Владимир Пронников - Японцы (этнопсихологические очерки) Страница 4

Книга «Хризантема и меч» в значительной степени стимулировала исследования о японском национальном характере, но оценка ее была далеко не однозначной. Так, в 50-е годы с опровержением ряда положений исследовательницы выступили некоторые японские ученые, в частности психолог Хироси Минами, который утверждал, что представления автора о «рядовом японце» оказались во многом неверными или устаревшими. Р. Бенедикт, отмечал Хироси Минами, судила о японцах в основном по довоенным японским фильмам и литературе; она наблюдала только японцев – жителей США. Поэтому мнение ее о психологии японцев оказалось предвзятым [237].

Хотя Хироси Минами, пожалуй, излишне резко нападает на книгу, его критика не лишена оснований. Со своей стороны, мы бы добавили, что в концепциях Р. Бенедикт отчетливо проступает фрейдистский подход к толкованию социальных процессов: автор при характеристике психического склада японцев оперирует такими психоаналитическими моделями, как «культура вины» и «культура стыда». В целом правильно характеризуя японца как воплощение межличностных обязательств (семейных, групповых, общинных) и подмечая его оглядку на тех, с кем он находится в постоянном общении, Р. Бенедикт относит японскую культуру к «культуре стыда» (западную она называет «культурой вины») Утверждать как это делает автор, что «стыд» является практически единственной движущей силой японской нации, – значит закрывать глаза на социальную основу развития человеческого общества – способ производства.

Известно, что стыд и вина относятся к моральным категориям и с точки зрения советской психологии – это переживания индивидуального плана. Без сомнения, «стыд» и «вина» проявляются в виде эмоциональных оценок. Но это всегда эмоции конкретного человека, имеющие место в конкретной ситуации, их проявление у целой этнической общности не доказано фактами и логически не обосновано. И все-таки, несмотря на существенные недостатки, книга Р. Бенедикт оказала воздействие на характер дальнейшего развития японской этнопсихологии.

Много шума наделала в свое время книга Исайи Бен-Дасана «Японцы и евреи» [188]. Появление книги совпало с бурными событиями на Японских островах. В ноябре 1970 г. покончил жизнь самоубийством Юкио Мисима, писатель, призывавший к возрождению японского самосознания, к военно-фашистскому перевороту и подчеркивавший исключительность японской нации. Газетная шумиха вокруг этого самоубийства продолжалась до весны 1971 г. На международной арене и в самой Японии в этот период отмечались серьезные изменения: японо-американская «текстильная война», «долларовый шок», значительные сдвиги в сфере отношений Японии с США и Китаем и т. д. Во всем мире заговорили о японском «экономическом чуде». И как раз тогда, когда в самой Японии вовсю зазвучали голоса, твердившие о моральной деградации японской нации. Все это побудило самих японцев произвести «переоценку ценностей», заставило ученых – экономистов, социологов, психологов во всем мире задуматься над тем, куда идет Япония. В результате – поток исследований японского национального характера, поток, в котором книга Бен-Дасана прозвучала особенно неожиданно и парадоксально.

Так, Бен-Дасан утверждал, что вся целиком японская нация представляет собой единую массу верных последователей так называемого японизма, что японцы фактически не имели своей подлинно японской базы развития, что они никогда определенно не высказывали своего мнения, что они не выступали творцами своей жизни, а лишь приспосабливались к обстоятельствам. Бен-Дасан указывал на примитивность социальных процессов в японской истории и подчеркивал, что каждый якобы может понять психологию японца, не прибегая к научному анализу. Такой произвольный подход к исследованию особенностей психического склада нации, по справедливому замечанию Хироси Минами, свидетельствует в значительной мере о научной некомпетентности автора.

Несомненный вклад в исследование отдельных сторон японского национального характера внес американский ученый японского происхождения Хадзимэ Накамура своей работой «Образ мышления восточных народов» [243]. В его книге исследуются культуры Индии, Китая, но половина книги отдана Японии. X. Накамура указывает на особое умение японцев выбрать в других культурах то, что представляет для них интерес на конкретном этапе их исторического развития. Например, буддизм после его появления в стране в VI в. был воспринят именно как буддизм, который требовался Японии в тот период, т. е. в весьма простых своих формах.

