Елена Коровина - Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир Страница 46

Красавец тенор обвел зал томным взглядом, вдохнул раз, другой, запел что-то из Моцарта и вдруг дал петуха. Беспомощно скривился, опять вдохнул поглубже перед высокой нотой и снова сфальшивил. Ни одной верхней ноты не смог взять и с позором бежал из гостиной. Брокар только ухмыльнулся да подмигнул месье Равэ. Не рассказывать же, что бедняга тенор и вправду потерял голос из-за поднесенной корзины. Фиалки-то связки смыкают. Брокар узнал об этом от одной актрисы с Монмартра. Поклонник постоянно дарил ей фиалки, она прикалывала их к корсажу перед выступлением. В итоге актриса охрипла. Зато теперь фиалки сделали доброе дело — отпугнули душку тенора. И Брокар объяснился Шарлотте в любви. Только вот такого ответа даже он не ожидал. Строптивая красавица заявила: «Я себя чувствую русской и дом хочу держать по-московски. Выучите русский язык — выйду за вас замуж!» А месье Равэ и того хуже себя повел. Вызвал Брокара в кабинет и прямо заявил: «Вам моя Лотта не по средствам!»

Отступить? Нет уж! Язык он вызубрит. Деньги тоже добудет. Не зря же он экспериментировал в лаборатории — изготовил эссенцию, способную сделать запахи более устойчивыми. Это же — золотое изобретение! Брокар помчался во Францию. Там отец свел его с процветающей фирмой «Рур Бертран» в Грассе — центре производства французской парфюмерии. И Генрих продал свой рецепт за 25 тысяч франков. К тому же отец, узнав о желании сына жениться, тоже сделал достойный подарок — записал несколько фамильных рецептов. Так что, вернувшись в Россию этаким богачом, 24-летний Генрих Брокар не только получил руку обожаемой Шарлотты, но и по ее совету открыл 15 мая 1864 года собственное дело.

Мыльная опера, или Приключения рекламы

До сих пор вспомнить страшно: смех и слезы! Заброшенная конюшня дома Фаворских в Теплом переулке в Хамовниках. В центре — печь, на ней две огромные кастрюли. В них чавкало-клокотало нечто густое, скользкое и пахучее. А Брокар и два его подручных — «сурьезный» мужик Герасим с окладистой бородой и хитрющий парнишка Алешка Бурдаков — колдовали над этим варевом. Мыло! Брокар самолично выяснил — в московских лавках почти нет мыла. Видно, москвичи не умеют делать. Так он завалит всех самым лучшим мылом! «Кокосовое», «Глицериновое» — их рецепты дал отец. Каждодневного варева в кастрюлях хватало на сто кусков. Обычно к вечеру Герасим с Алешкой грузили товар на тележку, объезжали лавочки и орали: «Мыло! Самолучшее!» Но приказчики, косясь, брали лишь по паре кусков. Продавцы, чертыхаясь, тащили почти весь товар обратно. Потом садились на лавку в своей заброшенной конюшне и, смачно выругавшись, утешали хозяина: «Не дрейфь, Афанасьич! Сам знашь, не Париж тута! Рупь наторговали, а боле спросу нет!»

Почему? Недоумевающий Брокар отправился в русскую баньку — посмотреть, чем народ моется? Оказалось — ничем! Хлещут мужики друг друга березовыми вениками, пока глаза на лоб не полезут. Некоторые «эстеты», правда, пользуются домашним щелоком. А мылом — никто! Да еще гордятся: деньги зря не выбрасываем!

Красный как вареный рак, сидел в предбаннике бедный француз Брокар после русской парилки. Тело горело. Перед глазами мельтешили искры. Что за варварство кругом? Язык невозможно выучить, людей невозможно понять! Может, и вправду есть какая-то загадочная русская душа? Как иначе объяснить, что люди хлещут себя чуть не до крови, пытаясь отодрать грязь, вместо того чтобы спокойно вымыться мылом?!

