Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии Страница 21

15 декабря 1448 года Собор русского православного духовенства по прямому предложению Василия II Темного избрал другого митрополита — епископа Рязанского и Муромского, Иону, разумеется, без санкции Константинопольского патриарха.

С тех пор более ста лет Московские митрополиты избираются епископами на Руси без рукоположения Константинопольского патриарха. Если принимать всерьез такие вещи, как Апостольская преемственность, Божественная благодать и рукоположение, придется признать: русская православная Церковь на долгое время перестает быть Апостольской. То есть внешние-то формы, конечно же, сохраняются, но именно что внешние. Благодати, идущей от Апостолов, не было в русской православной Церкви; не было весь период, пока она «лаяла» Константинопольских патриархов за «латынство» и не желала поддерживать связи с остальными православными.

В самой же Московской Руси, впрочем, действия местных епископов и Великого князя Василия оказалось очень популярным.

После кончины митрополита Ионы и поставлении преемника митрополита Феодосия, но еще при жизни Василия II (примерно в 1461–1462) неизвестный автор написал «Слово избрано от святых писаний еже на латыню и сказание о составление осмаго сбора латыньского и о свержении Стидора прелестного и о поставлении в Рустей земли митрополитов, о сих же похвала благоверному великому князю Василью Васильевичю всяа Руси».

В этом длинно, коряво названном, таком же корявом по смыслу сочинении греческое православие объявлялось покрытым «мраком тьмы», и ему противопоставлялось «правильное» православие, русское. Василий II же объявлялся новым Владимиром и вместе с тем и новым Константином. Претензия нешуточная, но падение Константинополя в 1453 году очень подтверждает все претензии русских православных. Столица православия приняла Унию и почти сразу оказалась захваченной «погаными»! Можно ли представить себе более убедительное доказательство кары Господней и неправедности Константинополя?!

Мусульмане, вряд ли желая этого, оказали огромную, хотя и «медвежью», услугу Московской Руси: в конце XV века все православные страны, кроме Руси, оказались завоеваны магометанами. Вот подтверждение правильности выбранного пути: Господь сохранил истинную, правильную, праведную… называйте как хотите, православную Церковь, а неправедная, греховная, погрязшая в «латынстве» — пала.

После Флорентийской Унии и падения Константинополя Московия, по своему собственному мнению, оказывается в центре православного (тем самым и христианского) мира. А московский царь занимает место византийского императора — хранителя и блюстителя истинной веры.

Это убеждение в своей исключительности и единственности, конечно же, очень архаично и не имеет ничего общего с христианством. Христианство по определению наднационально. Цитировать Христа насчет «Несть ни эллина ни иудея пред ликом Моим» стало навязшим в зубах общим местом. Но ведь христианство не может быть племенной верой или некой истиной, открытой только для «своих» по национальному или по этнографическому признаку. А если становится — это уже не христианство. Нет и не может быть никакого такого «национального христианства» по определению.

На западе Руси, кстати, это прекрасно понимают. Убедившись, что в Москве не шутят и что действительно московские епископы самовольно выбирают себе особого митрополита (то есть фактически ставят себя вне остальной Церкви), в 1458 году от Московской митрополии откололись епископства русской православной Церкви в Литве. Константинополь дал русским православным другого митрополита, и этот митрополит снова сел в древней столице, в Киеве. С этих пор православная Церковь в Юго-Западной Руси подчиняется собственному митрополиту и находится под омофором[29] Константинополя.

Назовем вещи своими именами: Московская митрополия откалывается от православной Апостольской церкви. И тогда православная Церковь Западной Руси откололась от Московской митрополии и осталась в составе Апостольской церкви.

Фактически это означало далеко не только то, что Московская Русь считает себя свободной от Флорентийской Унии.

Но действие русского государства в лице Василия II Темного имело еще несколько последствий, и притом несравненно более глобальных:

1. Скандальное объявление Московской патриархии независимой, т. е. автокефальной. Так сказать, объявление с позиции силы.

