Борис Бурлак - Каменный пояс, 1984 Страница 45

«4 числа проводила я Пущина в Питер», —

писала она 8 декабря Батенькову.

Встречи продолжались, за ними следовали разлуки.

1857-й, 1 мая:

«Свистуновы уехали в Калугу. Смоленский тоже… у Зины Свербеевой родился сын Сережа, она будет жить у нас…»

Свистуновы — Петр Николаевич, член Северного и Южного обществ, и его жена сибирячка Татьяна Александровна.

Оболенский Евгений Петрович, член Союза благоденствия и Северного общества.

Свербеева Зинаида Сергеевна, дочь декабриста С. П. Трубецкого, одного из руководителей Северного общества, назначенного диктатором восстания.

Кто только не побывал у Дороховой — в доме, который спустя какое-то время стал родным и для еще одного изгнанника, Тараса Шевченко.

О Дороховой я узнал уже немало. Во всяком случае, несравненно больше, чем утром, когда спешил в этот чудесный архив. А на столе моем лежали недочитанные письма. До завтра!

Дорохова пишет Пущину. Из Нижнего Новгорода — в Ялуторовск.

Большинство писем — за пятьдесят пятый.

18 июля.

«Не нахожу слов, милый и дорогой друг мой… чтобы выразить вам мою благодарность за подарок или лучше сказать благодеяние, которое вы мне делаете, доверяя мне Анюту; она никогда не может быть моею, как вы говорите, но всегда будет нашею, вы отец ее и навеки останетесь отцом. Но, по милости вашей, я буду ее матерью…»

25 ноября.

«Я не только буду учить Нину, но постараюсь из нее сделать и хозяйку, такую как была моя Нина, и рукоделию буду учить, а потом через годиков пять мы вместе отдадим ее замуж, я говорю вместе, потому что моя лучшая мечта жить в одном городе с любимым братом…»

Каждое из писем полно одним: мыслями о ней, дочери декабриста, о ее достойном воспитании, о цели жизни, олицетворяемой теперь Анютой-Ниной.

Эту цель дал Дороховой Пущин, друг ее друга.

Дорохова в Петербурге. С Ниной и ее женихом. По делам, связанным с предстоящей свадьбой.

Чуть ли не тотчас по приезде в Петербург Мария Александровна, Нина Пущина и ее будущий муж «приехали в академию к Шевченке»!

Значит, знали, где он живет: получали письма (они неизвестны), писали ему (не отысканы и эти) — в общем были верны той дружбе, что возникла в 1857—1858 годах на берегу Волги…

К Шевченко в Академии поднялась Дорохова, но — «его не застала и написала ему записку».

Только дружеский визит? Просто желание видеть?

«На другой день он явился и говорит, что нет никакой надежды продать портрет; можешь вообразить мое отчаяние…»

Выходит, нижегородских гостей привело сюда дело. И Шевченко знал, что они приедут. И предпринимал какие-то усилия, дабы встретить не с пустыми руками.

О каком портрете идет речь?..

«…Помолимся, моя родная, чтобы мой господь помог продать портрет, а то просто мочи нет как тяжело: бедный наш мальчик тоже огорчен, ему сказал брат, что их состояние совершенно расстроено, но что они все-таки выиграли какой-то процесс и что ему дадут часть; он страдает, что не может свою Нину окружить всем на свете; но ведь ты знаешь, что нашей девочке очень не много нужно…»

Пишет озабоченная мать. Хлопоты… дела… А на первом плане — портрет. «Можешь вообразить мое отчаяние…» — это оттого, что он не продан. «Просто мочи нет как тяжело…» — опять о том же. «Помолимся… чтобы мой господь помог продать портрет…» До чего важно, до чего необходимо, если даже «помолимся»?!

«Делай венчальное платье как знаешь, моя душа… Нина просит сделать поэкономнее, и если можно что-нибудь сэкономить, чтобы ты послала в Боснию… Я тоже поплакала об этих несчастных…»

Среди множества предсвадебных забот — неожиданно, но как-то очень естественно и закономерно: не просто сочувствие, а и желание помочь тем, кто борется за свободу, за освобождение от ига. Вскользь, мимоходом… Однако нужны ли слова другие, чтобы убедить: она, Дорохова, вырастила не только невесту, но и человека. Дочь декабриста, достойную отца-декабрисга…

Ради ее счастья Мария Александровна была готова на все.

Она пробыла в Петербурге до 8 июля и с Шевченко, наверняка, еще встречалась. К 4-му июля портрет продать не удалось. В этом, очередном письме есть такая строчка:

«…портрет еще у меня, последняя надежда на Строганова лопнула…»

Что за портрет? Что с ним связано?

