Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии Страница 22

Сторонники официальной Церкви называли себя иосифлянами по имени своего лидера, Иосифа Волоцкого (1439–1515).

В своем монастыре Иосиф охотно принимал материальные дары и освобождал дарителей от бремени грехов молитвой братии. Общение с Иосифом Волоцким могло вылететь в копеечку, но зато не требовало ни усилий мысли, ни работы души, ни физического труда.

Верховным арбитром в богословских спорах, как заведено на Московии, стал Великий князь Иван III. С одной стороны, Иосиф Волоцкий возглашал Божественную природу царя, который только «естеством» подобен человеку, «властию же сана яко от Бога». Волоцкий призывал подчиняться Великому князю и выполнять его волю, «как если бы Господу работали, а не человеку». Нил же Сорский неуважительно полагал, что у Великого князя душа такая же, как и у всех людей, и спасать ее надо, как и всем.

Но и в проповеди Нила Сорского было нечто ну очень полезное… Нил Сорский и другие нестяжатели ничего не имели против отнятия земель и другого имущества у монастырей и Передачи их государству. Это было так привлекательно, что Иван был готов уже поддержать нестяжателей на церковном Соборе 1503 года.

И тогда иосифляне двинулись на Москву. Не в переносном — в прямом смысле слова. При жесточайшем подчинении низших высшим в системе иосифлян им не было трудно собрать буквально десятки тысяч людей, многие из которых даже не очень понимали, что происходит. Непрерывно анафемствуя и проклиная Ивана III, полчища иосифлян двигались к Москве, на церковный Собор.

Когда Иван III узнал об этом, он страшно разгневался. Зная характер Великого князя Ивана, можно быть уверенным — иосифлянам не сносить головы. Речь шла уже не об отнятии земель у монастырей, о самой жизни тех, кто покусился изрыгнуть хулу на священную особу.

Но сам гнев обратился против пожилого уже князя. С Иваном случился «удар», а говоря современным языком — инсульт. Отнялась вся правая половина тела: правая рука, правая нога, правый глаз, правое ухо. Естественно, и сам Иван, и его современники истолковали «удар» однозначно — как Божью кару. Царская длань, уже занесенная над иосифлянами, опустилась, не ударив.

Нестяжатели, конечно же, никуда не исчезли, но и выше уже не поднялись.

Учение нестяжателей обсуждалось на церковном Соборе 1531 года и было там осуждено — не было больше у них высочайшего покровителя. С тех пор оно считалось еретическим, но после смерти Нила Сорского учение об отнятии у Церкви земель подробно обосновал Вассиан Патрикеев. Многие идеи нестяжателей использовал духовник Ивана IV Сильвестр, а уж для еретиков середины — конца XVI века (Артемия, Феодосия Косого и других) нестяжательство оказалось очень ценной идейной подпоркой.

Наивно, конечно, считать, что, прими тогда, в 1503 году, Иван III сторону нестяжателей, и все волшебно изменилось бы, что и Московское православие, и вся Московская Русь мгновенно переменились до неузнаваемости. Но тогда, на рубеже XV и XVI вв., Московская Русь могла сделать шаг в сторону европейского пути развития и не сделала. От одного шага, конечно, изменилось бы не все абсолютно, но все же…

Принятие идеи «молись и трудись, тогда спасешь душу» означало бы, что рядовой человек не передает кому-то свои проблемы, а решает их сам.

А если мы о ересях… В конце концов, не лично Господь Бог объявил ересью учение нестяжателей. Это сделали люди, и не самые лучшие люди. Сам Господь не явился в столпах пламени и в грохоте и не объявил громовым голосом, что Он Сам почитает за истину. Позволю себе усомниться, что в этом споре еретиками были именно нестяжатели. Очень может быть, ересью было учение русских торговцев индульгенциями — удивительных московских христиан, поклонявшихся собственному царю. Может быть, пора говорить всерьез о «ереси иосифлян»?

Любое государство нуждается в обосновании своих претензий. Хотя бы тем, что оно — очень большое и сильное. Как писалось в официальных заявлениях Российской империи второй половины XIX века: «Для решения спорных вопросов между Российской империей и Британией, а также стремясь к дальнейшему расширению пределов Империи… войска вступили в пределы Кокандского ханства…»

Конечно же, Московское государство нуждалось в обосновании своих претензий. За отсутствием реальных прав на земли всех русских и оснований для надувания щек приходилось эти основания выдумывать.

