Альберт Макашов - Трагедия СССР. Кто ответит за развал Страница 25

Иду с удовольствием:

1) это прогулка, а не сидение;

2) это общение с другими людьми;

3) это небо в окошке следователя.

Следователь Генпрокуратуры по особо важным делам («важняк») Прошкин Леонид Георгиевич. Заполнение анкеты. Тоже удивился, что не скрываю свою принадлежность к КПРФ. Оказалось, что из участвовавших в восстании членов ЦК партии я в тюрьме - единственный. Так мне и надо!

Сообщает мне следователь, что он прикомандирован сюда из Генпрокуратуры, что видел меня в работе на Кавказе, когда я разнимал там два народа, что относится ко мне с уважением. Спрашивает, контактировал ли я ранее с юристами. Нет. Готов ли я отвечать на вопросы? Да, но в присутствии адвоката. Разозлился: «А говорите, что не знакомы с Кодексом». Адвоката жена нашла в Коллегии адвокатов Московской области. Городские адвокаты отказались. Один из знаменитых юристов предлагал свои услуги бесплатно. Предупредили: доведет до процесса и продаст.

Мне повезло. Помогать мне взялся молодой в то время адвокат из Клинской коллегии Сай Валерий Васильевич. Напористый, честный, не жадный, русский. Он был для меня лучше, чем все знаменитости. Он переживал за меня, как родной, делал все - яне успевал переписывать и подписывать его бумаги. Он добивался у прокурора и следователя посещения. Как-то пришел в Лефортово и тихо спрашивает: «Альберт Михайлович, «Комсомольская правда» желает получить оценку ее работы». Отвечаю: «Подлецы, но талантливые.» За это редакция бесплатно снабжала моего адвоката газетами для передачи в Лефортово. Позже стал приносить мне охапку газет, которые потом просила читать и охрана. Яблоко, вынутое из кармана адвоката, было вкуснее любых заморских фруктов. Оно было от души.

Второго адвоката я даже не запомнил. Я ему не доверял. У моих коллег по санаторию «Лефортово» были другие защитники (список привожу по данным Интернета):

Руцкой А.В. - Иванов Юрий Павлович

Баранников В.П. - Штейнберг Дмитрий Давидович

Дунаев А.Ф. - Боровков Андрей, Маров Михаил

Хасбулатов Р.И. - Фомичев Владимир Андреевич

Константинов И.В. - Беляев

Анпилов В.И. - Львова Елена Юлиановна

Ачалов - Шуранкин, Маров Михаил

Адвокат Сай на свидании удивлялся: «Что у вас за товарищи такие?» Дело в том, что, когда он обратился к их адвокатам с предложениями о совместных действиях, те отвечали вежливо: «Нет, спасибо. Ваш подопечный - уголовник, а наши - политические. Так Сай в конце концов не вытерпел: «Мой - политический уголовник!»

Ну да хрен с ними. А Саю - спасибо!

Первая неделя в одиночке. Молчаливые прапорщики-надзиратели, постоянное чувство, что в «волчке» двери глаз. Физически ощущаешь его. Железная кровать без сетки, закрепленная табуретка, окно из непрозрачных стеклоблоков. Какой-то ящик над дверью. Наверное, для контроля. Отсыпался. Через три дня прапорщик спросил, почему не слушаю радио, и включил ящик над дверью. Лучше бы не включал. Все СМИ орали о предотвращенной гражданской войне, о мудрости Ельцина, о банде Макашова. Картавый Филатов требовал расстрела защитников парламента. Послушал и плюнул. Полнейшее опустошение.

Первую неделю отсыпался днем и ночью. Все время хотелось спать. Когда только привели в камеру, разделся, залез под одеяло. Сразу распахнулась дверь: «Подъем, спать днем нельзя!» Оказывается, лежать можно, но не раздеваясь. Что я и сделал. И уснул.

Леонид Георгиевич все понимал, все знал. На допросах часто говорил: «Ну а теперь не для протокола» и откладывал ручку. Конечно, рядом где-то писал диктофон.

Рассказывал смешные или страшные истории из своей практики.

Поскольку показаний я практически не давал, в сердцах однажды бросил:

- Если бы вас, генерал, судить по американским законам, по совокупности, - то вы бы получили лет сто тюрьмы.

