Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6512 ( № 23 2015) Страница 28

Есть одна особенность такого диалога, точно подмеченная на одном из съездов мировых и традиционных религий Президентом Казахстана Н.А. Назарбаевым.

Он сказал: "Желание одной культурной традиции навязывать свои ценности другим культурам никогда не приведут к взаимопониманию. Напротив, жёсткая культурная экспансия вызывает не менее жёсткое сопротивление. Только уважение к историческим традициям других народов, справедливость и искренность в отношениях цивилизаций, религий и народов способны создать мир согласия и духовности".

Бесстрашие писателя, который в силу индивидуальности своего труда, один на один не просто встречается с экзистенциальными глубинами мира, но ещё и описывает их, всегда поразительно по сути своей. И сталкиваясь с миром сегодняшним, миром разорванной причинности, писатель так же как во времена Гомера, гол и беззащитен перед хаосом реальности. Но эта постоянная предельность человека и беспредельность чистого листа белой бумаги и создаёт то напряжение, что именуется литературой, тем колоссальным младенцем, который качается в колыбели между бездной прошлого и бездной будущего. Эта аллюзия из раннего набоковского намекает на многое.

У нас несколько практических тем, но я не хотел бы сводить их к сугубому утилитаризму, а скорее привязать кусочек высокого неба к нашим сегодняшним очевидностям.

Потихоньку тает плеяда блестящих переводчиков. И нам стоит подумать не о глобальных проектах, а скорее о малых практических шагах. Мы сегодня обогащены знанием мира не в пример прошлым десятилетиям, но есть рецепты не устаревающие. В поездках в Китай я всегда брал с собой двухтомник академика Алексеева и начитывался в Поднебесной его строками о китайской литературе. Почти 90 лет назад Алексеев писал о трудностях перевода в трёх измерениях:

А. просто невежество;

Б. улучшение и украшательство;

В. принципиальная сложность.

Почти непреодолимая трудность для перевода китайской классики – когда за плечами поэта или писателя стоит четырёхтысячелетняя традиция, принципиально закрытая для иностранца. Возникает соблазн примитивизации – перенасыщенный по литературным ассоциациям и реминисценциям текст превращается в банальный внешне перефраз вечных тем. Между тем его простота и банальность – это банальность космической ракеты.

Признаемся открыто, что и значительная часть наших переводов весьма подвержена этой болезни. В частности, в переводах казахская поэзия XX века часто превращается в примитивные экзерсисы на уровне провинциального любителя-графомана.

Эта общая банализация переводов – проблема, которую можно преодолеть по двум причинам. В отличие от китайской литературной традиции культурный контекст намного ближе. Во-вторых, расширение спектра и литературного, и лингвистического, и культурологического, и этносоциального анализа позволяет тоньше и глубже понять сокровенный, дознаковый смысл возникшей поэтической эмоции. Думаю, что важнее всего качество, а не количество переводов. Полагаю, что это проблема решаемая. Ведь блестящие переводы европейской литературы дают пример. И не всегда для перевода Рильке самому нужно быть Пастернаком.

В своё время структуралист Кнорозов остроумно заметил, что между отправителем текста (в нашем случае писателем) и получателем (в нашем случае читателем) есть фигура перехватчика (в нашем случае литературного критика). Роль литературной критики в разные эпохи менялась, и присутствующим здесь подлинным мэтрам это хорошо известно. Нам сложно браться за решение глобальных задач, но дискуссия о проблемах литературной критики могла бы закончиться некими прагматическими выводами. По крайней мере я на это надеюсь и кое-какие соображения по этому поводу есть.

Когда-то основатель тартусской семиотической школы, давно ставшей фактом истории, а не живой науки, сказал фразу по сложности смыслов просто гениальную: «Факты выплывают из семиотического пространства и уплывают с изменением культурного кода эпохи». Эпоха с её культурными кодами исчезла в сумраке ночном. Новые коды и ветры требуют расшифровки, требуют изменения оптики. Потому и форматы литературного диалога очевидно должны меняться. Серьёзный казахстанско-российский литературный альманах мог бы заложить фундамент не только для литературного, но и для культурологического диалога в целом. Через полгода после встречи мы держим в руках первый такой альманах. Также в этом году откроем ежеквартальное приложение о современной казахской литературе на страницах «Литературной газеты».

В этом году мы постараемся через спонсоров отметить лучших переводчиков и литературных критиков Казахстана и России, которые внесли наибольший вклад в наш культурный диалог.