Так и не поняв русской души, Брокар поплелся домой. Там и рухнул в гостиной. Утром его нашла жена. Смотрела на спящего — мятого, всклокоченного. Наверное, думала: муж должен быть опорой. А какая тут опора, если он из дома больше денег берет, чем домой приносит? Конечно, есть у Брокара и плюсы. Не пьет, хоть в доме парфюмера спирта — залейся. И не гуляет, хоть и красавец: вьющиеся волосы, небольшая «французская» бородка, глаза с модным прищуром. Один минус — к жизни мало приспособлен. Работать, колдовать над новым запахом — хоть 24 часа в сутки! А вот продать свою продукцию — увы, не мастак.

Утром за самоварчиком Шарлотта начала разговор: «Вчера заезжала Долли Воронцова, подружка по пансиону. От твоего мыла „Кокосового“ в восторг пришла. Ахала: сколь приятно пахнет! Но взять отказалась. Говорит, ей ящик мыла из самого Парижа привезли! Так что на богатых покупателей рассчитывать не приходится. Они мыло из-за границы выписывают».

«Так ведь и простой народ мылом не пользуется!» — вздохнул Брокар.

«А ты вроде как и не мыло делай! — хитро улыбнулась Шарлотта. — Ты делай подарочки. И не в лавку неси, а на ярмарку. С ярмарки мужик обязательно повезет гостинец жене и ребенку. Вот ты из мыла этакий красивый гостинчик и сделай. „Детское“ — в форме зайчика, рыбки. На нем можно букву алфавита выдавить — и игрушка, и учение. А для взрослых — мыло в форме морковки, свеклы, огурца. Настоящих цветов, как на грядке. Чем не подарок? Только надо, чтоб это народное мыло по копейке стоило. Вот с этой-то копеечки и набегут миллионы прибыли!»

Ну у кого еще такая жена — натуральная пророчица? Все вышло как она задумала! Народное копеечное мыло просто «смывали» с прилавков. Даже «дорогое» мыло «Кокосовое» по 5 копеек на ура шло. Двух кастрюль стало явно мало. Сняли помещение побольше. Начали варить круглое мыло, прозванное в народе «Шаром», потом — мыло плавающее, хоть кидай в воду, не утонет. Осенью 1869 года «копеечных прибылей» набежало столько, что хватило на приобретение собственного особняка на Мытной улице, 17 и нескольких домов для фабрики рядом — у Серпуховской заставы. Две кастрюли, с которых все начиналось, Генрих самолично перетащил — глядите и гордитесь: Брокар нынче лучший мыловар России! Шарлотта тоже постаралась на «домашнем фронте» — родила дочку Женечку и сыновей Александра и Эмилия. Будет кому династию парфюмеров продолжить.

Дни понеслись вскачь. Приходилось вставать в шесть утра и мчаться на фабрику в лабораторию. Зато уже производятся помада «Румяная», пудра «Лебяжий пух», крем «Снежинка». Можно заняться и давней мечтой — созданием новых духов. Они поразят не только сонную Россию, но и утонченную Францию. И когда Брокар вернется на родину, Париж встретит его как героя.

«Генрих Афанасьевич, утро уже!» Брокар сонно открыл глаза: выходит, он заснул прямо в лаборатории. «Вставайте, из Пассажа Солодовникова опять партию пудры вернули. Говорят, товар что-то стал не ходкий! И помаду „Румяную“ не взяли!» — И Алексей потащил хозяина на склад. Брокар оторопело смотрел на ящики да коробки. Помада, мыло, пудра. Ведь самолучшее, духовитое. Может, слишком много наделали? Брокар ухватил верхнюю коробку, потянул на себя. Она разломилась, и пудра, как тополиный пух, залепила глаза. Брокар схватился за ящики. Те скрипнули, посыпалось мыло с помадой, и чей-то тонкий голос заверещал «Убивают!» Алексей ринулся в парфюмерную россыпь и, отфыркиваясь, выудил с пола хозяина и… хозяйку. Но в каком виде! Хозяин весь в пудре, как бублик в муке — хоть сейчас в печь ставь. Хозяйка — того хлеще: лицо красными рубцами исполосовано, будто кто когтями изодрал. Алексей уж закричать собрался, да сообразил: это же следы от падающей помады. Брокар попытался стряхнуть пудру. Шарлотта дула ему на волосы и хохотала: «Знаешь, как тебя кличут в народе? Духовитый Генрих! А я теперь буду Духовитая Шарлотта!» Алексей со злости заткнул уши: производство рушится, а они цирк устраивают!..