Иногда меня от долгого молчания в камере прорывало, пытался настаивать на том, чтобы следствие вели и по стороне Ельцина. Говорил, что показания по делу об «организации общественных беспорядков» я не буду давать до тех пор, пока не будет возбуждено дело по факту «насильственного свержения конституционного строя» в отношении лиц, успешно его осуществивших. Размахивал Уголовным кодексом РСФСР - статьи № 13,14 (пока был в Лефортове, выучил и УК, и УПК. Жаль, поменяли сейчас «демократы» все статьи, приходится заново читать).

Статья 13. Необходимая оборона.

«Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии необходимой обороны, то есть при защите интересов Советского государства, общественных интересов, личности или прав обороняющегося или другого лица от общественно опасного посягательства путем причинения посягающему вреда, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны.

Превышением пределов необходимой обороны признается явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства».

Статья 14. Крайняя необходимость.

«Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересам, личности или правам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред».

«Важняк» слушал и затем спрашивал:

- Ну, а зачем вы пытались захватывать пункт управления, ближнюю дачу Сталина?

- Какой это пункт управления? Это погреб для засолки огурцов. А на даче Сталина в Кунцеве я давно мечтал побывать. Перед этой личностью преклоняюсь - был на его дачах в Тбилиси, был в Сухуми. Великий человек - и во всем, в том числе и в скромности жилья.

А однажды такой вопрос:

- Альберт Михайлович, вы не знаете, где 500 автоматов?

Оказывается, по приказу Гайдара у здания Моссовета вечером, кажется 2 октября, со склада МЧС было роздано москвичам-демократам 2500 автоматов. Оружие раздавали с машин без учета. В результате 500 из них назад не вернулось. Вот о них-то и спрашивал оперативник. Почему меня? Спрашивать-то надо с Гайдара и его К°? Где эти 500 стволов сейчас гуляют? В кого стреляют?

- Ну а зачем вы подписывали документы за Ачалова? И что ни подпись, то статья. Что, у Ачалова нога болела?

- Так я же был первый замминистра обороны.

- А вот и не первый, а простой заместитель.

Надо же, и здесь меня обошли. Интересно, для кого должность первого зама берегли? Для того, кто дома сидел?

Открывается дверь. Входят два-три прапорщика: «С вещами на выход!» Смены камер и сокамерников проходили по какой-то системе.

Первым «соседом» оказался полковник из управления МВД. Еще при советской власти украл 900 тысяч рублей (деньги 1990 года). Родом из Житомира. Жена его приносила передачи редко. Видно, мстила за измену и деньги. Сидеть с ним было тяжело. Паек в Лефортове солдатский, то есть сытный. Сосед съедал все за несколько минут. Хлеб бросал в туалет. На мое замечание спросил: «А вы, генерал, видно, из крестьян?» Я оставшиеся куски возвращал при раздаче пищи.

В нижней трети двери камеры есть форточка, через которую подается миска. Толи по соображениям безопасности, то ли чтобы унизить заключенного, но, если хочешь получить еду, надо низко наклоняться. При желании можно увидеть и лицо за дверью. Первую неделю по лицам выдававших еду прапорщиков было видно, что они считают меня опасным преступником. С ненавистью смотрели, зло. Видно, сильно радио с «тельавиденьем» поработали. Но ведь и правдивая информация о происшедшем тоже со временем расходилась - слухами земля полнится. Так что позже я смог наблюдать отрезвление. По взгляду, по жесту, по нескольким случайным словам я видел в тюремщиках сомнение, а после - и уважение. Достаточно скоро стал «авторитетом», хотя никаких усилий к этому и не прикладывал.

Веселая полная женщина-прапорщик, раздававшая пищу, как-то говорит мне: «Альберт Михайлович, подайте мне ваши мисочку с кружечкой» - и выдает мне взамен эмалированную посуду и кружку с цветочками. Сосед полковник с обидой:

- А с чего это вам такие почести?

- Потому что я - генерал - пострадал за народ, а вы, полковник, - за деньги.

Обиделся. Дали ему в конце концов восемь лет, а новым моим соседом по камере стал майор из охраны Шереметьева-2. Хороший парень, доброе лицо, воспитанный. Но как сейчас все в добытчиков превратились, так и он не удержался - не смог отказаться от шальных денег и попался.

По ночам в тюрьме много разговоров.

Да, в тюрьме чувства обостряются как нигде. Одна-две фразы, услышанные по дороге из камеры на допрос, одна реплика конвоира, когда ведут на прогулку, - и вот уже удивляешь адвоката, пришедшего на свидание, своим анализом обстановки на воле.