквально бьет в глаза. В Германии были и свои большевики, призывавшие к революции и свержению кайзера. Но русскому императорскому двору и российской политической элите и в голову не приходило связываться с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург или “Союзом Спартака” для того, чтобы свергнуть Вильгельма II, ускорить германскую революцию и таким способом вывести из войны Германию. Такая мысль, кстати, не занимала в ходе Великой Отечественной войны и Сталина, никогда не пытавшегося с помощью немецких коммунистов загонять немецких пленных в некую “освободительную” армию, как это делали немцы с нашими пленными, опираясь на изменника генерала Власова.

Есть и в политике границы, переход которых является подлостью, которую дорожащая своей репутацией держава совершать не станет. Германское руководство перед подобными подлостями никогда не останавливалось. И особенно много их случалось именно в германо-российских отношениях. На русском направлении считалось дозволенным то, что было запрещено в делах с другими европейскими соседями. Ибо Россия и славянство в соответствии с германской политической традицией считались как бы второсортными народами, а при Гитлере уже не просто второсортными людьми, а “недочеловеками”. Развязывание агрессивных войн, нарушения международного права и военные преступления, на протяжении многих десятилетий допускавшиеся Германией, имели столь же простое, сколь и лицемерное оправдание: речь, видите ли, шла о борьбе с варварской, отсталой Россией, которую изображали как угрозу всей европейской цивилизации. В отношении нее можно было позволить себе все или почти все.

Итак, где-то в конце 1915 года германский МИД и генштаб приняли решение попытаться “революционизировать” Россию. С этого момента немцы начинают нащупывать подходы к Ленину, жившему в тот момент в крайней нищете в Цюрихе и с величайшим трудом сохранявшему еще кое-какие нелегальные связи с Россией. Как вытекает из немецких документов, интерес Германии к большевикам долгое время не встречал никакой взаимности. Действовали они через некоего Парвуса (настоящее имя — Александр Гельфанд), в прошлом революционера, довоенного друга и единомышленника Троцкого с его теорией “перманентной революции”. Парвус, однако, был не столько революционером, сколько авантюристом и дельцом. Во время Балканских войн он заработал миллионы на контрабанде оружия и с той поры вел привольную жизнь, балуясь при этом революционными идейками. Он, как и большевики, хотел мировой революции и социалистической Европы, но считал единственным реальным путем к этой цели союз с Германией. По мнению Парвуса, Германия должна была “естественным путем” стать социалистической после прихода к власти там социал-демократов, которые и довели бы до победного конца войну с Россией, сделав ее после поражения тоже социалистической.

Подобные мысли, разумеется, всячески приветствовались в Берлине, и Парвус вскоре стал видным агентом влияния немецкой разведки в кругах российской оппозиции. Именно через него шли основные немецкие деньги, которые закачивались в Россию в подрывных целях. Однако Парвус был генералом без армии и тратил деньги по большей части впустую, хоть и поставлял немало интересной информации. Но на одной развединформации, как известно, далеко не уедешь.

В мае 1915 года жирный, весь в бриллиантовых кольцах и запонках Парвус, проживавший в элитном отеле “Baur au Lac”, отыскал Ленина с Крупской и Арманд за скромным ужином у деревянного столика в одном из бедняцких кафе и попробовал сделать ему “предложение”. Ленин тогда просто выгнал Парвуса, назвав его немецким шпионом, с которым не желает иметь дела. Но интерес немцев к Ленину после этого не только не исчез, но рос день ото дня. Ведь он призывал свергнув царизм, предложить всем воюющим державам мир при условии освобождения колоний и всех покоренных, угнетенных и бесправных народов. Если же империалисты отказались бы последовать этому призыву, тогда — революционная война, предоставление независимости всем угнетенным великороссами народам, всем колониям и зависимым странам Азии (Индии, Китаю, Персии и т. д.) плюс призыв к восстанию социалистического пролетариата всей Европы.