Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6439 ( № 46 2013) Страница 24

На языке отечественного чиновника всё это называется не агломерационным переустройством, не реформой управления, а привычным словом оптимизация . Со всеми вытекающими отсюда драматическими последствиями.

Теги: переустройство , агломерация

Осуществивший детскую мечту

Алексей Смирнов. Иван Цветаев. История жизни. - Санкт-Петербург: ВИТА НОВА, 2013. – 364 с. – 1000 экз.

Пролистав первые страницы книги "Иван Цветаев", бросаешься искать аннотацию, чтобы узнать что-нибудь и про автора. Узнаёшь: Алексей Евгеньевич Смирнов – учёный, прозаик и поэт, литературовед и автор книг для детей. И понимаешь, каким образом академическая точность, богатый научный аппарат издания сочетаются с простотой и изяществом стиля, лёгкостью языка и ненавязчивым психологизмом. А главное – в книге явлен живой, достоверный и убедительный образ человека, имя которого до сих пор известно в основном филологам и искусствоведам.

...Иван Владимирович Цветаев умер сто лет назад. Через год после открытия музея, на создание которого были положены 20 лет его жизни. В приложении опубликована его статья о Генрихе Шлимане – гениальном самоучке, пустившем всё своё состояние на детскую мечту о мифической Трое и откопавшем-таки гомеровскую Грецию. Этой лекцией профессор Московского университета открывал свой курс истории греческого искусства. Он прошёл по следам Шлимана, был и в Тиринфе, и в Микенах и так же страстно поклонялся античной классике. И ещё, так же как Шлиман, И. Цветаев был сыном бедного сельского священника.

Автор прослеживает родословную Цветаевых от родоначальника – бесфамильного пономаря Владимирской губернии – до своего героя – генерала, тайного советника, директора Музея изящных искусств. Село Талицы под Иваново-Воскресенском, сельский батюшка, четверо сыновей-семинаристов, ранняя смерть матери семейства. Вкусив прелести бурсацкой жизни, Иван Владимирович тем не менее с нежностью вспоминает о смотрителе училища Чуриловском, «замечательно-добром и разумном старце», привившем ему на всю жизнь любовь к латинской литературе. Эта любовь привела его на классическое отделение Петербургского университета и определила направление всей его жизни.

Иван Цветаев казался скромным, достаточно консервативным человеком, очень добросовестным исследователем – его магистерская диссертация содержит сравнительный анализ двадцати трёх (!) вариантов рукописей Тацита. А на студенческой фотографии поражают его волевое лицо и уверенный, даже властный взгляд – этот точно знает, что ему надо, и своего добьётся.

Цветаеву минуло тридцать. Он – профессор Московского университета, почётный член Петербургского университета, награждён медалью Российской академии наук. Позади неудачная любовь к некой «гордой деве». Он сватается к барышне Иловайской, дочери известного историка. Не сразу, но по зрелом размышлении Варвара Дмитриевна решает, что «и семейная жизнь при известных условиях может принести счастье». И счастье действительно поселяется в их доме в Трёхпрудном переулке. Именно под влиянием жены – красивой, музыкальной, создавшей в доме атмосферу артистического уюта, – Цветаев делает поворот «от древней литературы к античной вещи». Его книга, плод тринадцатилетних трудов, разошлась по России в количестве 1 (одного) экземпляра! Нет, он мечтает о более широкой аудитории, с которой он будет делиться сокровищами древней культуры, – и это желание в конце концов приводит его к мысли о создании в Москве музея изящных искусств.

Выбрать произведения искусства, заказать копии, создать, как сказали бы сейчас, «художественный проект» вполне под силу профессору-классику, но найти в городе место для музея, возвести здание, а главное, добыть под всё это деньги – для этого нужны совсем иные качества, нежели любовь к Античности. Цветаев всё это делает – сам. Да, он заручился поддержкой московского градоначальника – великого князя Сергея Александровича. С его помощью к проекту были привлечены и внимание императора, и его финансовая поддержка. Но музей создаётся не на казённый счёт – министр финансов отказывает Цветаеву в средствах, и он обращается к благотворителям: создаёт связи, строит человеческие отношения.

