Небеса в смятении - Славой Жижек Страница 46

себя… сопровождает нас в свободное время, мучает нас даже во сне и часто приводит к бессоннице. Оправиться от компульсии достижений невозможно. Именно это внутреннее давление, в частности, утомляет нас… Рост эгоизма, атомизации и нарциссизма в обществе – глобальное явление. Социальные сети превращают всех нас в производителей, предпринимателей, для которых бизнес – их собственное эго. Тем самым эго-культура глобализуется и разрушает общность, разрушает все социальное. Мы производим себя и выставляем себя на всеобщее обозрение. Это самопроизводство, это постоянное «выставление напоказ» эго утомляет и подавляет нас… Фундаментальная усталость в конечном счете является разновидностью усталости эго. Работа на дому усиливает ее, запутывая нас еще глубже в самих себе. Нам не хватает других людей, которые могли бы отвлечь нас от нашего эго. <…> Отсутствие ритуалов – еще одна причина усталости от работы на дому. Во имя гибкости мы теряем фиксированные темпоральные структуры и архитектуру, которые стабилизируют жизнь и придают ей энергию154.

Можно было бы предположить, что если депрессивная усталость вызвана нашим постоянным «самопроизводством» в позднем капитализме, то карантин в период пандемии должен облегчить ситуацию: раз мы гораздо сильнее изолированы социально, то мы должны испытывать меньшее давление, принуждающее нас быть эффективными для других. К сожалению, в действительности результат почти противоположен: наши деловые и социальные контакты в значительной степени переносятся в Zoom и социальные сети, где мы еще более интенсивно демонстрируем и производим себя, обращая больше внимания на то, как нас воспринимают. Пространства для общения, в которых мы можем расслабиться и избежать необходимости выставлять себя напоказ, в значительной степени упраздняются. Следовательно, парадокс заключается в том, что в условиях карантина и работы на дому из-за пандемии наше постоянное «выставление себя напоказ» в некотором смысле усиливается: мы излучаем энергию в Zoom и сидим усталые дома в одиночестве.

Очевидно, что даже такое элементарное чувство, как усталость, в конечном счете идеологическое, это результат игры в самовыражение, которая является частью нашей повседневной идеологии. Младен Долар155 обозначил наше сложное положение, заимствовав подходящий термин у Вальтера Беньямина: диалектика в бездействии [Dialektik im Stillstand]. Эта позиция также является позицией неопределенности, в которой мы с тревогой ждем, когда все придет в движение, когда взорвется Новое. Однако чувство застоя, оцепенения и растущей невосприимчивости, приводящее к тому, что все больше людей игнорируют новости и перестают интересоваться будущим, очень обманчиво; оно маскирует тот факт, что мы живем в период беспрецедентных социальных перемен. С момента начала пандемии глобальный капиталистический порядок сильно изменился – большой прорыв, которого мы с нетерпением ждем, уже происходит.

Обычной реакцией на этот продолжающийся прорыв, господствующей формой мышления о пандемии, является сочетание предсказуемых мотивов: вместе с пандемией не только резко обострилась социальная и экономическая напряженность, но нам также напомнили о том, что мы являемся частью природы, а не ее центром, и поэтому должны изменить свой образ жизни, ограничивая свой индивидуализм, развивая новые формы солидарности и принимая свое скромное место среди разных форм жизни на земле. Или, как выразилась Джудит Батлер,

пригодный для жизни людей мир зависит от цветущей земли, на которой люди не занимают центральное место. Мы выступаем против токсинов в окружающей среде не только для того, чтобы мы, люди, могли жить и дышать, не опасаясь отравиться, но и потому, что вода и воздух должны жить своей жизнью, не зависящей от нас. Демонтируя ригидные формы индивидуальности в эту эпоху взаимосвязанности, мы можем представить себе меньшую роль человеческих миров на этой земле, от возрождения которой мы зависим, а это последнее, в свою очередь, зависит от нашей меньшей и более осознанной роли156.

В этом фрагменте мне кажутся проблематичными по крайней мере два момента. Во-первых, зачем фокусироваться на «ригидных формах индивидуальности»? Разве сегодня перед нами стоит не противоположная проблема, а именно, преобладание чрезмерно гибких форм индивидуальности, готовых приспосабливаться ко все новым ситуациям, живя под постоянным давлением необходимости «заново изобретать» себя, воспринимая каждую стабильную форму как «угнетающую»? Кроме того, разве пандемия не является столь травмирующей именно потому, что лишает нас неизменных и надежных ежедневных ритуалов?

Во-вторых, не слишком ли просто настаивать на том, что «вода и воздух должны жить своей жизнью, не зависящей от нас», то есть что мы должны играть более скромную роль на земле? Глобальное потепление и другие экологические угрозы требуют от нас прямого коллективного вмешательства в окружающую среду, в хрупкое равновесие форм жизни, которое будет невероятно мощным. Когда мы утверждаем, что необходимо сдержать повышение глобальной средней температуры в пределах двух градусов Цельсия, мы говорим (и пытаемся действовать) как генеральные менеджеры жизни на земле, а не как скромный вид, не возвышающийся над другими. Очевидно, что возрождение земли зависит не от «нашей меньшей и более осознанной роли», а от нашей гигантской роли, и такова правда, лежащая в основе всех разговоров о нашей конечности и смертности. Здесь мы получаем крайнюю форму разрыва, уже существующего в современной науке и субъективности. Современная наука и субъективность, направленные на господство над природой, строго взаимосвязаны с видением человечества как просто еще одного вида на земле. Если мы должны заботиться также о жизни воды и воздуха, это означает именно то, что мы являемся, по Марксу, «универсальными существами», способными выйти за пределы самих себя и воспринимать себя как второстепенный элемент тотальности природного мира. В досовременные времена, когда человечество считало себя венцом творения, это, как ни странно, подразумевало гораздо более скромную позицию.

Таков парадокс, который мы должны выдержать в эти безумные времена: признать, что мы являемся одним из многих видов на земле, и одновременно думать и действовать как универсальные существа. Сбежать в комфортную скромность собственной конечности и смертности – не выход, а путь к катастрофе.

35. Парижская коммуна 150 лет спустя

В 2021 году мы отмечаем 150-летие Парижской коммуны, просуществовавшей два месяца и десять дней (с 18 марта по 28 мая 1871 года). После позорного поражения Франции в войне с Пруссией, когда немецкая армия осадила Париж, в столице начались волнения, и парижане быстро установили самоуправление вне координат существующей государственной власти. После того как французские правительственные войска разгромили Парижскую коммуну (и в течение так называемой Кровавой недели убили много коммунаров), правительство организовало расследование причин восстания:

Следствие пришло к выводу, что главной причиной восстания было отсутствие веры в Бога и что эту проблему следовало немедленно исправить. Было решено, что необходимо моральное возрождение, и главной его составляющей стала депортация