Алексей Галахов - Лермонтов Страница 5

Кто в этих чертах не распознает героев Лермонтова, непреклонных и тревожных, которых воображение, как у Саши Арбенина, еще с детства наполнялось «понятиями противообщественными»? Гордый вид и гордый дух, не смиряющийся перед судьбой, и эта самая судьба, как грозная тень Банко, все это есть в Арсении, и все это не новость для того, кому знакомы Измаил и Арбенин. Подобно Измаилу, Арсений молод; но эта молодость у них обоих отягощена бессменною думой, силою которой жизнь изживается в немногие годы, и грядущее сулит только повторение прошлых страданий:

… рассмотрев его черты,Не чуждые той красоты,Невыразимой, но живой,Которой блеск печальный свойМысль неизменная дала,Где все, что есть добра и злаВ душе, прикованной к земле,Отражено как на стекле, –Вздохнувши, всякий бы сказал,Что жил он меньше чем страдал.

Мысль последнего стиха нам уже известна из слов Арбенина (в Маскараде). К довершению сходства, укажем на бесцельную жизнь Арсения; увидав остов своей возлюбленной, пожелтевший и покрытый прахом, он заключает поэму такими словами:

Иду отсюда навсегда,Без дум, без цели, без труда,Один с тоской.

Если Мцыри изображает один акт из жизни могучего духа, то Хаджи-Абрек изображает одну страсть такого же духа. Страсть эта – мщение. Абрек мстит убийце своего брата, Бей-Будату, убивая его любовницу Ленду. Но эта обязанность кровавой отплаты, обычная варварским племенам, не дает однакож права видеть в Абреке человека дикого: он думает и чувствует, как разочарованный Европеец нового времени. Похоронив все, чему он верил, и что любил, Абрек находит блаженство в сладострастии преступлений. На мщение смотрит он единственно, как на утешение в несчастий, как на замену счастья. С другой стороны, Арбенин, при всем своем европеизме, по чувству мщения нисходит на степень дикаря: подозрения равны для него доказательствам; он не знает тогда ни жалости, ни помилования:

Когда обижен – мщенье, мщенье!Вот цель его тогда, и вот его закон!

Средства мщения у Арбенина и Хаджи-Абрека различны, но сила мщения одинакова: в этом они сходятся как нельзя больше.

На всех этих фигурах мрачных и вместе обольстительных невыразимою красотой, которой «неизменная мысль дала печальный блеск свой», лежит печать не только фатализма, но и демонической силы. Поэтому одна из поэм Лермонтова носит название Демон. Герой её принадлежит к сфере бесплотных; но это различие несущественное: в образе его соединяются черты, которыми наделены человеческие лица, выведенные в других поэмах и повестях Лермонтова. Демону придается эпитет «печальный». Его печаль бессменна и бесконечна; она

Мечтаний прежних и страстейНесокрушимый мавзолей.

Подобно Арсению, блуждает он «без цели и приюта», пустыня души его одно и то же с грудью Измаила, «опустошенною тоской». Он не чужд воспоминания лучших дней, когда он «верил и любил, не зная ни страха, ни сомнения, когда душе его не грозил унылый ряд веков». Что для падшего духа – века, то для человека – годы; пространство времени обширнее, но свойство жизни, в большем или меньшем времени совершающейся, одинаково: это свойство – уныние. Сея зло без наслаждения. Демон наскучил злом. Скука – болезнь его, наравне с душевными болезнями такой человеческой природы, какою одарены Арбенин, Измаил и Печорин. С гордостию смотрел злой дух на творение, и при этом взгляде на чаде его не отражалось ничего, кроме холодной зависти:

Природы блеск не возбудилВ груди изгнанника бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил,И все, что пред собой он видел,Он презирал, он ненавидел.

В бесплодной груди Измаила не зараждается также ничего, кроне ненависти и презрения. К тому же он и «изгнанник», только из родины, а не с неба; но для падшего ангела небо было родиной. Оба они, и Демон и Измаил, страдают сомнением, горький плод которого – бессмертная мысль, неизбежная дума. Им желалось бы «забыть незабвенное», но где взять для этого сил? Что Арбенин говорил о себе Нине, то самое, почтя теми же словами, говорит Тамаре Демон:

Какое горькое томленьеЖить для себя, скучать собойИ этой долгою борьбой,Без торжества, без примиренья,Всегда желать и не желать,Все знать, все чувствовать, все видетьИ все на свете презирать.

