Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия» Страница 4

Что это — навет? Хула? Или горькая правда?.. Лично я воздержусь от ответа и приведу-ка лучше высказывания нашего российского литератора и философа Александра Кацуры. В статье «Генетическая жажда» он, ссылаясь на Льва Гумилева, отмечает, что российский этнос молодой, ему чуть более шести веков, а поэтому он-де еще бродит и готов на любые экспансии:

«В чем исторический смысл жадного, страстного расширения России? От Московского княжества — за считанные столетия — до гигантской империи от Балтийского до Японского моря. Один из факторов — генетическая жажда. При генетической самоизоляции вятичи и кривичи были обречены. Готов был уйти в небытие (и отчасти ушел) тот прекрасный славянский тип — рослый кудрявый голубоглазый блондин, некая смесь Леля с Алешей Поповичем или Василия Буслаева с Садко…

Итак, русичи из своих княжеств бросились во все концы за дополнительным генетическим материалом (заодно — за культурным, географическим, климатическим). Запад и Юг были сложноваты для штурма — пошли на Восток. После татарского нашествия и соответствующего генного вливания это было естественным. Гумилев любил подчеркивать генетическую гибкость россиян, их готовность к смешиванию, некую этническую небрезгливость. Именно это позволило с относительной легкостью не только дойти до Тихого океана, но и закрепиться на колоссальных пространствах. Не это ли имел в виду Блок в своих грубовато-ярких строках:

«Да, скифы — мы! Да, азиаты мы, —С раскосыми и жадными очами!»

…Все народы мира живут на завоеванных землях — еще один излюбленный тезис Гумилева…»

Далее Александр Кацура ставит вопрос о мощном и живучем русско-татарском этносе. «Гумилев говорил так: черемис или мордвин в своей деревне черемис и мордвин, а в Москве он ощущает себя русским; татарин и в Москве татарин, но если он приехал в Париж или Нью-Йорк, то там он ощущает себя русским. Я спрашивал знакомых татар, и они мне подтвердили это ощущение…» («Независимая газета», 1996, 26 сентября).

О национальных ощущениях впереди еще много-много страниц. А сейчас вновь о России.

В марте 1801 года на российский престол взошел Александр I. Ему досталось тяжелое наследство: Россия находилась в состоянии войны сразу с пятью странами. Молодой император прекратил все войны и назначил главою Кабинета иностранных дел своего ближайшего друга и единомышленника 32-летнего Виктора Кочубея. Кочубей вскоре направил Александру I следующую весьма интересную записку:

«Россия достаточно велика и могущественна пространством, населением и положением, она безопасна со всех сторон, лишь бы сама оставляла других в покое. Она слишком часто и без малейшего повода вмешивалась в дела, прямо до нее не касавшиеся.

Никакое событие не могло произойти в Европе без того, чтобы она не предъявила притязания на участие в нем. Она вела войны бесполезные и дорого ей стоившие. Благодаря счастливому своему положению император может пребывать в дружбе с целым миром и заняться исключительно внутренними преобразованиями, не опасаясь, чтобы кто-нибудь дерзнул потревожить его среди этих благородных и спасительных трудов.

Внутри самой себя предстоит России совершить громадные завоевания, установив порядок, бережливость, справедливость во всех концах обширной империи, содействуя процветанию земледелия, торговли и промышленности.

Какое дело многочисленному населению России до дел Европы и до войн, из нее проистекающих? Она не извлекла из них ни малейшей пользы».

Какой замечательный совет! Не вмешиваться в чужие дела и устанавливать порядок в собственном доме, лелеять бережливость и укреплять справедливость. Только где все это?! Двести лет прошло, а «воз и ныне там». И снова нас жгуче интересует чужое Косово, а внутри страны… Впрочем, об этом поговорим в главе «Современная Россия: за упокой или во здравие?..» в третьей части книги. Ясно одно: непрерывные качели вниз-вверх, и никакого гармонического равновесия.

