Андрей Буровский - Правда и вымысел о советских евреях Страница 23

Патер Мабли прав — все европейское Средневековье евреи были иностранцами в любой стране проживания. Французское общество оказалось первым обществом, которое способно включить в свой состав евреев — для этого нужно было счесть религию частным делом каждого и определять «своего» по гражданству страны, а не по национальному признаку.

Но ведь и французские евреи, в конечном счете, приняли другое решение, когда отвечали на вопросы Наполеона: не быть во Франции «принципиальными иностранцами», а стать «французами Моисеева закона». И французы и евреи сделали выбор.

Такого выбора в Польше никто евреям и не предоставлял, но ведь и они не особо стремятся что-либо переменить в своей жизни.

«…жизнь в гетто (в Западной и Центральной Европе. — Д.Б.) и в местечке отличалась и психологически. Жизнь в гетто была городской и космополитическ°й; жизнь в местечке была деревенской. Несмотря на ограничения связи с внешним миром, евреи гетто могли поддерживать с ним контакт, могли общаться с учеными, коммерсантами и финансистами. В то же время евреи из местечка имели дело лишь с невежественными крестьянами и глупыми, чванливыми и необразованными землевладельцами-феодалами. Евреи на Западе были в курсе последних достижений науки, участвовали в политических движениях. Восточные евреи погружались в бездну мистицизма и суеверия… Евреи в Польше, России и Литве были частью мира деревень и крестьян». Так с разухабистостью журналиста разделывается с евреями Восточной Европы мистер Даймонт (и не забудем, как низко ценится евреями «принадлежность к миру деревень и крестьян»).

Искать ли причину в отсталости Восточной Европы? Но в XIII–XIV веках вся Испания, и в том числе испанское еврейство, стояла на гораздо более низкой ступени интеллектуального и культурного развития, чем Польша в XVIII веке, а сефардам это вовсе не помешало активно участвовать в общественной и политической жизни.

Не говоря о Хазарском халифате VIII–IX веков. Не говоря о Египте Птолемеев. Не говоря о Вавилонии VI века до Рождества Христова. Может быть, все-таки не только культурная отсталость тут срабатывает, но и другой национальный характер? Национальный характер еврейского народа, говорящего на идиш, живущего в штетлах, происходящего от хазар по крайней мере процентов на семьдесят?

В наши дни становятся популярны «герменевтические» исследования — изучение «тайной», или «закрытой», истории человечества. То есть истории каких-то тайных орденов, закрытых групп, в идеологию и практику которых почти невозможно проникнуть и которые-то, как «выясняется», и управляют человечеством, направляя его историю.

Что миром правят масоны — не уверен, но факт: вся еврейская история, а особенно история евреев ашкенази, по крайней мере до середины XIX века, — это «герменевтическая», закрытая от мира история. Не потому, что евреи подчиняются тайному Мировому правительству или масонам, построившим Иерусалимский храм. И не потому, что «они» сознательно не допускают иноземцев до изучения этой истории (захоти русские изучать еврейскую историю! Представляю, какой восторг у евреев это бы вызвало!). А потому, что их история никому ни за чем не нужна. Евреями просто не интересуются ни русские, ни поляки, ни литовцы, ни австрийские и прусские немцы.

Просвещение-Гаскала с ее идеей приобщения евреев к европейскому просвещению в XVII веке еще вызывает какой-то интерес… Но в основном не к еврейскому народу и к его истории, а скорее к тем отдельным интеллектуалам, «салонным евреям», которые сумели войти в немецкое общество и рассказать о своей приверженности иудаизму на хорошем немецком языке. Интересны и попытки евреев модернизировать жизнь своих общин по европейскому образцу… Интересно уже из гражданских побуждений: на глазах возникает новая общность немцев — «немцы Моисеева закона». Но общество христиан даже в Германии очень плохо представляет, чем живет еврейское традиционное общество.

То есть и между христианскими народами не всегда хватает взаимного понимания. Немцам не очень понятно, что такое икона Матки Бозки Ченстоховской и п°чему за нее так цепляются поляки. Полякам может быть плохо понятно, почему русские так любят неудобный, чересчур холодный Петербург и не хотят принимать католицизма. Но границы между национальными культурами христиан проницаемы. Тем более что есть между этими народами взаимное уважение и есть вполне реальный практический смысл — учить языки друг друга, знакомиться друг с другом.

