Виктор Кротов - Личности. Очерки об интересных людях Страница 4

Только когда через несколько лет появился второй сын и когда они окончательно поняли, что долго им нигде не удержаться, пришлось вернуться в Москву. Мария Лазаревна стала снова работать в школе. Гавриил Яковлевич работал то в школе, то в одном из московских детдомов. А летом они ездили работать в пионерские лагеря.

Обычно в пионерском лагере она работала воспитателем, а он вёл кружок «Умелые руки». И там, где они работали, дети жили по-особому: там всегда происходило что-нибудь необычное. Летали над лагерем воздушные шары и коробчатые змеи. Затеивались потрясающие игры: и в лагере, и на природе. Сочинялись отрядные песни. Устраивались в конце каждого месяца феерические карнавалы, подготовка к которым занимала весь месяц. И каждый день был наполнен множеством тех незаметных, но ощутимых событий, из которых и состоит педагогика.

Однако для Гавриила Яковлевича всё это было лишь полигоном идей, нуждавшихся в гораздо больших масштабах. Он нашёл единомышленников, мечтавших о постепенном, незаметном и мощном педагогическом преображении общества. И когда, после крушения тирана, один из политиков, рвущихся к власти, предложил им составить для него педагогический раздел программного документа, они с радостью взялись за работу.

Но к власти пришёл другой политик. И его команда принялась методично расправляться с командой противника. Дошла очередь и до Гавриила Яковлевича. В то время старались не заводить политических дел, обходиться уголовными. Организовали дело и для него. Хотя и шитое белыми нитками, оно было увесистым, и когда их третьему сыну было полтора года, у них начался самый трудный период судьбы.

Никакие лагеря не могли истребить в Гаврииле Яковлевиче педагога. Он разводил в зоне цветы, чтобы изменить мироощущение зэков, вёл с ними задушевные беседы, чтобы понять, что делает человека преступником, незаметно образовывал и воспитывал лагерную молодёжь. Он писал книги о том, какой на самом деле должна быть система перевоспитания правонарушителей, разрабатывал проекты сельскохозяйственной самоокупаемости лагерных пунктов, чтобы заключённые могли осуществлять себя в настоящей трудовой деятельности. Он оставался отцом троих сыновей: переписывался с ними, сочинял для них множество книжек (переплетая, оформляя цветными иллюстрациями, а для младших выписывая весь текст крупным шрифтом). Занимался этим, лёжа на животе, на верхних нарах, упираясь локтями, на которых от этого образовались громадные мозоли. Однажды, во время свидания, он передал для младшего сына целый замок с крепостными стенами, башнями, воротами, стражниками и воинами – замок, который долго служил украшением детских игр.

Ещё он писал статьи о тирании, которая сохранилась после тирана, о глупости правителей и нелепостях правления. Некоторые из этих статей удавалось переслать на волю. Некоторые перехватывали. Перехваченного было достаточно, чтобы судить Гавриила Яковлевича ещё раз, закрытым судом, прямо в тех местах, где он находился. Его объявили рецидивистом и перевели в лагерь строгого режима. В общей сумме ему пришлось просидеть семнадцать с половиной лет.

Мария Лазаревна преподавала в школе русский язык и литературу. Законченное, но не оформленное из-за войны высшее образование ей не зачли, а зарплата без диплома была очень уж маленькой. Муся поступила в вечерний педагогический институт и закончила его с блеском, готовясь к занятиям после проверки бесчисленных ученических тетрадей. Стала завучем, продолжая преподавать свои предметы, а в случае необходимости заменяя заболевших учителей английского и истории, географии и обществоведения. Вела кружки и факультативы, устраивала вечера, утренники, праздники и экскурсии. Летом работала в пионерских лагерях, привлекая себе в помощники сыновей: сначала одного, потом другого, потом третьего. И дети в её отрядах всегда жили необычно.

Она снаряжала мужу посылки – каждый раз, как наступал допущенный правилами срок. Ездила к нему на все дозволенные свидания: сначала сама, потом по очереди со старшим сыном. Писала письма с подробными отчетами обо всей семейной жизни.

