Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России Страница 44

Я же задам два более конкретных вопроса, без ответа на которые мы будем изучать историю 2-3%, даже 0,1% населения России так, словно это и есть вся история госу­дарства и общества Российского.

1. Недворяне, то есть и крестьянство разных губерний, и священники, и мещане, и старообрядцы, и казаки, — все эти группы русских туземцев участвовали в войнах с Тур­цией и с Пруссией. На глазах этих людей (в той же степени, что и на глазах дворян) происходило раскрепощение дворянства, доносились слухи о Французской революции и посылались экспедиционные корпуса Суворова в Италию.

Так вот: как сами-то эти люди воспринимали события, которым они были то свидетелями, то участниками? Чем были эти события не с точки зрения дворян и не с офици­альной точки зрения Российской империи, а с точки зре­ния нравственных и культурных ценностей их собствен­ных сословий?

Кстати, а какое воздействие оказывали эти историче­ские события на историю того или иного сословия или его части? Кем были для крестьян Наполеон ... да и Александр I в полупрусском мундире и с родным немецким языком?

2. Как изменялись сами «русские туземцы», разные группы «туземцев» в ходе исторического процесса? Вряд ли разные группы крестьянства, посадских людей, казаков и священников одинаковы в 1720-м и 1800-м годах, или скажем, в 1770 и 1830. Должны ведь изменяться не только их численность или состав (что иногда фиксируется исто­риками), но и их представления о самих себе, отношение к государству, к другим сословиям.

Не говоря ни о чем другом, ведь «туземцы» могут ев­ропеизироваться разными способами и совершенно не обязательно путем включения в число «русских европей­цев». До сих пор ни одно историческое исследование не посвящено этому важнейшему вопросу: самостоятельной модернизации недворян в Российской империи.

Пока нет работ, освещающих оба вопроса (огромных вопроса, вне сомнения), мы изучаем даже не два парал­лельных процесса, никак не связанных между собой. Мы изучаем историю одного из русских народов так, словно это и есть история обоих народов одновременно — ведь «русских туземцев» как бы и не существует.

Порой нам даже удается себя в этом убедить.

И более того. Вся уже написанная русская история XVIII-XIX веков волей-неволей написана так, словно дво­рянство, а потом дворянство и интеллигенция — это и есть весь российский народ. Историк, даже не склонный ни к какой тенденциозности, вынужденно опирается на пись­менные источники — то есть на то, что оставлено людьми изучаемой эпохи. В каком-то случае он легко подвергнет документ «внутренней критике» — то есть поймет, какие реалии жизни, даже не проговоренные в документе, за­ставили написать его так, а не иначе.

Получается, что мы и впрямь, вовсе не в переносном смысле слова и не в порядке художественного образа — мы изучаем историю 1% населения России так, словно этот 1% и есть все 100%. Что абсолютно неверно.

Попробую еще раз назвать особенности той Рос­сии, которая состоялась после петровского погрома и долгих судорожных шараханий из стороны в сторону: дворцовых переворотов 1725-1762 годов.

1. Состоялась страна, народ которой фактически раз­делен на два разные народа с разными нравами, культурой и чуть ли не разными языками.

Один из этих народов, составляющий не больше 3% другого, живет за счет всей остальной страны.

2. Во-первых, Россия состоялась как страна «хрониче­ской модернизации». Страна, которая официально заявля­ет своей целью догнать Европу, но правящий слой которой никогда не допустит, чтобы это на самом деле произошло.

Привилегии правящего слоя этой страны, «русских европейцев», объясняются тем, что они ведут остальной народ. Конец модернизации будет обозначать и конец их привилегий, — то есть будет означать то же самое, что ре­волюция для правящего класса.

3.  В России, состоявшейся к эпохе Екатерины, свобо­ды стало намного меньше, чем было сто лет назад.

Состоялось примитивное рабовладельческое государ­ство, устроенное очень просто и потому почти неспособ­ное развиваться и изменяться.

И потому в этой состоявшейся России все более неиз­бежна опустошительная гражданская война этих двух на­родов. Скорее всего, это должна быть война на уничтоже­ние — ведь эти два народа все хуже понимают друг друга.

По поводу знаменитого Манифеста 18 февраля 1762 го­да «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству»... Да! Этот Манифест о вольности дворянской сразу превращал дворянство из служилого, тяглого сосло­вия в сословие мало зависимое от службы, и притом при­вилегированное. И более того — сословие, привилегирован­ное предельно, невероятно; сословие, крайне вознесенное над всеми остальными и поставленное в исключительное положение.