Особого уважения традиционная еврейская жизнь не вызывает. Уж да простят меня потомки евреев, но чересчур она «туземная» — грязная, нелепая, далекая от соблюдения элементарных культурных норм. Что видит поляк, русский и немец в «штетле»-местечке? Грязные кривые улочки, обшарпанные домишки, все ту же грязь и полчища насекомых в домах, нелепую и тоже не всегда чистую одежду, полную невоспитанность большинства обитателей местечка.

Опасаясь обвинений в пресловутом антисемитизме, я приведу слова злейшего врага евреев, их писателя Шолома Рабиновича. В одном из его рассказов главный герой находит на станции немца — представителя торговой фирмы, который должен прожить близ станции несколько дней, и приглашает к себе на «штанцион». Вот немцу стелют постель, а он «чем-то недоволен, не нравится ему, видно, что перья летят, крутит носом и начинает чихать, на чем свет стоит!».[55]

И далее: «Поначалу, когда легли, слышу, мой немец спит, не сглазить бы, сладко, храпит как-то странно, сопит, как паровоз, свистит и хрипит, как недорезанный бык, и вдруг вскакивает, кряхтит. Ойкает, фыркает, почесывается, плюется и ворчит, потом поворачивается на другой бок, опять храпит, сопит, свистит и снова вскакивает, плюет и ворчит… И так несколько раз подряд, а потом как спрыгнет с кровати, и я слышу: мой немец швыряет на пол одну подушку за другой и с особенной злостью произносит какие-то странные, непонятные слова: «Цум тейфель! Сакраменто! Доннер-Веттер!» Подбегаю к дверям, смотрю в щелочку: мой немец стоит на полу в чем мать родила, скидывает подушки с кровати, плюется и сыплет проклятиями на своем языке — спаси Господи и помилуй!

— В чем дело, — говорю, — господин немец?

И отворяю дверь.

Тут он как налетит на меня с кулаками, уничтожить хочет… Хватает за руку, подводит к окну и показывает, как всего его искусали, потом выгоняет меня и захлопывает дверь.

— Какой-то сумасшедший немец! — говорю я жене. — Чересчур изнеженный! Показалось ему, что его кусают, так он уж из себя выходит!»[56]

Немец оказался хитрый и отомстил еврею очень хитро: слал ему письма, «забывая» полностью оплатить доставку, и бедняга доплачивал от 12 копеек и до 1 рубля 12 копеек за счастье прочитать целую порцию преувеличенных благодарностей за замечательный «штанцион».

За посылку еврей заплатил и так уже 2 рубля 24 копейки… А там портрет немца со всей семьей! «Он! Немец с длинной своей шеей, высокой шляпой и трубкой во рту! К портрету приложено письмецо, по-немецки, конечно же, опять все то же, благодарит за «штанцион», за наше гостеприимство и добросердечие, которых он ни в жизнь не забудет… На что способен человек! Сгореть бы ему! Можете себе представить, чего только не пожелали мы ему от всего сердца! Хоть бы половина сбылась, Господи милосердный!»

Так что за полчища клопов отплатил немец сполна. Рассказ этот, как и большинство рассказов Шолом-Алейхема, довольно смешной. Но трудности, с которыми сталкиваются иностранцы, знакомясь с жизнью местечка, описаны у него очень выпукло. Приведу еще один отрывочек:

«Нужно признаться, что Шолом до того времени и понятия не имел, что за столом нужно соблюдать какие-то правила — в обыкновенном еврейском доме до них никому и дела нет. В обыкновенном еврейском доме все едят из одной тарелки: попросту макают свежую халу в жирный соус и едят. В еврейском доме средней руки не знают никаких особых законов и правил насчет того, как сидеть за столом, как пользоваться ложкой, ножом, вилкой. В еврейском доме для соблюдения приличий достаточно оставить на тарелке недоеденный кусочек рыбы или мяса, а сидеть можно как угодно и есть сколько угодно, даже ковырять вилкой в зубах тоже не возбраняется. Кто мог знать, что на свете существует какой-то этикет?»[57]

Еще раз подчеркну — хорошо, что это пишет писатель с фамилией Рабинович, а не Иванов, не то визгу про антисемитизм поднялось бы до самых небес.

Кроме того, учить иврит или идиш, общаться с евреями «на их территории» просто незачем. То есть кучка ученых священников и профессуры на кафедрах иудаистики изучает иврит и арамейский, чтобы читать в подлиннике Священное Писание. Но это — профессиональная работа кучки интеллектуалов, буквально нескольких тысяч человек на все три страны — на Германию, Польшу и Россию. И этим людям тоже в общем-то незачем общаться с евреями, даже с Виленским Гаоном.