Через пятнадцать минут все пили чай в кабинете Брокара. Правда, чай отдавал то ли мылом, то ли пудрой — не разберешь. «Ты-то что там делала? — гудел Генрих. — Пришла полюбоваться, как мы работаем на собственный склад?» — «Пришла, и у меня идея! — изрекла Шарлотта. — Надо наши мыла в разноцветные обертки одеть. Ведь мыло пачкается. И если человек идет купить хлеба или чаю, мыло он не возьмет. Другое дело, если кусок будет завернут. А на обертках надо нарисовать цветы, детишек, красоток каких-нибудь. Чтоб покупателю хотелось взять. Да и на пудру с помадой можно этикетки красивые наклеить. Эскизы я набросала!»

Брокар смотрел на рисунки и восторгался — действительно, красиво! Не зря отец за обучение Шарлотты бешеные деньги платил. Видать, в пансионе мадам Лагувэ живопись настоящий художник преподавал! «А еще, — наседала Шарлотта, — надо в газеты рекламу с картинками давать! Покупательницы подумают: будут нашей косметикой пользоваться, такими же красавицами станут!»

Брокар только плечами пожал: можно подумать, все эти лютики-цветочки делу помогут. А реклама?! Это ж одни расходы, а прибыли будет на копейку! Но не угадал Генрих Афанасьевич — товар с рекламой да с этикетками Шарлотты нарасхват пошел. Фабрика Брокара на всю страну известна стала. Москвичи прозвали Брокара «духовитым Генрихом», а его жену — «душистой Шарлоттой». А через несколько месяцев, в начале 1873 года, в Москве начался форменный переполох — ожидался приезд ее императорского высочества, великой княгини Марии Александровны, которая вскоре должна была уехать в Англию и выйти замуж за герцога Эдинбургского. Центр города вымыли-выскребли, Кремль вообще чуть не тряпочками протерли. В Кремлевском дворце и устроили большой прием. Через своих высокопоставленных подруг Шарлотта ухитрилась достать приглашения. Вот недоумений-то было, когда Долли Воронцова представила какого-то парфюмера самой великой княгине. Брокар не оплошал! Галантно улыбаясь и рассыпаясь в истинно французских комплиментах, он преподнес высокой гостье изысканный букет из роз, ландышей, фиалок, нарциссов. Юная княгиня опустила в цветы прелестную головку и вдруг ахнула. Букет-то оказался из воска, а запах — их самых нежнейших духов. И роза пахла розой, ландыш — ландышем. И так — все цветы! Княгиня изумилась: «Да вы волшебник! Такого чуда не сыскать во всей Европе!» Брокар только скромно усмехнулся в усы: «В Европе — нет, а в Москве — есть!» Уже через неделю его «скромность» увенчалась званием «поставщик российского императорского двора». А спустя год по протекции великой княгини Брокар стал поставщиком и испанского двора. Так русский парфюм открыл дверь в Европу. Теперь можно было и еще расширить производство. У той же Серпуховской заставы прикупили еще несколько домов. Со старыми получилась целая улица! Правление «Паевого товарищества Брокар» устроили на престижнейшей Никольской улице, арендовав у графа Шереметева его подворье. Обустройство Шарлотта взяла на себя. В цехах навела глянец, даже кадки с пальмами расставила. Говорила, рабочие в хороших помещениях лучше работать станут. Перед окнами фабрики даже пруд велела выкопать и лебедей черных и белых запустить. Объясняла: люди, производящие красоту, должны видеть перед глазами прекрасное. Для Брокара новую лабораторию выстроили, и он начал очередное колдовство. Хотелось создать одеколон, который будет приятен для всех — мужчин и женщин. И чтоб этот одеколон вызывал чувство радости, приподнятости.