Дуглас Адамс - Лосось сомнений (сборник рассказов, писем, эссе,а так же сам роман) Страница 22

Аргументы в пользу сохранения генетического разнообразия планеты могут показаться несколько абстрактными для тех, кто только что потерял весь свой урожай, необходимый для прокорма семьи, или же лишился кого-нибудь из родных. В конце концов, охрана природы не может быть навязана местному населению чужаками, не принимающими жизненных нужд этого самого местного населения. Если кто и будет заботиться о первозданности природы, так это именно местные жители. А кто-то другой должен позаботиться и о них самих.

Намеченный нами маршрут пролегал время от времени по землям великих национальных парков «Восточный Тцаво» и «Западный Тцаво», и именно к людям, обитающим по их периметру, мы и держали путь, желая увидеться с ними и помочь. Сто тысяч фунтов стерлингов, которые мы намеревались собрать в ходе нашей экспедиции, должны были пойти на строительство классных комнат, библиотек и благоустройство поселков. Мы хотели пробудить в местных жителях заинтересованность в деле охраны природы, показать, что, если это создает для них проблемы, мы готовы помочь с решением, предложив проекты, способные принести местному населению конкретную материальную выгоду.

Когда мы приблизились к первой же деревушке, во главе нашей процессии шел одетый носорогом Тодд Джонс. Все участники экспедиции по очереди наряжались носорогом, шествуя в таком оригинальном костюме по часу. Мы очень быстро научились распознавать, кто же в тот или иной момент расхаживает в носорожьей шкуре. Это определялось по специфической походке «носорога». Если носорог шел медленно, то им был Джайлз.

Внешне Джайлз был похож на актера Хью Гранта и последние несколько лет автостопом путешествовал по Африке, причем весьма оригинальным способом — с собственным парашютом за спиной. Его методика путешествий автостопом заключалась в том, что он появлялся на каком-нибудь летном поле с этим самым парашютом, напрашивался на борт самолета, вылетавшего в подходящем для него, Джайлза, направлении, а затем, когда какое-нибудь местечко под крылом самолета казалось ему достойным внимания, прыгал вниз, раскрыв над головой купол. Его подруга вроде бы была топ-моделью. Раз в несколько месяцев она выясняла, где он находится, вылетала туда на самолете, приводила своего приятеля в порядок (это только мое предположение) и отправляла его в свой гостиничный номер.

Если носорог двигался этакой иноходью, то не оставалось никаких сомнений в том, что под его личиной скрывается не кто иной, как Том. Том был высок и вызывал у меня такое чувство, будто только что сошел со страниц книг Вудхауса, с цветом лица, совершенно не соответствующим Африке. Его отличала дружелюбная аура, присущая британскому мелкопоместному дворянству. На мой вопрос, откуда он родом, Том ответил: «Шропшир».

Если же носорог шагал деловой походкой, это означало, что удивительным африканским животным оделся Тодд. Он не относился к числу безумных англичан, потому что был валлийцем. Тодд отвечал за носорожьи костюмы и первоначально носил их в опере, специально для которой они и были сшиты. Во время оперных спектаклей ему приходилось таскать на спине тяжеленных дамочек-сопрано. Тодд рассказал мне, что когда-то давным-давно мечтал стать ветеринаром, но в конечном итоге стал исполнителем ролей различных животных. Каждый раз, когда на телеэкране вы видите фильм, передачу или рекламу с участием актера, наряженного животным, знайте, что скорее всего это Тодд.

— Я участвовал в постановке «Льва, колдуньи и платяного шкафа», — сообщил он мне. — Угадайте, кого я там играл?

Вечером Тодд показал мне фотографии членов своей семьи. Среди них был прекрасный снимок жены, а также младшей дочери, малютки-сына и, конечно, его самого. Тодд позировал, причем очень убедительно, в наряде ярко-голубого кентавра.

Когда носорог-Тодд прошествовал впереди нас близ какой-то деревушки, невесть откуда вывалила целая толпа африканских ребятишек. Они устремились прямо к нам, что-то напевая, пританцовывая и скандируя: «Но-со-рог! Но-со-рог!»

Скоро дети облепили нас со всех сторон и несколько последних сотен ярдов эскортировали до того самого места, где они приготовили для нас встречу со всем населением деревушки на главной ее площади. Встречать нас вышла вся деревня. Мы сидели и наблюдали за местными жителями, тяжело дыша от жары и обливаясь водой из бутылок. Юное поколение устроило нам настоящее импровизированное представление — танцы и хоровое пение. Все это исполнялось с предельной искренностью и непосредственностью.

