Петр Хомяков - Свои и чужие Страница 31

Аналогичных примеров достаточно и в военном деле. Недаром говорят, что один хороший разведчик (источник информации) стоит танкового корпуса (сосредоточение материализованной силы). В идеале, который пока недостижим, гарантия знания о всех замыслах противника резко, на много порядков, сокращает расходы на оборону.

Впрочем, на уровне тенденций это проявляется уже сейчас. Так, согласно исследованиям конца 1980-х годов, один рубль, вложенный в военную разведку, вносит такой же вклад в обеспечение безопасности страны, как 7 рублей, вложенных в силы общего назначения. Заметим, что один рубль, вложенный в стратегические ядерные силы, аналогичен 5 рублям, вложенным в силы общего назначения.

Таким образом, военная разведка с точки зрения обеспечения безопасности страны эффективнее даже ядерного оружия. И, разумеется, гораздо эффективнее толп пехоты (пусть и моторизованной), построенной по имперским принципам. Эта тенденция усиления роли информационной составляющей в любом виде деятельности имеет общий характер. Просто в военном деле она проявляется наиболее ярко в силу большой ценности успеха или ошибки.

В этой связи можно напомнить, что США вдвое меньшими силами выиграли сражения за Мидуэй во Вторую мировую войну, переломив тем самым весь ход войны на Тихом океане, прежде всего благодаря расшифровке японских кодов. После чего замыслы противника буквально «читались» американцами. Неоценима аналогичная роль соответствующих служб союзников и в битвах за Северную Атлантику в середине 1940-х годов.

Весьма интересно, что чем более «технологична» война, чем большая огневая мощь и энерговооружённость войск, тем большую роль играет военная разведка. Это вполне понятно. Чем более мощён любой технологический комплекс, тем более безошибочна и предсказуема должна быть его работа. В противном случае, он представляет большую угрозу прежде всего для собственного владельца или создателя.

В самом деле, пьяного заснувшего возницу лошадь сама может привести домой. Заснувшего за штурвалом лётчика вряд ли привезут даже на кладбище. Нечего будет вести.

Итак, экстраполируя охарактеризованные тенденции в будущее, можно утверждать, что недалёк тот день, когда военная разведка станет основой вооружённых сил.

Но, повторим, это только частный случай всеобщей тенденции развития цивилизации, информационная составляющая которой становится всё более и более важной. В таких условиях передача скромной документации, содержащей результаты некоторых исследований, соответствует передаче результатов труда и материалов, достаточных для производства огромного количества реальных материальных благ.

Разумеется, государствам и субъектам хозяйствования далеко не безразлично, куда пойдут полученные знания. Традиционная стратегия захвата ресурсов дополнилась стратегией захвата знаний. И, более того, специальными стратегиями противоборства в области знаний.

Четвёртое. Мы говорили ранее, что стратегия захвата, осуществляемая по принципу «железный меч перерубит медный», фактически поощряла наиболее развитые народы и государства, стимулируя ускорение прогресса. Однако это было верно только до тех пор, пока, во-первых, направления эволюции не были осознаны человечеством и, во-вторых, сохранялась вероятность масштабных конфликтов между наиболее развитыми государствами.

По мере исчезновения указанных факторов стратегия захвата перестаёт усиливать эволюционную селекцию, а лишь отвлекает силы от сознательного внутригосударственного поощрения прогрессивного развития. Соблазн реализации стратегии захвата у развитых государств становится тормозом прогресса и способствует развитию паразитарных структур.

В этой ситуации только один путь преодоления кризисов остаётся перспективным в долгосрочном плане – ускоренное развитие прогресса, в частности, опережающее развитие науки и образования. Но для всего этого нужна определённая концентрация усилий, т. е. усиление роли государства. Однако здесь мы вступаем в некоторое противоречие.

Наиболее перспективный научный поиск и процесс внедрения в производстве идёт в творческой атмосфере. Но, как мы упоминали ранее, творчество – это, прежде всего, свобода поиска, творчество не является элементом непосредственного жизнеобеспечения. Таким образом, для создания «творческого изобилия» надо решить проблемы жизнеобеспечения, исходя из наличных ресурсов. В условиях фактической мировой борьбы за ресурсы это может обеспечить лишь достаточно сильное государство.