Любопытная деталь: официально на Руси патриаршество введено только в 1589 году. Больше ста лет Московская митрополия, вопреки всем каноническим законам, существовала де-факто как автокефальная патриархия. И никого в Московии не волновало, что это совершенно незаконно!

2. Разрыв не только с католицизмом, но и с Византией и всем европейским православием.

3. Объявление своей версии православия единственно верной, и отрицание права других на существование.

Есть старая шутка: «Быть святее Папы Римского». Не знаю, как насчет Папы, а вот быть большим православным, чем Константинопольский патриарх, Василий Темный сумел. Великий князь в своем наивном, первобытном зверстве был от души убежден, что ни какому-то там Константинопольскому патриарху, даже не всему Вселенскому собору, а именно ему, Великому князю Московскому, дано познание Истины. Причем Истины в последней инстанции.

Кстати, позже патриарх Никон будет вести себя так же, как и Василий Темный. Когда ему потребуется реформировать русское (читай: московское) православие, он обратится к авторитету восточных патриархов. Пусть они подтвердят, что креститься необходимо, складывая щепотью три перста, а не два!

Восточные патриархи отнюдь этого не подтвердят, а Константинопольский патриарх Паисий даже утверждал, что вообще неважно, сколькими перстами креститься и благословлять, лишь бы и «благословляющий и благословляемый помнили, что благословение исходит от Иисуса Христа»[30].

Но это не помешало Никону поступить так, как он считает нужным, при этом прямо опереться на авторитет царя, поставив мнение главы государства выше, чем мнение высших иерархов православия. Государству виднее.

В Европе XI–XIV веков священники первыми начали относиться к труду как к делу доблести и чести и тем подавали пример всёму обществу.

На Руси в XV столетии появились люди, думавшие почти так же. Нестяжатели получили свое название потому, что выступали против «стяжания» Церковью земель и другого имущества. Мало того что Великие князья щедро одаривали Церковь и землями, и крепостными мужичками, и казной. Люди небедные, готовясь перейти в мир иной, жертвовали Церкви с тем, чтобы святые старцы отмолили грехи этих людей.

Вообще-то православные пообразованнее часто гордятся тем, что на Руси не было торговли индульгенциями — бумажками об отпущении грехов. Католическая Церковь исходила из того, что у нее за века молитв и подвигов святых людей есть как бы некий резервуар святости, и из этого резервуара можно черпать, искупая любой, даже самый страшный грех. А раз так, почему бы не продать часть этой святости за деньги? Пусть грешник заплатит малость, и тогда на него изольется благодать… созданная вовсе не этим человеком, а святыми людьми за десятилетия и века. Грех побольше?

Придется заплатить побольше, потому что тогда для искупления греха надо будет потратить больше чужой святости. За супружескую измену платишь золотую монету, за преднамеренное убийство — сотню… катись, ты уже чист и безгрешен!

Страшненькая идея? Еще бы… Но чем лучше то, что делала официальная русская православная Церковь? Перед концом земного пути плати нам, человече. Мы помолимся, изольем на тебя накопленную нами благодать, и войдешь ты в Царствие Небесное… нашими молитвами. То есть молитвами толстого игумена спастись, пожалуй, трудновато, да зато у нас в земляной яме святой подвижник сидит. Так ты, грешник, плати давай отцу игумену, а уж отец игумен разъяснит подвижнику, за кого надо молиться, и сколько[31].

Решительно не вижу, чем эта практика отличается от практики продаж индульгенций. Та же самая индульгенция, спасение чужим трудом, за деньги. Только здесь разовая индульгенция, попроще форма.

Нестяжатели полагали, что каждый может спасти душу только личным трудом, персональным усилием и рук, и души. И что нет иных путей спасения. Лидер несяжателей, Нил Сорский, основавший скит на реке Соре, завел у себя режим неустанного труда. А если к нему приходили за спасением души миряне, Нил накладывал на них послушание — трудиться или принуждал к покаянию. Личностному, самостоятельному покаянию, стоянию перед Богом. Это было дешево, но требовало затрат личного времени, душевных сил и труда.

Сторонники официальной Церкви называли себя иосифлянами по имени своего лидера, Иосифа Волоцкого (1439–1515).