Автор книги прослеживает, каким образом, опираясь на собственные культуру и традиции, Япония заимствует иностранный опыт и создает новое, как взаимодействуют эти элементы, определяя своеобразное сочетание консерватизма и динамизма. Этот механизм регулирования заимствований при сохранении традиции, как мы видим, исторически изменялся, но никогда не исчезал.

Французский исследователь Р. Гийен в своей книге «Япония: третья великая» делает серьезный анализ промышленной и финансовой структур страны [210]. При этом он показывает те стороны национального характера, которые позволили японцам превратить свое государство в «великую мировую державу». Он высоко оценивает японское усердие и рвение и с похвалой отзывается о трудолюбии народа, чьи усилия и поддерживают экономический прогресс, создают динамичность экономики.

Р. Гийен видит в Японии страну с «двухъярусной культурой», где сосуществуют культуры новая и старая. Он показывает, что приверженность японцев к древним традициям – это способ ухода от мирской суеты, и сожалеет о том, что «самый колоритный в мире народ» делают соучастником в «преступлениях торгашества». Р. Гийен считает, что только старая культура может противостоять «губительной модернизации», а потому «двухъярусная культура» будет существовать еще долго.

Американский ученый Р. Халлоран, много лет проживший в японской семье и глубоко вникший в специфику японского быта, провел социологическое исследование, которое легло в основу его книги «Япония воображаемая и действительная» [212]. Как и Р. Гийен, он отмечает, что японской культуре и национальному характеру свойственно ярко выраженное своеобразие: приверженность традиции и активность в восприятии нового, причем последнее, в частности элементы зарубежной культуры, не просто заимствуется, а определенным образом трансформируется и перерабатывается, для чего, по мысли ученого, в японской культуре имеется специальный социально-психологический механизм.

Известный вклад в изучение национальной психологии внесла работа С. Галика «Восток и Запад» [211]. В книге исследуется широкий круг вопросов, связанных с анализом психического склада различных этнических общностей Востока, причем Японии уделено особое внимание. Автор подробно рассматривает процесс складывания японского национального характера, описывает семейную систему Японии, религиозные верования, этические и социальные ценности японской нации. В качестве устойчивых черт японского характера выделяются вежливость, любовь к природе, самообладание, быстрая реакция на новое.

Японцы о японцах

В Японии существует самостоятельная школа этнопсихологов, имеющая определенные достижения в исследовании национальной психологии японцев. Однако большинство японских авторов объединяет стремление противопоставить японцев по тем или иным признакам национального характера другим этническим общностям, практически без учета факторов исторического развития.

Так, Хироси Минами в своих работах [339-341] отмечает как самую важную из самобытных черт в характере японцев их склонность к самоанализу. Он считает, что эта черта возникла и укоренилась потому, что другие страны будто бы постоянно бросали Японии вызов, а японцам нужно было обдумывать свои действия.

В книге Яити Хага «Десять очерков о национальном характере» [392] набор национальных особенностей японцев выглядит следующим образом: преданность властям и патриотизм; почитание предков и соблюдение чести семьи; секуляризм и практицизм; умение наслаждаться природой; оптимизм и чувство юмора; элегантность и изящество; изысканность и чувствительность; чистота и простодушие; учтивость и вежливость; умеренность и великодушие.

Впрочем, Итиро Кавасаки в своей книге «Япония без маски» [230] смело изменяет сделавшийся уже почти каноническим набор. Не случайно книга произвела сенсацию: в ней с неожиданной резкостью акцентируются негативные характеристики японцев. Автор словно бы бросился в противоположную крайность, и его надменное, презрительное отношение к своим соотечественникам вызвало протесты со стороны прогрессивной японской интеллигенции. Однако в 1970 г. как бы в продолжение «линии Кавасаки» вышла работа Осаму Такахасаи «Безобразные японцы» [386] – резкая критика авторитаризма, бюрократизма, формализма и других отрицательных черт японцев.