Однако моя задача не в том, чтобы уходить в эти локальности, а скорее в том, чтобы придать импульс взаимно уважительному движению навстречу.

Мы живём в особое время. Его трудно назвать осевым, потому что ни Будды, ни Сократа, ни Лао Цзы на горизонте не видно. Но всё же это необычное время. Когда полвека назад постмодернисты начали свои лексические и семантические полёты, мало кто предполагал, насколько далеко они ушли вперёд – ушли в наше столетие. И сегодня, когда налицо постмодернистская разорванность сознания, когда вместо мира категорических силлогизмов нас встречают каждое утро и каждую полночь клубящиеся в тумане ризомы, кажется, наступает время новой великой литературы. Истина, по-видимому, умерла, но на смену пришло нечто иное.

Одна из великих критиков XX века Сьюзен Сонтаг выразила эту мысль более изящно: «Может быть, некоторым эпохам нужна не истина, а более глубокое чувство реальности, расширение области воображаемого». Может быть, и так.

Это предощущение большого литературного взрыва, даже если оно и обманчиво, заставляет взглянуть на современную литературу немного иначе, нежели 10–15 лет назад. Вселенная Гуттенберга подготовила технологическую почву для полутысячелетнего пиршества литературы, изобретение новых красок немецкими химиками стало технической платформой французского импрессионизма.

Всё более технизированный мир начала XXI века, социальные конфликты, политические катастрофы, растущая плотность межкультурных контактов – в такие переломные эпохи и появляются гиганты.

Но всё же не масштаб и не стиль, не глубина и не психологизм, а одно особое качество делает для всех нас столь важной способность переливать чувства и мысли в эти маленькие чёрные значки на экране.

Один современный автор в ответе на вопрос «Почему я пишу?» ответил так: «Я пишу, чтобы мечтать; чтобы установить связи с другими людьми; чтобы навещать мёртвых; чтобы оставить след в этой жизни. И ещё мне нужны деньги».

А также и потому, что литература – это переход от безрадостного к божественному, от тьмы к свету.

Вот эта чудесная формула и заставляет нас любить писателей, которые и осуществляют переход от тьмы к свету.

Теги: современная литература , Казахстан

Сакен

Алибек Байбол

Казахстан, Алматы

Родился 3 ноября 1987 года в ауле Улкен Жаланаш Алмаатинской области. Окончил факультет журналистики КазНУ имени аль-Фараби. Корреспондент газеты "Қазақ əдебиеті". Повесть «Железнодорожный вокзал» была отмечена поощрительной премией Международного конкурса «Дарабоз» (2010). Главный приз фестиваля «Тәуелсіздік танытқан таланттар» (2013). Лауреат международной премии имени Машмута Кашгари (2014). Автор двух прозаических книг - «Теміржол вокзалы» и «Құлдар патшалығы»

Восприятие ребёнка отличается от восприятия взрослых. Потому что малый ребёнок никогда не забывает про своё детство.

Марк Твен

Сакен изменился не только внешне, но и внутренне. Видно было, что он в ауле стал более окрылённым и тело налилось силой. Очень быстро пролетели беззаботные дни и подошёл момент разлуки. Как ты заранее предвкушаешь радость встречи, так и при прощании царят в душе горечь и смятение. Сакен, обняв бабушку, заплакал навзрыд:

– Бабушка, я останусь, – говорил он, и прозрачные слёзы капали с густых ресниц на землю.

Бабушке Беделхан тоже было трудно расставаться с внуком, но она говорила:

– Жеребёночек мой, не говори так. У тебя есть учёба. Есть мама. Есть друзья. Заботься о матери. Мы же навеки аульные жители, – уговаривала бабушка внука.

Бабушка Беделхан, ревнуя Сакена ко всем, ни на шаг не хотела отпускать его от себя. Но летние каникулы пролетели быстро. Дети, гостившие в аулах, снова возвращались в город.

– Бабушка, на следующее лето я снова приеду к вам, ждите меня...

– Учись хорошо, будь примерным мальчиком. Помогай маме, не отходи от неё ни на шаг, – наказывала ему бабушка. – Да, чуть не забыла. Вот это мясо и курт, картошка и айран, всё это отвезёшь маме. Они в стеклянных банках, осторожно, не побей их в дороге. Ну, сынок, счастливого пути, – сказала она и поцеловала в щёку.