Минуты страданий Измаила, стоящие веков печали, испытываются и Демоном в большей еще силе, невыносимой для человеков:

Что повесть тягостных лишений,Трудов и бед толпы людской,Грядущих, прошлых поколенийПеред минутою однойМоих непризнанных мучений!

Наравне с Печориным, Измаилом и Арбениным, Демон Лермонтова способен пробуждаться для чувств: при виде княжны Тамары он ощутил в себе «неизъяснимое волнение». Образ его отмечен тою красотою, которой неизменная мысль как особенный блеск:

Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной…То не был ангел-небожитель,её божественный хранитель:Венец из радужных лучейНе украшал его кудрей;То не был ада дух ужасный,Порочный мученик, – о, нет!Он был похож на вечер ясный:Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет…

Портрет дорисовывается самим действующим лицом. На вопрос Тамары: кто ты? Демон отвечает:

Я тот, кого никто не любит,И все живущее клянет;Ничто пространство мне и годы;Я бич рабов моих земных;Я царь познанья и свободы,Я враг небес, я зло природы.

Наконец сходство между Демоном и теми лицами, о которых мы уже говорили, заключается в отношении их к женщинам. Сближение падшего ангела с Тамарой причинило ей гибель; ту же участь разделяют с ней Нина, Мери и Вера, возбудившие любовь в Арбенине и Печорине.

«Могучий образ врага святых и чистых побуждений» является и в Сказке для детей совершенно таким же. Он несет на себе двойное наказание – вечности и знания. Как царь немой и гордый, сияет он волшебно-сладкою красотою, при созерцании которой смертному становится страшно. Сказка изображает при том характер Нины, нисколько не похожей на Нину в Маскараде: последняя – кроткое и нежное существо, тогда как первая в кругу женщин то же, что Арбенин и ему подобные между мущинами;

……………Душа её былаИз тех, которым рано все понятно.Для мук и счастья, для добра и злаВ них пищи много; только невозвратноони идут, куда их повелаСлучайность, без раскаянья, упрековИ жалобы. Им в жизни нет уроков;Их чувствам повторяться не дано.

Заметьте слово «случайность»: оно имеет здесь значение «судьбы», и таким образом отводить Нине место в ряду фаталистических существ. На жизни её, еслиб автор кончил свой рассказ, непременно легло бы влияние рока.

Теперь нам следует познакомиться с характером Печорина, героя нашего времени; но можно сказать, что мы уже с шить знакомы через посредство тех лиц, о которых говорено выше. Если и есть какое-нибудь здесь различие, то оно кроется не в сущности характера, а в более отчетливой его постановке. У Печорина ближайшее сходство с Александром Радиным (в драме Два брата), которое обнаруживается и внутренними и внешними свойствами обеих личностей: даже слова одного повторяются иногда в точности другим. Только круг действий Печорина обширнее. Радин выказывает себя в трагическом столкновении с братом и княжной Верой, а Печорин является героем нескольких повестей, образующих одно целое: сводя его со многими и разнохарактерными людьми, автор имел возможность рассмотреть его всесторонним образок и каждую сторону обрисовать полнее. Нередко сам Печорин описывает или анализирует себя; нередко и другие принимают на себя эту обязанность. Конечно, самые верные известия должны принадлежать самому герою. Многое мы узнаем от него, но это многое недостаточно, однакож, ни для того, чтобы вполне разумно объяснить характер, как естественное произведение, ни для того, чтоб оправдать его действия, как существа нравственного. И натуралист и правовед, последний еще более чем первый, встретят большие препятствия своему делу, за недостатком данных. Что передает им роман? Роман описывает героя таким образом: У него крепкое сложение, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни душевными бурями; он бешено наслаждался удовольствиями, и удовольствия наскучили ему; кружился в большом свете, и общество ему надоело; влюблялся и был любим, но любовь только раздражила воображение, а сердце оставалось пусто; в науках не нашел он также ни вкуса, ни пользы, ибо видел, что слава и счастье не зависят от них нисколько. Ему стало скучно. Этой злой скуки не разогнали ни чеченские дули, ни любовь дикарки Бэлы. Свидевшись с Максимом Максимычем после долгой разлуки, на вопрос его: «что поделывали?» он отвечает: скучал. Скука ходячая монета всех героев Лермонтова: они расплачиваются ею не только за целую жизнь, но и за каждый период её, долгий или короткий, все равно.