Крестьянство и вообще все остальные сословия про­должали тягло нести. Дворянство тягла не несло, и вот в этом-то взаимное понимание «благородного сословия» и остальной нации сильнейшим образом нарушились. Пока дворяне несли службу государству, крестьянин и казак могли мириться очень со многим. Теперь основа для взаимного понимания и общей службы — исчезла.

Не случайно же на Руси мгновенно, буквально через считаные недели после Указа, крестьянство стало ждать... ждать чуть ли не с минуты на минуту, когда же наконец выйдет второй Манифест... Манифест о вольности кресть­янской?!

А не дождавшись своего Манифеста, крестьяне с лег­костью необычайной верили всякому, кто назывался «на­стоящим» чудесно спасшимся Петром III, и было таких «Петров» около сорока человек. Петр III вообще оказы­вается из всех царей на поверку самым любимым, самым обожаемым русским народом. Его славу разделяет Па­вел I, считавшийся официально сыном Петра III. А вот Ека­терина II в народном сознании — не только мужеубийца, но и первейший «враг трудового народа»: это ведь она, Ека­терина, извела законного мужа, чтобы не дать ему осво­бодить народ. Петр этого, «конечно же», хотел, для того и издал Манифест о вольности дворянской. А дворяне рука­ми «негодной Катьки» извели законного царя, не дали ему освободить народ...

Наивно? Как сказать... Дело в том, что в Петербурге и весь конец XVIII века, и в первой половине XIX ходила такая легенда... Будто канцлер Михаил Воронцов, автор текста   знаменитого   Манифеста,   советовал   императору как раз издать и Манифест о вольности крестьянской... И будто бы император проявлял интерес, и даже как бы просил подготовить текст Манифеста... Иные договари­вались даже, что не случайно «убрала» гвардия Петра III, ставшего опасным для дворянства. Что якобы текст Мани­феста уже заготовили и готовы были огласить, когда...

Нет, текст Манифеста о вольности крестьянской хра­нился за обшлагами шляпы императора, для верности. И когда Алексей Орлов... В общем, с головы императора упала шляпа, а из-за обшлага торчит угол бумаги! Потя­нули, а это... Манифест! Кто его сжег, текст Манифеста, матушка-царица, сам Орлов, они вместе?.. Наверное, Ека­терина первая бросилась к ближайшей свечке, едва уяс­нив, что за бумагу принес Алексей Орлов! Изменившись в лице, трясясь от страха, жгла, не в силах дождаться, когда же распадется серым пеплом такой страшный, такой гроз­ный документ!

Между прочим, эти волнующие подробности рассказы­вают вовсе не полуграмотные мужики, и в начале XIX века живущие как бы во времена покорения Иваном Грозным Казани... Эту байку сочинили (или не сочинили? или не байку?) столичные, петербургские дворяне, включая и ти­тулованную знать.

Было? Не было? Теперь очень трудно сказать, но в том-то и дело — Петр III вполне мог готовить такой Манифест. Скорее всего, тут полно искажений, преувеличений, наду­манных деталей. Тот же уголок бумаги из шляпы задушен­ного императора... С одной стороны, что же это: импера­тор так шляпы несколько дней и не снимал? Если проект Манифеста у него уже был подготовлен, хотя бы вчерне? С другой стороны, такого «уголка бумаги» и не сразу при­думаешь. В общем, неясная история.

Главное — никак нельзя исключить, что у легенды была своя основа. Замечу — до чего сходятся версии дворянская и крестьянская! Оба эти сословия после выдумок Петра, а особенно после Манифеста о вольности дворянской друг друга, мягко выражаясь, недолюбливают и взаимно считают... опять же выразимся мягко — недалекими. Но ка­кое одинаковое устройство мозгов! Насколько единый и общий полет фантазии! Как оба основных сословия Руси ждут Манифеста о вольности крестьянской!

Даже идея Конституции в России не случайна и вовсе не исчезает с воцарением Екатерины. Пришла-то она к власти и должна была править как регентша, до со­вершеннолетия малолетнего Павла. И править по Консти­туции...

Конституция вполне определенно была, видели ее мно­гие. После свержения Петра III и захвата Екатериной са­модержавной неограниченной власти текст конституции то ли был уничтожен, то ли спрятали его так, что до сих пор никто найти не может. А вот введение к Конституции под названием «завещание Панина» сохранилось и опу­бликовано Денисом Фонвизиным[67].