Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6439 ( № 46 2013) Страница 29

Андрей КАРПОВ, редактор сайта «Культуролог»

Теги: конкурс красоты

Затворницы

Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц / Составление, подготовка текста и примечания Г.Г. Мартынова. - М.: Ломоносовъ, 2013. – 288 с. – 2000 экз.

Перед нами интереснейшее – и притом довольно краткое – собрание мемуаров, дающее представление о системе женского образования в Российской империи в XIX веке. Этому весьма способствуют краткие сведения об учебных заведениях в конце книги, где лаконично рассказывается о том, что собой представляли тот или иной институт или училище, где они располагались, на кого были рассчитаны, как длилась и чем закончилась их история. Есть также именной указатель, позволяющий сориентироваться в хронологии, родственных связях и отношениях.

Что было общего и что различного в этих учебных заведениях, одни из которых были настолько значительными, что находились под неусыпной заботой самой императрицы, а другие – вроде бы заурядными и захолустными? Как ни странно, качественные отличия не так уж очевидны. Общей для всех институтов была их закрытость – от почти полной изоляции на девять лет, когда девицу весьма неохотно отпускали даже попрощаться с умирающим отцом и когда во время выпуска дочери и их родители не узнавали друг друга (такие случаи описывает воспитанница Петербургского Екатерининского института), до весьма либеральной политики Киевского института, когда девиц всё же отпускали домой раз в год на летние каникулы. Большинство учебных заведений дозволяло регулярное посещение воспитанниц ближайшими родственниками, но старалось пресечь отлучки под какими бы то ни было предлогами. Письма родственникам просматривались классными дамами – если только не находили воспитанницы окольных путей. А они находили! Сколько можно судить по мемуарам, отроковицы императорской России отнюдь не были покорными и беспомощными существами, несмотря даже на то, что институт чаще всего культивировал в них инфантильность.

Как ни странно, степень близости ко дворцу и государю не являлась залогом качественного образования. Смолянки вспоминают своё обучение очень по-разному – в том числе недобрым словом. Московский Екатерининский институт, как и Киевский, вовсе признаются не давшими ничего существенного для взрослой жизни. Зато голодное и холодное Ермоловское училище, которое изначально создавалось для девиц бедных, курировал сам Фёдор Иванович Буслаев, выдающийся русский учёный-филолог, в силу чего преподавательский состав там был сильный, вдохновенный, и девицы учились охотно и прилежно; такие же благодарные воспоминания о Николаевском сиротском институте, хотя и там девицам пришлось поголодать.

Голод, голод, не то чтобы отсутствие питания, а его недостаточность и, пуще того, дурное качество – вот что наполняет мысли институток, составляет едва ли не самые горькие страницы их детства. Голодали, за редким исключением, почти во всех институтах – не только бедные девушки-сиротки, но и дочери богатых, знатных семейств, занесённых в Бархатную книгу, хотя этих, разумеется, подкармливали домашние. Посылки со съестным часто делились между всеми девицами класса, и вообще воспоминания институток обычно оставляют приятное впечатление солидарности и демократического общения, без различия родительских чинов и званий.

В некоторых институтах, правда, за определённую плату, позволялся институткам дополнительный чай с булкой и вареньем, а ещё отдельно полагалось платить за уроки музыки[?] этим привилегии богатых воспитанниц исчерпывались. Все были в одном положении, в одинаковых платьицах и фартучках, с крайне скромным набором дозволенных личных вещей, все зависели от классной дамы, а с нею уж как кому повезёт. Нередко становилась она объектом ненависти, но иногда и обожания…

Кстати, феномен "обожания" захлестнул все заведения, в которых воспитывались благородные девицы, без исключения. «Естественная потребность в сердечной привязанности заставляла девочек, на долгие годы оторванных от семьи и лишённых ласк, внимания и забот родных, искать, на ком сосредоточить свою нежность», – пишет одна из воспитанниц. Обожающие алкали хотя бы малейшего внимания своих кумиров, буквально ходили за ними по пятам и заглядывали в рот… Обожали чаще всего маленькие девочки – старших, как правило, – тех, кто пожалел их, сказал им ласковое слово, но и когда девочка вырастала, тёплое чувство к предмету обожания сохранялось. Эротического подтекста во всём этом никакого не подразумевалось и не просматривалось. Нам в начале XXI века удивительно читать мемуары настолько целомудренные, что ни одна из воспитанниц не говорит даже о бане – самым смелым «плотским» откровением в них будут упоминания о старательном мытье шеи и о том, как был изгнан учитель, осмеливавшийся «дышать» в присутствии воспитанниц.

