Ангус Роксборо - Железный Путин: взгляд с Запада Страница 3

Пока вертолет Путина боролся с непогодой в небе Чечни, российское телевидение выпустило в эфир его заранее записанное обращение к народу, краткое и деловитое. В нем было сказано, что вакуума власти в стране не будет, отдавалась и дань уважения предшественнику. Обращение содержало только одно политическое обещание, которое в ретроспекции выглядит весьма примечательным. Путин сказал: «Свобода слова, свобода совести, свобода средств массовой информации, права собственности — эти основополагающие элементы цивилизованного общества будут надежно защищены государством».

Права и свободы, высоко оцененные им, были уничтожены в коммунистическом Советском Союзе и восстановлены при Ельцине. Но уже через несколько лет сам Путин начнет подвергаться обвинениям в попрании этих самых прав, в создании посткоммунистической авторитарной модели нового типа, в подавлении свободы прессы и преследовании магнатов бизнеса — а на самом деле любого, кто осмелится бросить ему вызов.

Почему это произошло? Ключ, или по крайней мере один из ключей к пониманию эволюции Путина, — в понимании той России, которую он унаследовал от Ельцина, России не только слабой в экономическом и военном отношениях, но и зависимой от Запада.

Ельцин и Клинтон

В качестве президента США Билл Клинтон совершил свой последний визит в Россию в июне 2000 г., через два месяца после инаугурации Путина. С Борисом Ельциным Клинтон встречался около двадцати раз, у них установились близкие, дружеские отношения, которые назвали «шоу Билла и Бориса». Президент США пару раз встречался и с Путиным, но, как и большинство западных лидеров, мало что о нем знал, кроме того, что тот — бывший сотрудник КГБ и владеет дзюдо. Но и этого было достаточно, чтобы вызывать настороженность. Президент США встретил в лице Путина упрямого переговорщика, который к тому же считал Клинтона, досиживавшего последние месяцы в своем кабинете, «хромой уткой».

Будучи на добрых пятнадцать сантиметров ниже импозантного американского визави, Путин компенсировал недостатки телосложения, как и любой дзюдоист, энергичностью и мастерством. Он упорно противостоял планам американцев отменить (или хотя бы изменить) Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) 1972 г., что позволило бы Соединенным Штатам развернуть программу противоракетной обороны «Звездные войны», предложенную в свое время Рональдом Рейганом. Действовавший договор по ПРО запрещал России и США расширять национальные противоракетные системы, и для Путина это было ключевым моментом в политике ядерного сдерживания. Считалось, что если одной стороне будет позволено создавать системы, способные уничтожать баллистические ракеты дальнего действия другой стороны, хрупкое равновесие сил нарушится, и тот, кто обладает противоракетным щитом, может испытать искушение первым нанести удар.

Путин отвергал и критику Клинтона по поводу новой жесткой кампании, которую он проводил в Чечне, и репрессивных действий против НТВ — на тот момент ведущей российской независимой телекомпании. Он выражал глубокое возмущение по поводу бомбардировок Сербии авиацией НАТО в 1999 г. — события, которое будет определять мышление Путина в международной политике в последующее десятилетие.

Кампания против Сербии, нацеленная на то, чтобы положить конец этническим чисткам президента Милошевича в Косово, стала поворотным моментом в отношениях России с Западом. На всем протяжении югославских войн 1990-х гг. Москва поддерживала Милошевича, отчасти из-за традиционной близости русских и сербов — славянских народов, исповедующих православное христианство. «Братские узы» между русскими и сербами, возможно, и преувеличены, но Кремль, безусловно, нашел параллели между попытками Милошевича подавить «терроризм» и сепаратизм в Косово и борьбой Ельцина с аналогичными проблемами в Чечне. Так же как Ельцин заклеймил чеченских повстанцев «бандитами», Милошевич (а в какой-то момент и правительство США) называл освободительную армию Косово не иначе как террористической группировкой. Развернув свою кровавую войну в Чечне, результатом которой стали десятки тысяч убитых и массовый исход беженцев, Россия совершенно естественно поддерживала Милошевича в его усилиях сохранить целостность того, что оставалось от бывшей союзной Югославии.

Просьбы Ельцина не нападать на Сербию не были приняты Западом во внимание, и у Москвы появилось ощущение, что, несмотря на дружелюбное «шоу Билла и Бориса» и разговоры о радушном принятии посткоммунистической России в сообщество цивилизованных стран, ее голос при решении международных споров не принимается во внимание. Накануне начала бомбардировок Белграда Ельцин во время телефонных переговоров с Клинтоном неоднократно в ярости бросал трубку1.