Под весенним небосводомНепрерывные качелиМежду Босховским уродомИ весенним Боттичелли, —

как написала Лариса Миллер. Но, увы, так мало Боттичелли, а в основном ужасы и химеры Хиеронимуса Босха. Мало нам внешних войн и кровавых столкновений извне, а еще постоянные внутренние разборки, подавление соперников в борьбе за власть, социальные потрясения (от всеми забытого «соляного бунта» до нынешней приватизации). И по известной поговорке: бей своих, чтобы чужие боялись. Своих уж совсем не жалко…

Все историки сходятся на том, что в России в 20-х годах XIX столетия выросло и окрепло по-европейски мыслящее, блестящее поколение молодых людей, которые захотели перемен в стране. Апофеозом этих устремлений и надежд стало восстание на Сенатской площади 14(25) декабря 1825 года.

Декабристы. «Синие гусары», как назвал свое стихотворение Николай Асеев:

Глухие гитары,высокая речь…Кого им боятьсяи что им беречь?В них страсть закипает,как в пене стакан:впервые читаютсястрофы «Цыган».Тени по Литейномулетят назад…Брови из-под киверадворцам грозят.Кончена беседа.Гони коней!Утро вечера —мудреней…

И что в итоге? Как пишет Александр Янов: «Весь цвет нации был в одну ночь изъят из оборота — словно пенку с молока сняли». И далее в книге А. Янова «Тень Грозного царя. Загадки русской истории» читаем:

«Поскольку моя книга рассчитана и на американского читателя, то предлагаю ему представить, что было бы с Америкой, если бы те, кого называют теперь «отцами-основателями Америки», собравшись в 1776 году на континентальный конгресс, в один прекрасный день были все взяты и сосланы в «каторжные норы», повешены, в общем, объявлены прокаженными? Где была бы сейчас Америка? Такой интеллектуальной катастрофы даже нельзя представить! В России же после того, как изъяли декабристское поколение, сложился именно такой интеллектуальный вакуум. Вот этот-то вакуум и был заполнен гигантской славянофильской фантасмагорией. Хотя, напомню, не было у декабристов ни идеи о «едином народе-богоносце», ни расистского мессианства, ни притязаний на «определяющую роль России в жизни человечества». Там, где у славянофильствующих поколений — «империя», у декабристов — «федерация»; там, где у первых — «сверхдержавность», у вторых — нормальное европейское государство; там, где у одних — «мировое величие и признание», у других — свобода. И жестокая национальная самокритика…» («Книжное обозрение, 1998, № 29).

Интервью с Яновым называется «Россия, в которую мы не попали». Правда, по Говорухину, мы в нее все же попали, но затем так нелепо потеряли…

Да, попали. И не потеряли. Россия была, есть и, будем надеяться, будет. Что касается декабристов и их жажды перемен, то мудрый Тютчев в стихотворении «14-е декабря 1825» писал:

О жертвы мысли безрассудной,Вы уповали, может быть,Что станет вашей крови скудной,Чтоб вечный полюс растопить!Едва, дымясь, она сверкнулаНа вековой громаде льдов,Зима железная дохнула —И не осталось и следов.

Вечный полюс. Громада льдов. Вот что такое Россия. Сколько было попыток реформировать сложившуюся систему в России — и царями, и большевиками, и посткоммунистами, — все бесполезно. Россия никак не хочет становиться европейским государством, европейским обществом и жить по законам европейской и мировой цивилизации. Все у нас — «особая стать». И «особый путь».

Ну, а после восстания декабристов — «Петербург стал суше и холоднее прежнего, общего разговора об общих человеческих интересах решительно не было» (Петр Вяземский). Николаевская реакция властно утвердилась, «шествуя путем своим железным» (Евгений Баратынский).

Патриоты и державники того времени виновниками событий признали… западные сочинения. Николай Греч доносил начальству: «Внушения к этим затеям произошли от книг немецких и французских… Эти замыслы были чужды русскому уму и сердцу…»

Свобода и демократия чужды. А вот рабство и холопство — это прямо по сердцу. Не оттащишь. Лакомство души!..

Простимся с XIX веком и перейдем в век XX.

«Японская и первая мировая война, а затем революция физически уничтожили значительную часть национальной аристократии и интеллигенции. Революция заставила оставшихся покинуть страну или исключила из активного общественного процесса. Это еще раз существенно ухудшило и качество генофонда, сократив количество элитного наследственного материала до такого уровня, когда он уже практически не влиял на качество популяции…»

Это выдержка из статьи «Убийственная генетика» Эрнста Черного в «Литературной газете» от 2 февраля 2000 года.