Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2004) Страница 18

В 1925 году Устрялов получает советское гражданство и становится начальником учебного отдела Китайско-Восточной железной дороги, находившейся в совместном владении Китая и России, а в 1928 году получает должность директора Центральной библиотеки КВЖД. Статьи Устрялова к этому времени приобрели большую популярность не только в среде эмиграции, но стали известны и в Советском Союзе. Отношение советского руководства к теоретическим изысканиям Устрялова иллюстрирует фраза И. В. Сталина, брошенная им на XIV съезде партии в декабре 1925 года: “Он служит у нас на транспорте. Говорят, что он хорошо служит. Я думаю, что ежели он хорошо служит, то пусть мечтает о перерождении нашей партии. Мечтать у нас не запрещено. Пусть себе мечтает на здоровье. Но пусть он знает, что, мечтая о перерождении, он должен вместе с тем возить воду на нашу большевистскую мельницу. Иначе ему плохо будет”.

В начале 1930-х годов устряловская концепция вновь претерпевает трансформацию. Свертывание нэпа, курс на политику индустриализации и коллективизации вновь заставили Устрялова пересмотреть теоретические положения своей доктрины. Создается впечатление, что известный публицист опять поставлен в тупик происходящими в России событиями. В 1930 году выходит его сборник “На новом этапе”, где мыслитель был вынужден признать — ожидаемого перерождения советской власти не произошло, концепция русского термидора себя не оправдала — русская революция не уподобилась логике развития революции французской, она развивается по своим законам. Таким образом, через десятилетие после своего полити­ческого разочарования в либерально-буржуазной идеологии в сознании Устрялова наступает новое разочарование и в экономических основах либерализма. В начале 1930-х гг. русский публицист окончательно расстается с убеждением относительно эффективности буржуазных экономических отношений и их прогрессивной роли в современном мире. Наблюдаемое в Европе огосударствление промышленности и повсеместное распространение планового подхода к экономическим процессам приводит Устрялова к мысли о закономерном повышении роли государственной власти в обществе, о том, что новый тип власти способен развивать национальную индустрию, создавая экономически эффективные государственно-хозяйст­венные организмы. Власть начинает выступать как “внеправовая и сверх­правовая сила, руководствующаяся в своих действиях соображениями государст­венной целесообразности” (“Понятие государства”).

1930-е годы в жизни Устрялова являются идейно самыми плодотворными и философски наиболее интересными. В этот период выходят такие работы, как “Этика Шопенгауэра” (1927), “Итальянский фашизм” (1928), “Hiс Rohdus, hiс salta!” (1929), “Две веры” (1929). Именно в это время Устрялов оконча­тельно сформировался как зрелый мыслитель, исповедующий собственную философию, отстаивающий оригинальный взгляд на ход исторического развития и на процессы политических изменений в России и Европе. Появле­ние принципиально иных идейных течений, кризис либерально-демокра­тического сознания, крах идеи парламентаризма, бурный рост национализма и этатистских настроений в Европе — всё это побудило русского мыслителя осмыслить данные процессы и отразить свои мысли в ряде принципиально важных для понимания его мировоззрения работ: “Проблема прогресса”, “Понятие государства” (1931), “Элементы государства” (1932), “Германский национал-социализм” (1933), “От нэпа к советскому социализму”, “Само­познание социализма”, “Наше время” (1934).

По мнению Устрялова, в мире складывается принципиально новая социально-политическая система, первые контуры которой обрисовала Октябрьская революция 1917 года в России, приход к власти фашистов в Италии и национал-социалистов в Германии. Новая система знаменует собой победу идеи государственности над разлагающими нацию принципами парла­ментской демократии. Диктатура как метод политического управления являет собой более совершенное выражение природы и логики социальных отношений. При этом мыслитель считает коммунизм этатистски более перспективным политическим режимом, чем фашизм и национал-социализм:

“…Принцип активного и всемогущего государства в гораздо большей степени воплощен в СССР, нежели в Италии или Германии”2.