Когда я говорю о детях, я имею в виду не только семилетних, но также и тех, кому семнадцать. Странно, что в английском языке нет подходящего слова для обозначения всего этого возрастного диапазона — семь — двенадцать лет. Подростки? Слишком покровительственно. Детишки? Конечно же, нет. Молодежь? Нет, это слово ассоциируется лично у меня с такой ситуацией, будто ты ворвался на склад и стибрил там что-нибудь. Что ж, остается слово «дети». Пусть дети.

Дети сочинили песню про носорогов, которую тут же исполнили для нас. Под шумок Джайлз перехватил носорожью эстафету у Тодда и вскоре присоединился к молодежному, то есть детскому танцевально-песенному ансамблю, закружившись в вихре неподдельного веселья, прежде чем тайком улизнуть за ближайшее дерево, чтобы по-быстрому курнуть сигаретку.

После этого все мы — уже с меньшим энтузиазмом — высидели ряд выступлений-спичей местных начальников, которые те решили толкнуть в нашу честь. Впоследствии, где бы мы ни оказывались, местные патриархи с великим удовольствием устраивали такие вот официальные встречи.

Постепенно до меня стал доходить истинный смысл использования костюма носорога. Прибытия «носорога» и «Носорожьей альпинистской экспедиции» в каждой следующей деревушке уже ждали и порою задолго готовились к ее встрече. Это было величайшее событие года, карнавал, фестиваль, праздник. Встреча с нашим «носорогом» запоминалась на долгие годы. Особо памятным событием она становилась для детишек, которые еще долго вспоминали ее. Не будь носорога, кто бы запомнил встречу с какими-то там англичанами в шляпах.

Затем нас отвели в местную школу. Подобно большинству африканских деревенских школ, она была собрана из шлакобетонных блоков и достроена лишь наполовину. Окна и двери являли собой просторные зияющие отверстия. Мебель также не отличалась замысловатостью — несколько рахитичных скамеек и пара столов, установленных на козлах, заваленных десятками картинок с изображениями диких животных — работы здешних юных художников. Нам была отведена роль компетентного жюри и спонсоров, одаривающих призами талантливые работы. Призами были бейсболки с эмблемой нашей экспедиции, и хотя лауреатами нашей премии становились далеко не все, такие шляпы получили все без исключения жители деревни. Как только нам удастся собрать необходимое количество денег, мы сможем завершить обустройство классной комнаты.

Когда мы наконец покинули деревню, дети еще долго — несколько миль — танцевали, идя вместе с нами, смеялись и распевали свои импровизированные песенки — один из них начинал, а другие тут же подхватывали.

Слова кажутся какими-то старомодными, верно? Что за сентиментальная наивность — говорить о детях танцующих, поющих и смеющихся, когда все мы прекрасно знаем, что в реальной жизни наши юные особи огрызаются и принимают наркотики. Однако эти дети-малыши-подростки и все остальные, с кем мы встретились во время нашей экспедиции, радовались так, как мы, люди западной цивилизации, просто стесняемся веселиться.

Наконец из виду скрылся последний африканский ребенок. Сопровождающий нас «лендровер» медленно проезжает мимо нас, раздавая «фанту» и «колу». Наш фотограф Джим, сидящий на «корме» автомобиля, фотографирует нас своим «Кэноном EOS 1», которым я пожелал завладеть с первого взгляда. Голландец Кейс, наш видеооператор, устанавливает на своем плече легкую видеокамеру «Сони», чтобы тоже запечатлеть нас. Сомневаюсь, что где-нибудь на Западе вам удалось бы найти целую сотню ребятишек, так азартно отплясывающих и так искренне, от души поющих и веселящихся.

На следующий день я дебютировал в костюме носорога. Я для него слишком велик, и мои ноги совершенно абсурдно торчали из-под брюха носорогого животного. Поэтому я скорее всего был похож на гигантскую креветку. Внутри костюма стояла жара, духота и неистребимый аромат застарелого пота. Все это малоприятно лишь до поры, пока не приступишь к делу. Тодд шагает рядом, решительно вознамерившись вовлечь меня в долгую беседу. Спустя какое-то время до меня доходит, что он просто проверяет, в каком я состоянии и не грохнусь ли от духоты в обморок. Тодд славный человек, и я ему очень симпатизирую. Он любит заботиться о людях, но еще больше заботится о сохранности костюма носорога.