Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте Страница 19

В июне, когда Тибор только-только начал приспосабливаться к свободам американской жизни, Советский Союз попытался выжать западных союзников из Западного Берлина, установив военную блокаду. Объединенные Нации инициировали воздушный мост, чтобы снабжать население города. В течение следующих пятнадцати месяцев Соединенные Штаты и их союзники использовали грузовые самолеты, чтобы доставить жителям Западного Берлина более двух миллионов тонн еды и продовольствия в рамках борьбы с блокадой. Между тем феномен, известный в дальнейшем как «железный занавес», продолжал изолировать восточноевропейские страны – сателлиты России. Для Тибора и остальных бесчисленных новоприбывших из Средней Европы Соединенные Штаты стали не просто убежищем от нацистских лагерей; они выступили заступником свободы и врагом деспотичной России.

11

У Тибора был выходной, и он прогуливался по Верхнему Ист-Сайду, когда внезапно увидел в окне магазина содовой молодого человека, поразительно похожего на Нормана Фраймана. Он встал как вкопанный и принялся разглядывать парня. Да нет, не мог это быть Норман: ну каковы шансы, что Норман будет работать за кассой в магазине содовой совсем рядом с квартирой Тибора? Столько всего случилось с момента их последней встречи. Но это и правда был Норман, выполнявший всякие мелкие поручения в магазине своего дяди.

Норман чуть не выронил поднос с напитками, когда узнал такое знакомое и давно забытое лицо. Несколько секунд он молчал. Затем они обнимались. Норман и надеяться не смел, что когда-нибудь вновь увидит Тибора. После произошедших с ними потрясений и даже последовавшей за ними удачи рассчитывать вновь встретить старого друга из Европы, особенно в таком колоссальном мегаполисе, как Нью-Йорк, казалось легким сумасшествием. Но сейчас, менее чем через год после расставания, они чудесным образом нашли друг друга.

Тибор стал частым гостем в доме дяди и тети Нормана. Когда бы он ни пришел в магазин, Норман всегда делал ему малиновый сельтер, венгерское лакомство. А когда у них совпадали выходные, парни отправлялись в «Гуляш Булевар» на Семьдесят девятой и Второй авеню, в самом сердце «Маленькой Венгрии» Нью-Йорка.

Верхний Ист-Сайд кишел иммигрантами из Польши, Чехии, Германии и Венгрии, и многие из них были евреями. Плотные улочки были забиты синагогами, ортодоксами в черных пальто, кошерными мясными лавками и бородачами, играющими на скрипках на ступеньках многоквартирных домов. Но Нормана и Тибора куда больше интересовали американцы, особенно американские тинейджеры. У них были деньги на кино, содовую и одежду. Они ходили на танцы босиком и плясали линди. У самых везучих были машины: о таком и мечтать нельзя было в старом мире. На религию им было наплевать, она была, скорее, факультативом, нежели обязанностью. И это тоже привлекало Тибора и Нормана, потому что они оглядывались назад, на ужасы Холокоста и войны, и им казалось, что религия – и даже бог – подвели их.

Оба подростка были, без сомнения, отрезаны и от своей культуры, и от традиций своего народа. Норман потерял всю семью. Тибор потерял Илонку, родителей, кузенов и кузин, дядьев и теток, дом, дело своего отца и вообще почти всех, кроме брата и сестер. Ни один, ни второй не ощущали никакой связи со странами, в которых выросли. Когда Норман спросил Тибора о Пасто, тот ответил, что если по чему и скучал там, так это по синему костюму, который отец подарил ему на тринадцатый день рождения.

Как-то днем после обеда, когда Тибор зашел в магазин к Норману, тот попросил его прогуляться с ним по одному делу. «Долго не займет, составишь мне компанию».

Они прогулялись по улице до магазина одежды, которым владел друг дяди Нормана. Норман окинул взглядом Тибора сверху вниз, затем снял с вешалки отличный синий костюм. «Примерь», – и скрылся на складе.

Тибор надел пиджак и штаны. Мягкая шерсть скользила по коже. Тепло и удобство костюма доставили ему такое удовольствие, что Тибора даже передернуло от мысли, что его надо будет снять. Он все еще наслаждался собой в зеркале, когда вошел Норман и хлопнул его по плечу.

– Выглядит здорово. Пошли!

– Я не могу себе этого позволить.

Норман ухватил его за руку: «Все в порядке, пошли».

Тибор не знал, что сказать. «Но это же дорогой костюм», – пробормотал он.

Норман и слышать ничего не хотел. Их дружба была важнее какого-то костюма. Он вытащил Тибора на улицу.

