Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6332 ( № 28 2011) Страница 42

Подвезло

Портфель "ЛГ"

Подвезло

Из повести «Одиссея Кости Косолапова»

Владимир ПШЕНИЧНИКОВ

Он стоял на обочине, вцепившись в лямки вислого, казавшегося на его спине маломерным рюкзака, а его головастую тень терзали – давили и разрезали – пролетавшие автомашины.

– На газелю опоздал? – спросили его пару раз перебегавшие с той стороны дороги, со старой слободки.

– Ну, – отвечал он и перехватывал лямки.

– Прально, вали на халяву! – поддержал дядя в галошах. – Не генералы, чтоб-с по билетам ездить.

– Ну…

Наконец притормозил перед ним пыльный фургон, додавивший жидкую укоротившуюся тень, и дверца его распахнулась.

– К-караулишь ты или т-ты голосуешь? Влезай!

Через час он стоял на привокзальной площади, но по-прежнему пялился себе под ноги. За всю дорогу им были сказаны три ну, два нет и да на переезде. Если б он точно знал, что денег с него не спросят, может, и разговорился бы, а так…

Звали его Костя, Константин Михайлович Косолапов, паспорт у него был образца 1997 года, просроченный, но, чтобы двигаться дальше, не было и денег. В райгородке он намеревался подзаработать, сменить аусвайс, а потом ехать до Саратова. Зять наконец забурел, и сестра позвала его письмом: будешь Васе помощник и сам пробьёшься. Мать была согласна давно: нечего меня сторожить.

Дома работу он после армии не нашёл. Изредка выпадала шабашка у знакомых пенсионеров, да разгружал эти фургоны, в две недели раз освежавшие ассортимент в ларьке и центральном магазине…

– Домой, Кость? Поехали! – вдруг прозвучал голос односельчанина Егорова, осадившего зелёного москвича прямо перед носом.

– Только что оттуда, – проговорил он и наконец огляделся.

– Так это ты на трассе маячил, – обрадовался чему-то Егоров. – Я с конца выезжал, Самсоновых к поезду подвозил. И за сколь, интересно, доехал?

– За час… В смысле бесплатно, на будке.

– Подвезло! И я на заправку с походом срубил. Ты куда теперь?

– Сюда. Где тут жить-то?

– Жи-ить? – Егоров заглушил мотор и выбрался из машины. – Давай вкратце: ты сюда зачем?

Он сказал, зачем.

– А на хрена тебе паспорт? Военник есть? Вот и катись куда хошь! Выдумал ещё… Две тыщи у него лишние, завалялись!

– Нет, точно?

Он верил и не верил.

– Куда ж точней! Звягин со справкой об освобождении две области объехал и сейчас живёт. Тебя-то кто надоумил?

Он не сказал, кто, у него в голове теперь всё перепуталось.

– Только на Саратов ты нынче не уедешь, завтра чётный будет, к ночи. На товарняке я не советую рыпаться – отстрелят. Помнишь Серёгу Зайцева?

Он вспомнил, что у него всех денег в кармане двести рублей.

– А до Саратова сколько билет стоит?

– Пятьюстами не обойдёшься, – заверил Егоров. – А может, дома переночуешь? Я даром домчу, тут ждать больше некого.

Домой хотелось, конечно, а толку? В долг не даст никто, матери самой помогать надо… да и простились уже.

– Я хотел на базе какой-нибудь подработать.

– Так-то правильно – куда ещё нашему брату, – измерив его взглядом, поразмыслил вслух Егоров. – Ну давай, испробуем вариант, хоть и непопутно… Матери потом расскажу, куда пристроил.

Выехали с привокзальной площади, и Егоров допрос продолжил.

– А у тебя прав нет случайно? Ну да, ты же школу не докончил… Отца я часто вспоминаю: корешили. Не усни он тогда… А матери я сегодня же… О! Ну-ка прочитай, кто требуется. – Он притормозил напротив зелёного щитка и почти тут же тронулся дальше, не дал дочитать. – Лом закупают, вот и требуют сварных. Ох, они, Кость, и загребают на сортировке! – Потянулся частный сектор, и Егоров прибавил скорость. – А где, ты говоришь, служил?

– Мост охраняли.

– Ну, тоже… Военник покажешь – в охрану и возьмут. – Егоров снова притормозил, пропуская голопупых молодок с пакетами. – С городскими не связывайся, потом возьмёшь какую-нибудь с села.

Он хотел сказать, что наверняка эти и есть село, но промолчал. Ему и без того сделалось смешно – легко и весело; подумал, ещё чуть – и что-то действительно начнётся, может, и в Саратов незачем будет ехать, потому что он сам перемудрил с этим своим отъездом.

– Мать-то не пьёт? – вдруг спросил Егоров.

