Петр Кропоткин - Речи бунтовщика Страница 4

Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! Государство покровительствуетъ эксплоатаціи, спекуляціи, частной собственности — этому продукту грабежа. Пролетарію же нечего ждать отъ государства; оно всѣми силами стремится помѣшать его эмансипаціи.

Все — для паразита-хозяина; все — противъ работника-пролетарія: буржуазное воспитаніе, развращающее ребенка, внушая ему предразсудки противъ равенства; церковь, затуманивающая разсудокъ женщины; законы, препятствующіе обмѣну мыслей о равенствѣ и солидарности; деньги для развращенія и подкупа апостоловъ пролетаріата; наконецъ, тюрьма и каторга въ избыткѣ для тѣхъ, кого нельзя подкупить. Вотъ что такое „государство”...

Можетъ-ли это итти такъ дальше?

Конечно, нѣтъ. Цѣлый классъ общества, самый многочисленный и единственный производящій, не можетъ вѣчно поддерживать организацію, направленную всецѣло противъ него. Вездѣ, — какъ подъ деспотическимъ игомъ Россіи, такъ и подъ лицемѣрнымъ правленіемъ гамбетистовъ, — недовольный народъ возстаетъ. Исторія нашихъ дней — это исторія борьбы привилегированныхъ правителей съ угнетеннымъ народомъ, требующимъ уравненія правъ. Эта борьба составляетъ главную заботу правителей и всецѣло руководитъ ихъ дѣйствіями. Не опредѣленные принципы, не заботы о благѣ народа кладутъ они въ основу новыхъ законовъ и распоряженій, а исключительно стремленія сохранить свои привилегіи.

Эта борьба, одна, могла бы разрушить самую прочную политическую организацію. Когда же она происходитъ въ государствахъ, идущихъ къ упадку въ силу исторической необходимости, когда эти государства ускоряютъ сами свою гибель, разрушая другъ друга, когда они становятся ненавистными даже тѣмъ, кому они покровительствують, — въ исходѣ борьбы не можетъ быть сомнѣнія. Народъ найдетъ силы, чтобы освободиться отъ своихъ притѣснителей. Гибель государствъ близка и неизбѣжна. Самый спокойный философъ не можетъ не видѣть зарева грандіозной революціи.

Необходимость революціи.

Есть эпохи въ жизни человѣчества, когда чувствуется необходимость грандіознаго потрясенія, катаклизма, который пробудилъ бы общество отъ его вѣковой спячки. Въ эти эпохи каждый живой, мыслящій человѣкъ начинаетъ сознавать, что такъ жить дальше нельзя, что должны наступить событія, которыя прервутъ нить исторіи, выкинутъ человѣчество изъ колеи, въ которой оно погрязло, и поведутъ его по новымъ путямъ, къ чему-то неизвѣстному, въ поискахъ за идеаломъ. Чувствуется необходимость грандіозной, неудержимой революціи, которая разрушитъ экономическій режимъ, основанный на эксплоатаціи, спекуляціи и обманѣ, и политическую организацію, построенную на господствѣ небольшой кучки, достигшей власти хитростью и интригами.

Эта революція обновитъ общество въ его умственной и нравственной жизни и вдохнетъ въ его мелочную, повседневную, развратную жизнь новую струю самоотверженныхъ порывовъ и благородныхъ стремленій.

Въ такія эпохи, когда самодовольная посредственность убиваетъ мысль и преслѣдуетъ всякаго, не преклоняющагося передъ авторитетами, когда убогая нравственность и скудная добродѣтель людей золотой середины становится закономъ, когда вездѣ царитъ низость и пошлость — революція становится необходимостью.

Лучшіе люди всѣхъ слоевъ общества призываютъ бурю, чтобы она своимъ огненнымъ дыханіемъ очистила міръ отъ чумы, заразившей его, уничтожила ржавчину, поѣдающую насъ, увлекла въ своемъ бурномъ порывѣ жалкіе остатки прошлаго, лишающіе насъ воздуха и свѣта, и принесла всему человѣчеству новый потокъ молодости, честности и благородства.

Въ такія эпохи забываютъ о насущномъ хлѣбѣ, и люди, уставшіе отъ неподвижности и тупости окружающаго, задыхающіеся въ смрадномъ болотѣ жизни, всѣми силами стремятся къ свѣту, къ прогрессу, къ обновленной, полной мысли и силы, жизни. Исторія въ своемъ прошломъ даетъ намъ яркій примѣръ подобной эпохи: паденіе Римской имперіи. Человѣчество переживаетъ сейчасъ такую же фазу глубокаго перерожденія.

Если революція неизбѣжна при современномъ экономическомъ и политическомъ строѣ, то она является прямо-таки необходимостью для полной переоцѣнки всѣхъ нашихъ нравственныхъ устоевъ.

Ни одна форма общежитія невозможна безъ нравственныхъ связей и извѣстныхъ обязательствъ, налагаемыхъ членами общества другъ на друга и переходящихъ постепенно въ привычку. Во всѣхъ организаціяхъ встрѣчаемъ мы эти нравственныя связи, эти соціальныя привычки. Особенно развиты онѣ у первобытныхъ народовъ, этихъ живыхъ памятниковъ того, чѣмъ было человѣчество на зарѣ его жизни.