Ранние версии Большого Московского Мифа по неизбежности отличались от более поздних. Единственными частями этого мифа, сохранившимися во всей красе, являются архаичное представление о племенном единстве славян и их обязанности подчиняться Москве. И, конечно же, представление об особой роли Руси-Московии в мире, ее исключительности и превосходстве над прочими землями. Остальные составляющие мифа были отброшены позже, как не соответствующие никаким сведениям о мире и не способные выдержать хотя бы самую робкую критику.

Но в XVI веке, тем более — в глухом и диковатом захолустье, совсем не обязательны были осмысленные аргументы, имеющие своим основанием науку; не было нужно вообще никакое рациональное осмысление реальности. В основу тогдашнего ББМ оказались положены две нехитрые истории: о происхождении Ивана Грозного от императора Римской империи Августа и о невероятной древности христианства на Руси, в том числе — в Московии.

На рубеже XV–XVI вв. в Московии род Рюрика начали выводить из Римской империи, считая его потомком императора Августа. На встрече с польскими послами Иван Грозный вполне серьезно, даже с «законной» гордостью поминал, что его род идет от «сродника Августа-кесаря». История не сохранила свидетельств того, как отреагировали поляки. Вообще-то послу не пристало веселиться, услышав, что уважаемый монарх, с которым ведутся переговоры, — прямой потомок Небесного Бегемота или что он брат Солнца и Луны. В конце концов, умение управлять мышцами лица входит в число качеств, необходимых для дипломата. Послы европейских держав сохраняли зверскую серьезность, ведя переговоры с турецким султаном — братом Солнца и Луны — и с вождем африканского племени кано, потомком ну очень большого, истинно небесного Бегемота.

Общаясь с Иваном IV, царем Московским, польские послы, наверное, тоже не позволили себе усомниться в сообщаемых сведениях. Веселиться они начали, наверное, если и не в Кракове, то уж по крайней мере не раньше, чем вернулись на свое подворье в Москве.

Этот миф еще красочнее Ивана Грозного, происходящего от Августа: что побывал, тоже в евангельские времена, на Руси Андрей Первозванный. По одним версиям легенды (более достоверным), побывал он в греческих городах Причерноморья: Карикинтии и Пантикапее. По другим, уже вполне фантастическим версиям, он побывал и в Киеве… Вернее, на том месте, где много позже встал Киев. И что Андрей Первозванный предсказал возникновение могучего христианского государства на Восточноевропейской равнине. Легенда обрастала подробностями, известны несколько ее версий, по большей части совершенно фантастичные.

Принимая послов от Папы Римского, Иван Грозный говорил им, и тоже вполне серьезно: «Мы с самого основания христианской церкви приняли христианскую веру, когда брат Апостола Андрей пришел в наши земли… а когда Владимир обратился к вере, религия была распространена еще шире»[32].

Рим гордился древностью своего христианства. В Рим веру принес Апостол Петр, лично видевший Христа, в евангельские времена. I век по Рождеству Христову считался официальной датой христианизации Рима. Сомнительная легенда про пришествие Андрея Первозванного как бы уравнивала Москву с Римом… да и с Константинополем.

Легенда заставляла учащенно биться сердца и выпячивать грудь: ведь если принимать всерьез легенду, то православная Церковь в Московском государстве идет с Апостольских времен, у ее первоистоков стоит фигура не менее значимая, чем Апостол Петр. Русские приобщились к христианству в то же время, что Римская империя и независимо от нее. Ни Рим, ни Константинополь не имеют права первенства, и не от них шла христианизация Руси, а непосредственно от Апостолов.

Есть в этом очень пикантная деталь, имеющая прямое отношение к теме книги. В конце концов, по легенде, Андрей Первозванный вовсе не добирался в своем странствовании до Москвы и произносил свое пророчество с гор над Днепром. Там, где сейчас стоит Киев. Возникает элементарный, прямо-таки детский вопрос: а почему, собственно, в пророчестве речь идет именно о Московии? Почему «могучее христианское государство» — это не Киевско-Новгородская Русь? Не Новгородская республика? Не Великое княжество Литовское и Русское, наконец? Действительно, какие основания у московитов считать, что пророчество имеет к ним хотя бы малейшее отношение?