Между тем государство как структура всегда будет носить «полицейские» черты, которые чужды творческой атмосфере. Гигантские затраты государства на научно-техническое развитие в условиях отсутствия творчества и конкуренции могут использоваться малоэффективно (либо вообще не использоваться). Да и дальнейшая деятельность по реализации научных достижений в практику далеко не оптимальна в «полицейских» условиях.

Ярчайшими примерами такого рода наполнена недавняя история нашей страны. Концентрация усилий, организованная государством, принесла успех в реализации аэрокосмической и ядерных программ. Однако в то же время, несмотря на научный приоритет, были безнадёжно утрачены позиции в биологии, электронике, кибернетике. Между тем эти отрасли имеют не только общехозяйственное, но и оборонное значение, что вроде бы предполагало их активное использование насквозь пронизанным силовыми структурами милитаризованным государством.

Таким образом, научно-технический прогресс поставил перед современной цивилизацией одну из труднейших задач – создать управленческую структуру, которая бы могла осуществлять государственные функции концентрации усилий больших масс людей для решения определённых проблем, но при этом отказаться от государственных, «полицейских», по сути «людоедских», форм решения этих проблем.

Заметим, что данная проблема имеет определённую новизну, однако в истории бывали и некоторые аналоги решения подобных задач. Не раз те функции (правда, не связанные с концентрацией усилий), которые обычно вот уже несколько тысяч лет выполняет государство, осуществлялись негосударственными структурами. Классическими примерами здесь служат самоуправляющиеся группы золотоискателей в Калифорнии, на Аляске и в Австралии, а также существовавшее длительное время в раннем Средневековье (кажется, в жугчайшие времена) самоуправление в Исландии. В определённой степени к аналогичным структурам относятся элементы казачьего самоуправления. Интересно, что эти структуры осуществляли типично охранительные силовые функции, которые обычно не мыслятся вне государственных институтов.

Следует выделить одну интересную черту всех негосударственных структур. Они отдают предпочтение различного рода поощрениям (кстати, не только материальным) перед наказанием. При этом основным наказанием является не убийство или причинение различного рода физических страданий и ограничений, а факт исключения из данной структуры – изгнание из золотоискательского или переселенческого посёлка, объявление «вне закона» в Исландии времён викингов, увольнение с работы при капитализме, наконец (а частнособственническая экономика также есть негосударственная структура). Таким образом, основным благом в негосударственных структурах считается сам факт принадлежности к данному сообществу, и лишение этого блага, перевод из «своих» в «чужие» есть самое страшное наказание.

Интересно отметить, что структуры типа мафии мы не можем, исходя из вышесказанного, назвать негосударственными. Это по сути псевдогосударственные структуры, управляемые теми же методами, что и государство. Скажем больше – по сути это рецидив раннего, дикого, ещё нецивилизованного государства.

Итак, повторим, основная проблема современного этапа развития управления – невозможность достижения необходимой для современного уровня развития степени концентрации усилий для решения актуальных задач в рамках негосударственных (по характеру стимулирования) структур. Иными словами – это проблема построения «негосударственного государства».

Наиболее масштабной попыткой решения данной проблемы является частнособственническая экономика, которая осуществляет одну из функций, изначально осуществляемую государством, – управление хозяйством. В целом частная экономика более «творческая», однако она даже сейчас не способна обойтись без помощи государства.

Движущей силой частнособственнического уклада, как известно, является буржуазия. Буржуазия не может обойтись без государственной поддержки при обеспечении ей доступа к дешёвым ресурсам. Таким образом, буржуазия постоянно балансирует на грани. С одной стороны, она вроде и не желает зависеть от государства, боится государственно-социалистических тенденций. С другой стороны, безудержным потреблением ресурсов она же провоцирует кризисы, из которых ей не выйти без усиления роли государства. Вся история XX века со всеми революциями и мировыми войнами являет собой иллюстрацию этого опасного балансирования.