12

Отель «Марсель» на Бродвее и Сто третьей был точкой сбора иммигрантов и тех, кто их искал. Одиннадцатиэтажное здание в стиле боз-ар из кирпича и камня, в свое время, в начале века, оно было выдающимся архитектурным элементом города. Но к концу 40-х его изысканные железные и терракотовые украшения выпали из моды. Публика побогаче предпочитала более современные здания, и различные благотворительные организации снимали целые этажи под новоприбывших иммигрантов. Немодный «Марсель» стал вскоре убежищем для чехов, русских, поляков, румын и других беженцев из Европы.

Исаак Гоффман часто бродил по обширному лобби отеля, прислушиваясь к знакомым языкам в надежде найти друзей или друзей друзей. Место было любопытное, конечно. Очень часто он видел, как оборванцы-иммигранты читают, поют, молятся и рассказывают анекдоты на родных языках, а какие-то мужчины в костюмах записывают их. Зачем? Исааку было непонятно. Кто они, архивоведы или торговцы? Какой им прок от записанных голосов старого мира? Прояснить это не было возможности. Что он знал точно – ему сказали, – так это что за выступления не платили.

Именно в «Марселе» Исаак снова встретил Тибора Рубина. Он, естественно, не ожидал увидеть маленького венгра в старом отеле, но совершенно не удивился, завидев его в модном костюме. С ним был Норман Фрайман, что слегка скрасило случайную встречу. И все же Исаак чувствовал себя неуютно. Было в Тиборе что-то загадочное, что-то, что он утаивал от окружающих, и это выделяло его на фоне остальных. Он казался Исааку одиночкой даже в компании с Норманом.

Исаак стал чаще видеться с Тибором и Норманом. Все трое ходили на танцы и встречались с общими подружками. Ходили в отели со специальными «ТВ-комнатами», где сидели с другими иммигрантами и как завороженные часами смотрели на дивное изобретение, пусть даже не понимая ни слова из того, что там говорили. За довольно короткий промежуток времени венгр перестал быть ему чужаком. И вот однажды, за чашкой кофе в «Марселе», Тибор между делом заявил, что планирует записаться в американскую армию.

На секунду воцарилось напряженное молчание.

– Да иди ты! – засмеялся Норман.

– Серьезно.

– Ты же не гражданин США, – заметил Исаак. – По-английски читать не умеешь. Говоришь еле-еле.

Тибор вел себя так, будто это все не проблема. «С тех самых пор, как солдаты спасли меня от нацистов, я пообещал себе, что верну им долг».

Исаак не мог поверить своим ушам. «Мне казалось, мы приехали сюда, чтобы сбежать от всего этого, нет?»

Тибор помотал головой: может да, может нет. Еще раз повторил, что это данное себе обещание.

Норман подтолкнул Исаака в руку. «Ну что тут поделать, парнишка хочет поиграть в солдатики».

Они продолжили забрасывать Тибора вопросами. Зачем рисковать жизнью? Ему что, войны не хватило? Он что, правда хочет оставить семью? А он знает, что его могут отправить за океан? Что, если его отправят в Германию?

Тибор отказывался признавать их доводы: он уже все решил. Исаак предпочел не верить ему. Тибор же шутник, он и половины не делает из того, что говорит. Норман согласился. Сказал, что как только в его жизни появится правильная девочка, Тибор и думать забудет, что когда-то собирался нацепить униформу.

Чего, впрочем, Тибор не сказал друзьям, так это что он уже попытался записаться в армию. Полгода назад он побывал в призывном центре на Манхэттене. Сержант хвалил прелести службы в армии, но Тибору плевать было на отдых, на образование или даже на содержание: в тот момент ему просто хотелось записаться. Затем его отвели в класс, выдали тест с несколькими страницами вопросов с вариантами ответа. Тибор никому не сказал, что ни слова не сможет прочитать по-английски. Он расставил отметки в случайном порядке. Разумеется, провалился.

– Э, да ты только что из Европы, – с улыбкой сказал сотрудник центра. – Давай-ка подучи язык и приходи через полгода, снова попробуешь.

Тибор последовал совету. Он вернулся в возрасте девятнадцати лет, мог уже поддержать беседу на английском и прочитать газету. И все равно провалился, набрав еще меньше баллов.

13

Имре Рубину пришлось ждать еще год, прежде чем ему разрешили присоединиться к Тибору и Глории Пикарек в Соединенных Штатах. Но они обменивались письмами, и ребята постарались, чтобы, как только он получил необходимые бумаги, его приезд в Штаты оказался максимально удобным. За этот год он два раза успел съездить в Швецию, где теперь жила его сестра Эдит, эмигрировавшая после того, как нацисты обменяли ее в начале 45-го на медикаменты.