23 марта 1999 г. российский премьер-министр Евгений Примаков вылетел в Вашингтон, где у него были запланированы переговоры с президентом Клинтоном, вице-президентом Альбертом Гором и руководством Международного валютного фонда. Перед Примаковым стояла задача договориться о многомиллиардных кредитах, которые должны были помочь стабилизировать российскую экономику, не оправившуюся после финансового кризиса августа 1998 г. По словам помощника Примакова, Евгения Косачева, во время дозаправки самолета в ирландском аэропорту Шэннон премьер-министр позвонил Гору и спросил: «Вы собираетесь бомбить Югославию?» Тот ответил: «Ничего не могу сказать. Решение пока не принято»2.

Правительственный самолет поднялся в воздух и взял курс через Атлантику. В заднем салоне магнаты российского бизнеса и официальные лица общались, отдыхали. Прошло четыре или пять часов, как вдруг раздался звонок, и по потрескивающей, зашифрованной линии связи Гор сообщил Примакову, что НАТО приступает к нанесению воздушных ударов. Примаков немедленно перезвонил Ельцину, выяснил у пилота, хватит ли топлива, чтобы вернуться в Шэннон. После чего вышел в салон и сообщил бизнесменам, что визит отменяется: в данный момент вести бизнес с американцами неуместно.

Реакция была красноречивой. Магнаты, позволив патриотизму взять верх над деловой хваткой, разразились аплодисментами. «Это было очень эмоционально», — говорит Косачев. Решив развернуть самолет на полпути, Москва давала понять, что она крайне недовольна. В последующие дни эти чувства выплеснулись на улицы. Тысячи россиян приняли участие в митингах протеста у американского посольства в Москве.

Год спустя Клинтон во время своего последнего визита в российскую столицу понял, что нанесенная тогда рана еще болит. Путин дал понять, что больше не потерпит, чтобы Россию игнорировали или отталкивали в сторону. В течение двух дней он доводил до сведения американцев свое критическое отношение к их планам в одностороннем порядке приступить к созданию противоракетного щита. В последнее утро в ходе прощальной встречи в Кремле Путин высказал смутную угрозу: если Америка не отступит от своих планов, ответ России будет «соответствующим» и, «возможно, совершенно неожиданным, даже асимметричным». Иными словами, русские не будут равняться на изощренную и дорогостоящую американскую систему ПРО, но предпримут меры, которые позволят превзойти ее. Это могло означать что угодно — от создания огромного количества ядерных ракет, которые просто «прошибут» предполагаемый щит, до уничтожения американских установок еще в процессе их создания.

Клинтон выслушал нотацию Путина, после чего обернулся к своему помощнику Строубу Тэлботу и пробормотал: «Похоже, этот парень думает, что до меня не доходит с первого раза. Либо он туп, либо держит за такого меня. Ладно, давай заканчивать это дело; надо успеть повидаться с другом Борисом»3.

Американцы с облегчением покинули Кремль и отправились с прощальным визитом к экс-президенту Ельцину, который после отставки жил на загородной даче. Но там Клинтона ждал сюрприз: Путин уже позвонил Ельцину и попросил того пожестче вдолбить в голову «другу Биллу» ту же идею. «Россия, — сказал Ельцин, — не потерпит никаких политических шагов Америки, которые могут угрожать ее безопасности». Когда тирада закончилась, Клинтон перевел разговор на тему его личной обеспокоенности будущим России. Прощальные слова, в передаче его советника Строуба Тэлбота, крайне примечательны — они приоткрывают американский взгляд на посткоммунистическую Россию.

— Борис, — сказал Клинтон, — ты принимаешь демократию близко к сердцу, в твоей натуре заложено доверие к людям. У тебя внутри огонь настоящего демократа и настоящего реформатора. Я не уверен, что все это есть у Путина. Тебе нужно за ним присматривать, использовать свое влияние, чтобы он не сбился с пути. Ты нужен Путину, Борис. Ты нужен России <…> Ты изменил свою страну, ей повезло, что у нее был ты. Миру повезло, что ты занимал свой пост. Мне повезло, что был ты. Мы вдвоем сделали очень много хорошего <…> Все это останется. Это потребовало от тебя силы воли, многое далось тебе труднее, чем мне. Я это знаю».