Но мемуары институток интересны не только как иллюстрации к системе российского женского образования в XIX веке. С неожиданной, непарадной стороны раскрываются в них характеры российских государей и государынь, под чьим непосредственным приглядом находились многие такие заведения. Император Николай Павлович, который смеётся и говорит «Не кусайтесь!», не позволяя девицам целовать ему руку. Императрица Мария Фёдоровна, которая расплакалась от расставания с выпускными смолянками. Император Александр Николаевич с добрым, благородным и усталым лицом, вызвавший в воспитаннице Московского Александровского училища глубокое сочувствие и умиление… Судя по мемуарам, членов императорской семьи обожали все воспитанницы без исключения, чувство это было глубоким и искренним даже у самых скептически настроенных институток. Эти скромные свидетельства эпохи, написанные ясным и бесхитростным слогом, представлены теперь вниманию современного российского читателя.

Теги: Институт благородных девиц

И дольше века длилась жизнь

7 ноября старейшему ветерану "Литературной газеты" Евгению Дмитриевичу Фёдорову исполнилось 106 лет, и в этом номере мы собирались поздравить его. Но, увы, утром следующего дня Евгения Дмитриевича не стало[?]

В нашей редакции - уникальная библиотека, картотеки, бюро проверки, оберегающее газету от ошибок и неточностей в фактах, датах, названиях. Всю эту необходимую службу, именовавшуюся справочно-библиографическим отделом, более тридцати лет, начиная с 1958 года, Евгений Дмитриевич и возглавлял. Был он человеком, влюблённым в книгу, к делу всегда относился с боль­шой ответственностью, благодаря чему отдел отличался особой надёжностью, обеспечивал высокую профессиональную культуру «ЛГ». В редакции и поныне работают сотрудники, прошедшие школу Фёдорова.

Вспомним вехи биографии, в которой отразилась более чем вековая история нашей страны. Родился Евгений Дмитриевич в Саратове, в школе учился в Москве в годы Первой мировой войны и революции. Окончил промышленно-экономический техникум имени Г.В. Плеханова, работал репортёром, затем стал кадровым военным. На Великой Отечественной – с первого до последнего дня, в отставку вышел в звании полковника. Был удостоен восемнадцати государственных наград, почётного звания заслуженного работника культуры Российской Федерации.

Он всегда оставался нашим коллегой, был готов ответить на различные вопросы, собирал материалы для музея «ЛГ», писал воспоминания. На склоне лет освоил компьютер. Прошёл 100-летний, затем 105-летний рубеж. Очень грустно, что теперь оста­ётся только память.

Литгазетовцы всех поколений

: Empty data received from address

Empty data received from address [ url ].

Следите за рекламой

А.В. Сазиков, Т.Б. Виноградова. Наружная реклама Москвы: История, типология, документы. - М.: Русскiй Мiр, 2013. – 400 с.: ил. – (Большая Московская Библиотека). – 1500 экз.

В серии "Большая Московская Библиотека", основанной в 2001 году, увидела свет книга, которая – убеждён – заинтересует многих. И посвящена она столичной рекламе, которая подчас раздражает, иногда восхищает смелостью замысла и воплощения, но без которой город наш нельзя представить.

«Многие писали о Москве белокаменной, об ея достопамятностях и различных диковинках, какия находятся в ней; писали об ея храмах златоглавых, монастырях старинных, о гуляньях и различных зрелищах; но никто до сих пор не обращал любознательнаго взгляда на вывески, пестреющие на каждом шагу по улицам Московским». Так писал в 1836 году Фёдор Дистрибуенди, первый описатель московской вывески. Конечно, были и другие исследования.