Сборник - «История евреев — наша история» Страница 30

История еврейских театров

Максимюк Юлия, г. Одесса

История еврейского народного театра берет свое начало в 17 веке. В то время приобрели большую популярность театральные представления на праздник Пурим. Они получили название «пуримшпилей». Из года в год повторялись эти представления. Пуримшпиллеры приходили в многолюдные бедняцкие семьи и разыгрывали один и тот же сюжет. Но сколько радости приносили они в каждый дом! «Золотопряды» назвал их Шолом-Алейхем в одном из своих рассказов.

Следующий этап развития еврейские театры получили в эпоху Гаскалы. Просвещенная молодежь, в основном ешиботники, создавали актерские группы, которые ездили по местечкам, давая представления для народа. Одной из первых таких групп была группа Авраама Гольдфадена. Впоследствии она переросла в театр. Гольдфаден был в нем и директором, и режиссером, и автором сценариев. Пьесы носили в основном бытовой, обличительный характер, предназначались для простого народа. Названия пьес говорят сами за себя: «Бабушка с внуком», «Двое недотеп». Но это был период зарождения еврейской интеллигенции, для которой надо было ставить более серьезные произведения. И Гольдфаден обращается к истории.

Он пишет сценарии, основанные на историческом материале — «Суламифь» и «Бар-Кохба». Однако уровень артистов был невысок. Театр стал терять зрителей, он уже не мог соперничать даже с провинциальными русскими театрами. Гольдфаден планировал развивать театр благодаря новым пьесам и новым актерам. К сожалению, его планам не суждено было сбыться. В 1882 году прошла волна погромов, и все еврейские театры были закрыты. Труппа распалась. Часть актеров эмигрировала, часть перешла в бродячие труппы, которые назывались немецко-еврейские (благо идиш схож с немецким). Это помогало работать запрещенным еврейским театрам. Такие театры ездили в фургонах по местечкам, радуя своими представлениями народ. В такой форме еврейский театр продолжал существовать и после революции.

Но в тоже время, в 1906 году в Белостоке, учитель иврита Наум Цемах организовал театр под названием «Габима» (в переводе с иврита, «подмостки»). Актерами были, в основном, его ученики. Уникальность этого театра состояла в том, что актеры со сцены говорили на древнееврейском языке. Время было революционное, и театр отобразил это в своих постановках.

Немедленно последовала реакция властей. Театр запретили в Белостоке, и он начал бродячее существование, повторяя судьбу своих предшественников. Это очень мешало развитию, и Цемах не переставал добиваться легализации. В 1913 году, после гастролей в Вильно, театр стал профессиональным. В 1918 году «Габима» переезжает в Москву, где, хоть и не сразу, но приходит настоящий успех. Цемах понимает, что большую роль в этом успехе играет элемент новизны театра, но долго соперничать с такими профессиональными труппами, как МХАТ, они бы не смогли. И он отправляется к Станиславскому с просьбой взять под свое «крыло» «Габиму». Причем, здесь наблюдается парадокс личности Цемаха. Он основал театр, говорящий на иврите, но ради его процветания готов был отказаться от своего языка и перейти на русский! Станиславский отказался руководить «Габимой», но предложил в качестве постановщика своего любимого ученика Е. Вахтангова, который с радостью согласился. И, будучи далек от еврейства, он с головой погружается в эту неизвестную для него область.

Берет уроки иврита у Московского раввина Мазе, консультируется с ним по вопросам Торы и истории, изучает еврейскую литературу: Шолом-Алейхема, Мойхер-Сфорима, Бялика и др. Результатом его трудов стал спектакль «Дибук», премьера которого состоялась в 1922 году. Декорации к спектаклю делал известный еврейский художник Н. Альтман. Интересна судьба сценария «Дибука». Пьеса была написана в 1913 году С. Ан-ским на русском языке. Автор рассчитывал, что его пьесу поставят в русском театре. Этого не произошло, и в 1915 Ан-ский переводит ее на идиш в надежде, что еврейские театры будут вскоре разрешены в России. В 1918 году Бялик по просьбе актеров еврейского театра переводит ее на иврит. А после, в 1917 году, в Вильно, куда Ан-ский бежал из революционной Москвы, он вновь переводит свою пьесу, но уже с бяликовсого ивритского текста на идиш. И этот окончательный вариант увидел свет в Вильно в 1919 году. Он стал краеугольным камнем всей еврейской драматургии в Израиле и США. «Дибук» вошел в 16 лучших пьес 20 столетия, а русский вариант пьесы пропал на долгие годы.