2 июня 1935 года, после продажи КВЖД Маньчжурии, Устрялов с семьёй возвращается в СССР. Его поразили глобальные перемены в стране — отстраивание нового государства, мощного в экономическом и военно-политическом отношениях. “Немногие месяцы пребывания моего в СССР, — пишет он в Наркомат путей сообщения, — завершают процесс перестройки моего сознания в направлении к генеральной линии партии и советского правительства”. До 1937 года Устрялов работает профессором экономической географии в Московском институте инженеров транспорта, читает доклады, готовит программу государственного права для Юридического института, сотрудничает в центральной печати. В 1936 году он начинает регулярно писать статьи для газеты “Известия”, поддерживает политику коллективизации и индустриализации, выражая при этом свое восхищение Сталиным: “Сталин — типичный национал-большевик. В области внутренней политики удается этатизировать всё народное хозяйство: назовем это социализмом, дело не в словах”.

Однако восхищение советской властью не уберегло Устрялова от политических репрессий. 6 июня 1937 года он был арестован по обвинению в том, что с 1928 года якобы являлся агентом японской разведки и проводил шпионскую работу, а в 1935 году будто бы установил контрреволюционную связь с Тухачевским. 14 сентября 1937 года Устрялов был осужден по сфабрикованному обвинению в шпионской и террористической деятельности и в тот же день расстрелян. Захоронен на территории Донского монастыря в Москве. Процесс его посмертного восстановления в правах завершился реабилитацией 20 сентября 1989 года.

Рассматривая политическую философию Н. В. Устрялова, необходимо помнить о том, что центральной проблемой всей послереволюционной русской эмиграции стало осмысление истоков, смысла и перспектив Октябрьской революции 1917 года. В связи с этим Устрялов интересен не только как свидетель эпохи и её пассивно-публицистичный описатель, но и как человек, попытавшийся схватить эпоху мыслью, подвести под события философскую основу, “офилософствовать” принципиально важный и интереснейший период в истории России. Речь идет о такой важнейшей стороне вопроса, как проблема эволюции политического режима (советской власти) в рамках одной идеологической парадигмы (коммунизма). Внутренняя политико-идеологическая трансформация власти, пытающейся казаться идейно монолитной и последовательной — вот основной предмет внимания Устрялова. Основа устряловской мысли, смысл его политической философии следует усматривать в симбиозе следующих начал: с одной стороны — это представление о историко-политическом развитии, пони­маемое в духе Г. В. Ф. Гегеля (по форме); с другой стороны — консервативный взгляд на природу общества и государства в трактовке, близкой Ж. де Местру и К. Н. Леонтьеву (по содержанию). Творческое сочетание этих двух идейных интенций позволило Устрялову сформулировать свой оригинальный фило­софский подход к оценке политической действительности.

Рассмотрение политико-философских идей Устрялова следует начать с его анализа принципов развития исторического процесса. Пути жизни, по его мнению, “всегда извилисты”, “кривы”, “глубоко диалектичны”3 и включают в себя постоянное внутреннее противоречие, борьбу различных тенденций, главными из которых выступают противостояние и столкновение сил добра и зла. В устряловской концепции наблюдается своеобразная этическая реабилитация зла: “…В конкретном процессе истории добро и зло так переплетены взаимно, что каждое историческое явление по необходимости смесь этих двух начал”4. Взаимопереплетённость добра и зла приводит к тому, что в процессе исторического творчества “относительное зло может стать орудием добра”, а значит, нравственной задачей каждого человека должно являться стремление всячески способствовать этому процессу5. Сама правда, по Устрялову, представлена в двух ипостасях — как “предельная правда Божия” и как “правда в её естественном и нормальном, объективном, жизненном воплощении”6. Эти два воплощения правды на протяжении истории постоянно борются между собой: “Правда в своем законном, конкретном объективно-историческом воплощении сталкивается с правдой в её чистом, отвлечённом, абсолютном выражении”, а значит, попытки реализовать идеализированное представление о правде могут помешать реализации принципов конкретной правды7.

Вслед за этим русский публицист обосновывает также борьбу, разру­шения и жертвы, которые являются необходимым условием развития человечества, ибо “только наивность либо лицемерие могут отрицать оправданность борьбы”. Суровость и жестокость борьбы, по Устрялову, глубоко оправдана тем, что в конечном итоге она приводит к достойным целям (“Наше время”). Знаменитый тезис “цель оправдывает средства”, рассматриваемый как квинтэссенция макиавеллизма, Устрялов трансфор­мирует в мысль о том, что “цель оправдывает жертвы”: “Жертвы оправданны только тогда, когда они — реальные и необходимые средства к достойным целям”8. Русский мыслитель придерживается также мысли о том, что история является “самой жестокой из всех богинь, влекущей свою триумфальную колесницу через горы трупов” (“На новом этапе”).