– Ты что? Не-ет…

– Да я сам знаю, что нет. Эх, не заспи отец твой всё на свете…

Все так считали: Михаил Косолапов заснул, котёл взорвался, и Костя остался без отца. Мать же говорила, что всё дело в медвежьей волосатости: сам взялся тушить пожар по пояс голым, пламя лизнуло правую руку, и он вспыхнул весь – медицина оказалась бессильной. Три дня отец был живой, курил в палате, вспоминал, где что лежит и кому кто должен, а напоследок сказал: Костю во сне вижу… голый, как лягушонок, остался… жалко, плавать не научил… виноват. На этом месте мать всхлипывала, утирала слезу и вздыхала: повинился – значит, прощения попросил…

Они проехали четверть транспортного кольца и свернули к промзоне. Глухой бетонный забор тянулся, наверное, целый километр. В одном месте мелькнула верхушка ржавого козлового крана, но движения там не чувствовалось. Забор закончился обрушенной бетонной плитой, они свернули направо, и за короткой лесной полосой потянулись цеха, склады с высокими эстакадами, трансформаторные будки, трубы и кабели – всё ржавое, облупленное, выцветшее…

– Так, сюда нам… За мной не соваться!

Они остановились возле серой конторы с широкими немытыми окнами, завешанными изнутри листами бумаги и шторами. Пять или шесть путей проходили мимо, и на каждом вразнобой стояли и крытые вагоны, и открытые контейнерные. Пахло креозотом, угольным дымком, железной окалиной – на службе, на охраняемом мосту и в караулке, он такого нанюхался, казалось, на всю жизнь, но теперь вдыхал с удовольствием.

Голова повалилась на бок, скользнула слюнка на подбородок, но Костя тут же встряхнулся, потёр глаза и увидел, что Егоров уже возвращается вдоль путей с каким-то чернявым дядькой.

Чернявый носил фамилию Капитонов, звался Сергей Григорьевич, но ни сыном, ни племянником деду Капитонову не приходился, а был ему зятем.

Пока он бегал в контору, Егоров охотно пояснил:

– Меньше всего на Капитана надеялся, думал, на пенсии! Сам он откуда-то из Бессарабии, фамилия то ли цыганская, то ли запрещённая – потому Анна Петровна обоих на себя переписала. Не помнишь её? В семидесятом в город уехала – откуда действительно. А ведь матери твоей двоюродная сестра, могли бы и плотней родниться…

Костя не знал, что говорить, – слушал и запоминал.

Насчёт предстоящего ночлега всё вроде срослось, но дядька мог запросто ещё и работу пробить. Подвезло – обнадёжил Егоров и как сглазил: работы на путях не оказалось.

– Чтобы его принять, надо сегодня же кого-нибудь прибить, – не шутя сказал дядя Сергей. – А получка только через три дня. Придётся ждать, кто-нибудь да сорвётся… насчёт этого.

Егоров готов был уже и отчалить, но ввиду оконцовки рабочего времени как бы передумал и повёз их до дома, до хаты.

Улица Линейная, на которой жили Капитоновы, шла рядом с главной, а походила на деревенскую.

– О, да ты и правда всё помнишь! – удивился дядя Сергей, когда москвич уверенно пристыковался к зелёным воротам.

– Мы посидим пока, а ты уж сам объяснись с хозяйкой, – предложил Егоров.

– Да, не мешало бы, у нас сто лет ничего такого… я быстро.

– Завсегда подход нужен, – наставительно сказал Егоров, когда они остались вдвоём. – Тем боле када платить тебе нечем. И не обесчай ничего – это закон номер один. Оглядись, а там мы с матерью сообразим, какой гостинец подбросить.

Тут из калитки выглянул дядька и трижды показал руками знак подгребай.

– Сидор возьми, – напомнил Егоров. – Не быкуй тут, но и лишнего не встревай. Во, ноги мой на ночь! – приказал напоследок и засмеялся.

На веранду круто поднимались ступеньки, на последней Костя оглянулся и запомнил подзапущенный сад-огород хозяйский, отгороженный от тесного дворика штакетником, заброшенную соседову голубятню, дверь которой косо держалась на одной нижней петле.

Только что он был на вокзале, в промзоне, ехал по городским улицам, видел сотни машин, светофоры и широкие зазывные щиты на главной, а тут город будто бы отступил, отпрянул в разные стороны, словно дал ему передышку, время привыкнуть хотя бы к своему шуму, всё-таки долетавшему и сюда.

Он пристроил рюкзак на ступеньках, стянул свои армейские ботинки и вступил на веранду, отодвинув тюлевую занавеску.

– Зато вот тебе помощник! – произнёс Егоров, придерживая за плечо небольшую остроносую женщину. – Приболела, Кость, наша тётя Аня.

Он сказал драсти и остался у двери. У тётки оказались соломенного цвета волосики на голове, мелко-мелко завитые, и через них просвечивалась голубоватая кожа. Тёмно-синее платье висело на ней балахоном, а на ногах он увидел вязаные носки – наверно, и правда болела. С матерью он никакого сходства не заметил.