После сенсационной премьеры театр впал в немилость. Началась борьба с ивритом. Взамен советская власть предлагала идиш. Невольными виновниками падения «Габимы» стали Грановский и Михоэлс, которые в то время активно пропагандировали свой еврейский театр ГОСЕТ, языком которого стал идиш. Театр «Габима» уехал на гастроли в Палестину, откуда уже не вернулся. Он существует и по сей день. Одним из постановщиков в нем был Юрий Любимов, главный режиссер театра «На Таганке».

ГОСЕТ внес свою немалую лепту в развитие еврейского театрального искусства. Более фантастического взлета и трагического падения не знал ни один театр. С гибелью Михоэлса в 1948 году пришел конец и театру.

Впоследствии еврейские театры перестали существовать на долгие годы. В конце 70-х начали пробиваться первые ростки (даже в кино). Самым известным театром того времени был Камерный еврейский театр Юрия Шерлинга (Москва).

Гастроли этого театра стали подлинной сенсацией в каждом городе. Но, например, в Одессу его не пускали. И желающим увидеть его одесситам приходилось ездить в близлежащий Кишинев. Декорации к спектаклям делал И. Глазунов. Театр просуществовал недолго и распался из-за внутренних интриг.

В эпоху перестройки и после распада Советского Союза появилось множество еврейских театров во многих городах. Но пока ни один из них не достиг такой известности, как их предшественники.

В конце доклада мне бы хотелось обсудить вопрос, который часто можно встретить в еврейской прессе: «Возможен ли еврейский театр (говорящий на иврите или идиш) на территории СНГ? Найдет ли он свою аудиторию? И может ли театр, говорящий не на еврейском языке, быть еврейским?»

История евреев в Чабанке. Послесловие

Михаил Рашковецкий, директор музейного центра «Шорашим»

Я уже начал привыкать к тому, что в «Мигдале» все получается хорошо, но этой молодежной конференции на тему «История евреев — наша история», честно говоря, побаивался: не обернется ли возрастной ценз (17–25 лет) низким уровнем докладов и конференции в целом?

Большинство участников не связано с историей даже статусом, скажем, студентов-историков или хотя бы гуманитариев. Как подтолкнуть их к процессу размышления о себе, своем месте в истории еврейского народа? Не станет ли основная программа «обязательным» и школярски примитивным довеском к вечерним развлечениям молодежи в комфортных условиях туркомплекса «Чабанка»? Не секрет, что к этому сводятся многие «взрослые» конференции, где докладчики более или менее успешно «отчитываются» и сразу выпадают в кулуарный осадок.

Доклад Димы Меламуда «История евреев в Интернете» был бы интересен для всех, безотносительно возраста и профессиональных интересов, но Дима заболел…

День первый. Открылись по-деловому. Участники распределились по тематическим группам и выбрали ведущих.

Психологический тренинг. Ванда Буганова, кандидат психологических наук, доцент ОНУ им. Мечникова, член Российской терапевт-лиги, уже «тренировала» молодежные конференции «Мигдаля». Но состав участников меняется, да и тема тренинга нестандартная — «История и мы». Упражнения на знакомство и сплочение сменяются тренингом, акцентирующим психологические аспекты восприятия времени: «Я и история», «Я и история моей семьи», «Я и история моего народа», «Я и история человечества». Уплотняется субъективное время — знакомство, открытие других и себя, то, что обычно происходит годами (или вообще не происходит), совершается на наших глазах. Я тоже открываю для себя уже не «участников мероприятия», а людей. Одна из самых юных, Марина Втюрина, оказывается серьезной и ответственной личностью, Юля Литвиненко, координатор образовательных программ ИКЦ, не стесняется участвовать в тренинге, даже сдержанность Димы Блинникова становится красноречивой, а гиперактивность Андрея Вигулярова и Кости Демчишина вписывается в нужные границы. Неожиданной стороной открываются и те, кого я уже, как мне казалось, знал. Вова Чаплин — не просто студент-историк и «заводной парень», а человек, находящий силы менять свои взгляды, даже взгляд на самого себя. Хаим Вейцман оказывается близким мне по типу мышления. А близняшек Куреевых я впервые начинаю различать не по бейджикам.