Неутомимо ходит Иван Владимирович по богатым домам Москвы. Приходилось ездить и в Нижний, к богатым промышленникам, обманываться, получать отказы. Но цель достигнута – необходимая для начала дела сумма собрана, а в 1897 году происходит знакомство с главным «дарителем» – меценатом музея – «стекольным королём» Ю.С. Нечаевым-Мальцовым. Эстет, миллионер, гофмейстер двора, он на многие годы становится опекуном цветаевского детища – на его деньги закупаются коллекции, возводится здание, заказываются барельефы отделки[?] Что бы ни случалось – войны, забастовки, пожар, восстание в Москве – даритель аккуратно выплачивал на музей условленную сумму. «Нечаев-Мальцов на музей дал три миллиона, покойный государь – триста тысяч. Эти цифры помню достоверно», – вспоминает Марина Цветаева. «Цветаев-Мальцов» – так шутя называли обобщённую фигуру создателя музея!

Он победил – профессор-филолог. Преодолел равнодушие общественности, зависть и интриги коллег, коварство чиновников и разгильдяйство рабочих, удары судьбы и политические катаклизмы – 31 мая 1912 года Музей изящных искусств был открыт. Дело жизни свершилось. Дочь Марина так вспоминает отца в день открытия музея. «Чуть склонив набок свою небольшую седую круглую голову… явно не видя всех на него глядящих, стоял он у главного входа, один среди белых колонн, под самым фронтоном музея, в зените своей жизни, на вершине своего дела. Это было видение совершенного покоя».

А вот частная, семейная жизнь И.В. Цветаеву не удалась, по его собственному признанию. 10 лет семейного счастья с В.Д. Иловайской закончились внезапной смертью супруги на девятый день после рождения сына. Второй брак явился необходимостью – для пожилого вдовца с двумя маленькими детьми. С появлением Марии Александровны Мейн разрушенный быт восстановился, но не было уже изящества и радости, царивших в доме при обожаемой Ваве. Была ревность молодой жены – к покойной, всё ещё любимой. Может быть, больше, чем дети, объединял супругов музей, «наш гигантский младший брат» – называла его Марина. Но Ивану Владимировичу суждено было похоронить и вторую жену…

Алексей Смирнов чётко видит сюжет жизни своего героя, который дал Москве музей античного искусства – вторую в России после Эрмитажа коллекцию слепков и оригиналов греческой скульптуры. Все обстоятельства его жизни – даже «неудавшейся» семейной – стройно вписываются в этот сюжет. Тогда, в 1913-м, не знал Иван Владимирович, в какого поэта вырастет его строптивая Марина, как «ген искусства» отзовётся в его сыне Андрее – он станет замечательным экспертом-искусствоведом, и даже Мур, сын Марины, унаследует от деда особенность: начинать новую тетрадь дневника с прерванной фразы или даже слова, то есть не начинать, а продолжать уже написанное...

Хочется отдельно сказать об издании – спасибо «Вита Нова» – оно роскошно. Книга стилизована под старину, с «кожаным» переплётом, золотым тиснением, «муаровым» форзацем, овальной фотографией на обложке, шёлковой ленточкой-закладкой; оснащена богатейшим справочным аппаратом – от архитектурной терминологии до родословной семьи Цветаевых, редкими фотографиями. Невероятно – но в ней нет опечаток! Только тираж – 1000 экземпляров – не соответствует качеству и, думается, востребованности этого замечательного издания.

Теги: Иван Цветаев , музей изящных искусств

Ни одни духи не сравнятся с этим ароматом

Фото: РИА "Новости"

Марк ФУРМАН

Первооткрывателю  тюменской нефти, геологу  Юрию Георгиевичу Эрвье,  посвящается

Когда бываю в Кишинёве, всегда захожу в тихий неприметный двор на бывшей Комсомольской улице. Теперь он мало похож на маленький оазис, в котором прошло моё детство. Сейчас кругом лишь серый асфальт, а когда-то здесь росли груши и яблони, несколько абрикосовых деревьев, шелковица. Могиканом остался только старый орех - могучее дерево с ветвистым, склонившимся к крыше стволом. Густая крона ореха надёжно скрывает от солнца небольшую веранду и примыкающий к ней дом. Когда-то тут жила семья геологов Эрвье: отец, мать, бабушка, пятилетние двойняшки Саша и Маша, наконец, Юрка, учившийся в той же школе, что и я.

В нашем дворе только он имел два прозвища. Одни звали его Геологом, другие – Негром. На первое прозвище он охотно откликался, из-за второго часто лез в драку. Дрался Юрка отчаянно. Древней, как мир, мальчишеской традиции – драки до первой крови – для него не сущест­вовало.