И вот наконец Гавриил Яковлевич снова оказался на свободе. В Москве ему жить не дали. К счастью, удалось купить домик в маленькой деревне Калужской области по названию Бавыкино. Переселилась туда, выйдя на пенсию, и Мария Лазаревна. Для неё, интеллигентной горожанки, это было непростым испытанием: жить без водопровода, без телефона, вести деревенское хозяйство, копать грядки, рыхлить, поливать, удобрять…

К их дому местные жители водили своих гостей на экскурсию. Пустырь, не так давно поросший чертополохом, превратился в небольшой парк, где росли сосны, названные именами внуков, дубки, у которых поначалу куры пытались склевать верхушки, лиственницы, под которыми завелись маслята, огромные можжевельники, похожие на кипарисы, сирень: белая и лиловая, простая и махровая… И много ещё всего разного. Откуда только ни приносил Гавриил Яковлевич крошечные деревца! Из ближних и дальних лесов, из оврага, из заброшенной деревни – когда сам, когда с сыновьями, особенно если надо было перетащить куст калины или орешника с комом земли.

Дом был увит плющом и диким виноградом. По забору вился хмель. И повсюду росли всевозможные цветы – им особенно покровительствовала Мария Лазаревна. Громадный пионовый куст, взлетающие вверх космеи, «аленький цветочек» – кариопсис, бесчисленные сорта циний и астр, белый табак, ночной аромат которого обволакивал скамейку в саду, многоэтажный люпинус. А вот ирисы традиционно (ещё со времён странствий по детдомам) выращивал Гавриил Яковлевич.

Был, конечно, и сад-огород: с яблонями, грушами, сливами, вишнями, с аккуратными грядками овощей и зелени, со стенками фасоли или бобов, с золотыми головами подсолнухов. Повсюду, не только в саду, но и на тропинке к колодцу, и вокруг спортивной площадки можно было угоститься крыжовником, смородиной или малиной. Впрочем, для любителей была проложена и целая малиновая аллея.

Но всё это было не для себя, и уж тем более не для экскурсий. Всё больше становилось внуков, всё чаще привозили сюда детей родственников и знакомых. И дом с участком превратился в педагогический заповедник.

Качели, песочницы, душ в виде избушки на курьих ножках. Чердак, превращённый в большую игровую комнату – с помостами, столиками, дверцами, закутками. Русская печь, разрисованная русскими сказками, забавные панно по всему периметру жилой комнаты, сказочные картины повсюду, местная стихотворная газета, аптечка с доктором Айболитом и чулан для варенья с Карлсоном… Даже карнизы с занавесками – это дед и бабка с разведёнными в стороны руками.

Во что только ни играли в бавыкинском доме, на круглом столе, под уютным оранжевым абажуром! В шахматы и в шашки, в поддавки и в щелкунчики, в домино, в рич-рач, в бирюльки, в монопольку, во всевозможные словесные игры и в игры, выдуманные самими детьми… А вот в карты не играли.

Здесь взмывали в небо воздушные шары и змеи. Устраивались жилища в шалашах и на деревьях, совершались полные открытий походы по окрестностям. Здесь приветствовалось любое творчество, будь то лепка из глины, готовка или рисование. Всё здесь работало на развитие ребёнка.

О призвании я рассказал. А что касается признания, у педагогов оно измеряется иначе, чем у других людей. Наверное, это прежде всего то наследие, которое обнаруживают в своей душе вырастающие дети.

Недаром Вагик, герой моей сказочной повести «Волшебный возок», начинает своё путешествие в деревне Привыкино. Там, где закончили свой жизненный путь, освещённый общим призванием, мои родители-педагоги.

журнал «Нарния. Служение детям», №3, 2007 год

Двойная звезда: Людмила Окназова и Валерий Каптерев

(в соавторстве с Марией Романушко)

Свернув на небольшую тихую улочку в самом центре Москвы, тридцать лет назад, прохожий мог заметить этот маленький сад, зелёным взрывом выбивавшийся из каменной плоскости солидного дома. На приподнятой над тротуаром лоджии – на удивление городу – росли две ивы, сверкали красными огоньками турецкие бобы, торжественно раскидывал свои широкие листья могучий ревень, белели ромашки, голубели незабудки… А в глубине зарослей уютно светились окна одной из необычнейших московских квартир.

Здесь жили муж и жена, художник и поэт, Валерий Каптерев и Людмила Окназова.

В этой квартире было две небольших комнаты, в каждой из которых вмещался свой огромный мир…

В комнате Валерия Всеволодовича, на полу были постелены циновки, висел старинный узбекский фонарь, рядом – бухарский халат, расшитые тюбетейки. Медные и глиняные кувшины, керамические осколки из Афрасиаба, Пантикапея, Херсонеса. Кристаллы горного хрусталя, старинные блюда и пиалы…