Загадка…

Поиск продолжался в архивах Горького, а затем — Ленинграда.

В Горьком удалось отыскать, прежде всего, то, что характеризовало деятельную заботу Дороховой о своем детище — институте благородных девиц.

Это не без ее стараний 3 октября 1858 года нижегородское купечество, собравшееся в «общественном нижнебазарном доме», согласилось «жертвовать ежегодно, в течение десяти лет, с объявляемых по Нижнему Новгороду капиталов, по одному полупроценту», с целью учреждения в городе «высшего училища для девиц»[4].

В деле Дорохова была названа «вдовой поручицей».

Это послужило ориентиром.

Оказалось, что Мария Александровна — дочь камергера Александра Алексеевича Плещеева, бывшего в свое время чтецом у императрицы Марии Федоровны и членом «Арзамаса», и жены его Анны Ивановны, урожденной графини Чернышевой, умершей, когда маленькой Маше не исполнилось и шести.

Выяснилось далее, что ее, Марии, братья — Александр и Алексей — были причастны к декабристам. Первый, корнет лейб-гвардии Конного полка, просидел полтора года в Петропавловской крепости, а затем получил отставку; второй, поручик того же полка, также прошел через этот страшный каземат, но пребывал в нем «всего» несколько месяцев, после чего его перевели прежним чином в Курляндский драгунский полк. Оба брата скончались в сороковые годы.

Декабристами, и довольно видными, являлись также двоюродные братья Марии Плещеевой — Александр и Федор Вадковские, Захар Чернышев.

К моменту восстания на Сенатской площади Марии было четырнадцать (или чуть более).

В приготовления ее не посвящали и посвящать не могли. Но она жила, взрослела в обстановке необычайной.

Труднее далась вторая часть «следствия».

«Вдова поручика…» Поручика… Поручика Дорохова?

Я упрекнул себя в том, что вовремя не вник в письмо Дороховой к В. А. Жуковскому: оно мне показалось тогда слишком удаленным от лет и событий, которые меня занимали. Сейчас же припомнилось, что в письме было и о муже Марии Александровны. Она писала о нем, как о лихом рубаке, который по сабле тоскует куда больше, чем по жене, и готов на все, лишь бы драться.

Письмо датировано 1838-м… Дорохов находился на Кавказе… Она называла его… да, Руфином…

Так это же Руфин Дорохов — прототип Долохова в «Войне и мире»! Тот Дорохов, которого знал Пушкин и считал своим другом Лермонтов!

В сороковые годы между Дороховыми, вероятно, произошел разрыв и Мария Александровна с дочерью уехала в Сибирь, где с августа 1849-го стала начальницей Иркутского института благородных девиц.

В сентябре Нина умерла. Умерла на восемнадцатом году жизни, оставив мать с горем наедине…

Ну, а Руфин Иванович?

В начале 1852 года он, вместе с другими участниками отряда добровольцев, попал на Кавказе в засаду. И долго еще в одном из ущелий изрубленное его тело находилось во власти хищных птиц и шакалов…

Весть об этом до Иркутска могла дойти не скоро.

Так или иначе, но именно в пятьдесят втором стала Дорохова «вдовой поручицей».

Было ей тогда сорок, и она еще мечтала о счастье. Счастье с Мухановым, которого узнала в Сибири…

Буквально накануне их свадьбы он умер.

Сочувствовали Марии Александровне все, кто знал ее, Муханова и горестную их историю.

Нижегородский скромный дом Дороховой был «виден» из разных мест обширной Сибири — отовсюду, где жили декабристы; его адрес знали в Калуге и Туле, деревнях под Москвою и на Днепре, куда незадолго перед тем отправились «прощенные».

Лучшего «почтового ящика» не сыскать, и потому А. Ф. фон дер Бригген, выезжая из Кургана, уведомляет о том И. И. Пущина письмом «чрез Марью Александровну», а вдова А. В. Ентальцова, вернувшись из Ялуторовска, восстанавливает связи с друзьями мужа, и друзьями своими, через нее же, Дорохову. Всех она знает, обо всех помнит, каждому готова помочь.

Дом ее открыт для людей. Для декабристов, их жен, их детей — в любой час, всегда.

Бесценная союзница…

Никем не заменяемая…

Это все о ней — о Дороховой.

Много было у нее встреч в 1857-м, когда состоялось знакомство с великим поэтом Украины.

Они продолжались и в следующем, пятьдесят восьмом.