Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин Страница 23

— А вдруг бы я был особенным совписом? Мобуть, я целоваться умею хорошо?

— Но отчего ты думаешь, — резонно отвечал я, — что это уникально? Отнюдь. Вот Генеральный наш секретарь, лауреат Ленинской премии, замечу, по литературе, так целовался, что его до сих пор на заборах вместе с Хоннекером изображают. Да и, несмотря на статью, наши гордые советские граждане, подпадавшие под неё, никогда не сдавались.

— О! — задумался мой товарищ… — Дай помечтать…

— Ну, неужели ты думаешь, что я такой тупой, что не понимаю, что это мечта? А? Неужели ты думаешь, что я не знаю, что этот Небесный Союз Писателей не стоит мессы? Я ведь сам мечтал обо всём этом наборе писательского благополучия сам, много лет назад, и слёзы текли у меня по лицу, потому что когда я поступал в Литературный институт, то написал точно такой же текст, но наполненный надеждой, а не горечью кладбищенского прощания. Самый лучший миф — не связанный с реальностью. Мы все эмигранты, бродим по выдуманным литературным парижам, чистим по вечерам сабли с анненскими темляками и стряхиваем пыль с газырей. И дома у нас никакого нет — ни там, ни здесь.

— Но мы ведь не одни, — сказал с надеждой Пронин.

— То и дело, что не одни. Есть и хуже нас — те, что играют в вымышленных писателей, выдают друг другу корочки с тиснением, а то и с орденом Ленина и надписью «Союз писателей», устраивают перевыборные собрания и собрания отчётные, а потом отчётно-перевыборные. А потом приходят к нашему Государю на манер отставного чиновника Мармеладова и просят денег, и ведь знают, что денег им никаких не дадут, а всё равно просят, и скорбь в их глазах, а в волосах соломинки, будто они ночевали на сенных барках.

— Ай, ужас! Ну так дай мне в поддых, дай! — заголосил Пронин.

— В поддых я тебе не дам. Сам мне дай, — злобно ответил я. — Оттого что лень, хотя нельзя, конечно, не дать — в этаких-то обстоятельствах. А литература суть семя мужское в буковках — и бабочки, изблёванные из уст твоих, всё суть заместитель семени. А коли ты истребишь в себе зависть, откажешься от жизни плотской, коли семенем своим превращённым писать станешь, такой Пастернак лошадиный с арабскими кровями польётся из тебя, такие мраморные мухи Мандельштама посыпятся — только держись, и будет тебе с того счастье. Большая цистерна пива на колёсиках, целая детская коляска денег и маленький домик в Переделкино в придачу. Кстати, кроме домика в Переделкино тебе ещё дадут пожизненный номер из особого фонда Дома творчества в Малеевке. А потом ещё прилетит к тебе голубой человек внутри вертолёта «Чёрная акула» и подарит батарейки вместе ящиком мороженого «Бетмен и Робинс», и твоя музыка станет, наконец, вечной. Правду говорю я тебе, верь мне.

Бить я тебя не буду, потому что и сам такой. Всё тебя слушал и думал: пусть всё вернётся, и будут резвиться непуганные писатели — и я среди них наикращий, потому как не напиваюсь пьяный и, может, тем любезен буду народу. И в Переделкино на моём плече будет спать прекрасная поэтесса, и говорить: «Вова, они все пьяные скоты, залечи мою истерзанную душу».

— Да, Переделкино! — оживился Пронин. — А вот в Матвеевском?

— Конечно, в Матвеевском. Но ещё и на Новокунцевском.

На этих словах мы разошлись, довольные друг другом.

Потом товарищ мой умер.

А я вот — живу.

05.03.2018

​Ночной разговор (О Капице и Гордоне в рамках их образовательных передач)

Если таблетки падают на пол, значит они уже не нужны.

Рамон Гомес де ла Серна

Много лет назад, как-то ночью я смотрел телевизор и наблюдал, как с Гордоном и Бестужевым-Ладой беседует Капица. Культуролог Бестужев-Лада половину передачи с надрывом говорил, что он одной ногой уже в могиле (дело происходило лет за пятнадцать до его смерти), нет места ему под солнцем, вот-вот и умрёт он: «Вы меня слушаете, я вам говорю, нет мне перспективы в жизни, я уже отжил своё».

Я же думал о другом — самое забавное, что, по сути, Гордон со своей передачей, выходившей в 2001–2003, был наследником Капицы. А передача его имени — наследницей «Очевидному-невероятному». Конечно, у Капицы было много естественно-научного, а у Гордона в ночи по большей части сидели гуманитарные учёные (хотя бывали и всякие). И всё же у Капицы бывал Тур Хейердал со своими папирусными лодками, археологи рассказывали про древние цивилизации, обсуждалась история «Слова о Полку Игореве». Понятно, что в «Очевидном-невероятном» моего детства не обсуждали Христа и детективные бестселлеры — ну так и время было другое.

Впрочем, Капица был человек героический, и дело не в той безупречной стилистически истории, когда он отнял у маньяка топор, а, скорее, в его кадровой позиции в табели массовой культуры — как сына своего отца.

Для меня «Очевидное-невероятное» было не передачей, а символом.

Во-первых, это была ностальгия.

Во-вторых, Капица всё же потомственный лектор, прекрасный популяризатор. Он рисовал в прямом эфире правильные графики. Дело в том, что в телевизоре издавна, с появлением первой стоматологической рекламы, повелось рисование графиков, без указания отложенных по осям координат величин. Это были просто графики, и кривая, совершив пологий взлёт, означала не что-то, измеренное в числах, а просто счастье и процветание.

Капица сообщал зрителю, что откладывается по осям графика, который он показывает на экране, каков масштаб, а графики гостей Гордона часто напоминали те самые кривые кислотно-щёлочного баланса из рекламы: сине-красные, со звоном врезающиеся в ослепительный зуб. Было понятно, что Гордон честно отрабатывал название своей передачи — это была передача не про удивление очевидным и поиски невероятного, а передача про Гордона, так она, собственно, и называлась.

Это был телевизионный проект про необязательные разговоры.

Через какое-то время новый ведущий пообтесался, приобрёл уверенность и начал проецировать на учёных настоящих и мнимых стиль своей давнишней утренней радиопередачи с его личными идиотами. Идиоты звонили в эфир и были лёгкой мишенью для острот ведущего. Та передача была действующей моделью общества за стеклом, и, видимо, именно поэтому Гордон так ненавидел «За стеклом», а «За стеклом» была замечательным началом — на месяц, кажется, опередившим куда более профессионально сделанную передачу «Последний герой» — передачу такую же упырскую.