Но неравномѣрное распредѣленіе богатствъ, неравныя условія, эксплоатація человѣка человѣкомъ, господство нѣсколькихъ избранныхъ надъ массами, подточили и разрушили съ теченіемъ времени эти основы первобытной жизни народовъ. Промышленность, основанная на эксплоатаціи, торговля, держащаяся обманомъ, господство привилегированныхъ, именующихъ себя „правительствомъ”, не могутъ существовать рядомъ съ принципами всеобщаго равенства и единенія, признаваемыми еще племенами, отброшенными на задворки такъ называемыхъ цивилизованныхъ государствъ. Какая можетъ быть рѣчь о солидарности между капиталистомъ и эксплоатируемымъ имъ рабочимъ? между командующимъ арміей и солдатомъ? правителемъ и подвластнымъ ему подданнымъ?

Первобытная мораль, основанная на отождествленіи каждаго индивидуума со всѣми ему подобными, уступила мѣсто лицемѣрной морали религіи, которая старается софизмами оправдать эксплоатацію и рабство и для виду порицаетъ лишь самыя дикія и жестокія проявленія господствующей власти. Религія освободила человѣка отъ его нравственныхъ обязанностей по отношенію къ ближнимъ и взамѣнъ этого внушила ему поклоненіе невидимой абстракціи — Высшему Существу, расположеніе котораго можно купить, хорошо заплативъ его такъ называемымъ служителямъ.

Однако, отношенія, установившіяся въ наше время между отдѣльными личностями, группами, націями, континентами, налагаютъ на человѣчество новыя нравственныя обязательства. По мѣрѣ того, какъ исчезаютъ религіозныя вѣрованія, человѣкъ начинаетъ сознавать необходимость нѣкоторыхъ обязанностей по отношенію къ тѣмъ, съ кѣмъ ему приходится входить въ сношенія. Онъ понялъ, что его личное счастіе всецѣло зависитъ отъ счастья всего человѣчества. Отрицательные принципы религіозной морали: „Не воруй, не убій”, уступаютъ мѣсто болѣе жизненнымъ положительнымъ принципамъ человѣческой морали. Повелѣнія Бога, котораго можно всегда ослушаться, умилостививъ его предварительно приношеніями, замѣняются теперь требованіями равенства и солидарности, гласящими: „Если ты хочешь быть счастливымъ, дѣлай всѣмъ и каждому только то, что ты хотѣлъ-бы, чтобъ тебѣ дѣлали”. И этотъ простой положительный принципъ, не имѣющій ничего общаго съ предписаніями религіи, открываетъ сразу человѣчеству обширное поприще для самоусовершенствованія.

Необходимость измѣнить наши взаимныя отношенія, соотвѣтственно этому принципу, заставляетъ себя чувствовать съ каждымъ днемъ все сильнѣе. Но ничто не можетъ быть и не будетъ достигнуто въ этомъ направленіи, пока эксплоатація, господство, лицемѣріе и софизмы останутся основами нашей соціальной организаціи.

Тысячи примѣровъ могутъ быть приведены въ подтвержденіе этого. Но мы здѣсь ограничимся лишь однимъ, — самымъ ужаснымъ, — примѣромъ нашихъ дѣтей. Что дѣлаемъ мы изъ нихъ въ современномъ обществѣ?

Уваженіе къ дѣтству, любовь къ ребенку — лучшія качества, выработанныя человѣчествомъ на всемъ его тяжеломъ пути отъ первобытнаго состоянія къ современному. Сколько разъ приходилось видѣть самаго закоренѣлаго преступника обезоруженнымъ улыбкой ребенка! Въ наше время это уваженіе исчезаетъ; ребенокъ сталъ у насъ рабочимъ скотомъ или же, въ лучшемъ случаѣ, игрушкой для удовлетворенія страстей.

Мы видѣли недавно, какъ буржуазія истребляетъ нашихъ дѣтей, заставляя ихъ работать на заводахъ и фабрикахъ[5]. Тамъ ихъ убиваютъ физически. Развращенное же до мозга костей общество убиваетъ ихъ и нравственно.

Оно свело образованіе къ безсмысленному заучиванію, которое, конечно, не можетъ дать пищи возвышеннымъ стремленіямъ и жаждѣ идеала, проявляющимся въ извѣстномъ возрастѣ у большей части нашихъ дѣтей. Оно, напротивъ, всѣми силами старается забить всякую талантливую, независимую и гордую натуру. Дѣти, болѣе или менѣе сознательныя, начинаютъ ненавидѣть школу, озлобляются и на всю жизнь замыкаются въ себя или съ отчаяніемъ бросаются искать какого бы то ни было выхода своимъ страстямъ и стремленіямъ. Они жадно накидываются на романы, стараясь найти въ нихъ поэзію, которой не дала имъ жизнь; они зарываются въ эту грязную, рыночную литературу, сфабрикованную для буржуазіи по пятаку за строчку и, начитавшись, подобно молодому Леметру, вонзаютъ ножъ въ горло какому-нибудь ребенку, чтобы стать знаменитымъ преступникомъ. Другіе со страстью предаются гнуснымъ порокамъ, и только тѣ дѣти, у которыхъ нѣтъ ни порывовъ, ни страстей, ни стремленій къ независимости и самостоятельности, благополучно достигаютъ конца. Они снабдятъ общество достаточнымъ контигентомъ хорошихъ буржуа, съ ихъ скудной нравственностью и убогой добродѣтелью. Это люди, которые, конечно, не станутъ таскать платковъ изъ кармановъ проходящихъ, но тѣмъ не менѣе будутъ съ спокойной совѣстью, „честно” обворовывать своихъ кліентовъ. Они не предадутся сильной, безразсудной страсти, но будутъ исподтишка бѣгать къ своимъ любовницамъ, чтобъ развлечься и отдохнуть отъ однообразія семейнаго очага. Они всецѣло втянутся въ засасывающее болото пошлости и будутъ вопить, какъ только кто-нибудь захочетъ дотронуться до плѣсени, покрывающей ихъ.