Абросимов - Блог-Note. Спонтанные записи в отсутствие голых женщин Страница 5

Властецентричное общество, чья голова – давно гнилушка. Спиртное помогать перестало. И адюльтер. И разговоры.

Душа у каждого второго, словно кальянный уголёк: жар опаляющий под толстым слоем пепла. Люди выходят из берегов.

Снова грибы сейчас белые – хоть вагонами вывози. Старики говорят, перед войной такое было…

Занесло с оказией на две тысячи километров юго-восточнее обычного места дислокации, но и там не помогло. Урал по осени не тот. Крупнозернистый, с проталинами теряющих легитимность островков. Воды свои струит подчёркнуто обтекаемо, по берегам нередко закамышован. Мостками его пересекают облупившиеся, в меру жёваные трамвайчики, кондуктор в которых успешно теряется промеж пассажиров, а вагоновожатое оптически сгинуло вовсе.

Цветом с высоты потерявшей разум чайки Оренбуржье напоминает марсианские хроники.

При посадке капитан корабля доложил по громкой связи:

– Сегодня тепло. Правда, немного ветрено.

Держась за поручни трапа обеими руками, мы сошли вниз. Потом, наклонившись супротив воздуха почти параллельно земле, двинулись по направлению к зданию аэропорта. От него нас отделяли около сотни шагов, проложенных сквозь белёсую взвесь степного урагана.

– Там вот…

Водитель такси ловко вернул машину из полёта в дорожную езду.

– Там вот, километрах в пяти – Казахстан. Граница. Мы оттуда сюда продукты часто возим.

Вдоль дороги струились кустистые сферы перекати-поля. Тушканчиков всех повымело.

Без малого триста лет прошло с тех пор, как в здешних местах, более пустынных, чем даже Луна, закладывая восточный форпост на окраине Отчизны, вбил первый колышек пионер из отряда первопроходцев.

Я внимал всему-всему, подозревая, что происходит довольно невообразимое.

Ещё только предстояло осваивать местность.

Связывать времена нарекаемые и неизречённые.

Просчитывать в уме диктант шагов от храма к минарету.

Знакомиться не только с продуктами, но и с носителями оных.

Радоваться верблюжьему молоку.

Есть коня в кишках.

Постигать совершенство поллитра за пятьдесят рублей… а потом вернуться. К себе и к своему. Путаясь в смешении привычных ориентиров, нотках отчуждённости, паутине скороспелой ностальгии…

Есть нечто олигархическое в том, что ты, подъехав к загородному коттеджному посёлку, достаёшь смартфон и отсылаешь с него сигнал на отмыкание автоматических ворот.

И вот я подъехал. И отослал. А смартфон и говорит (как умеет, буквами): деньги, мол, просраны все, счёт пустой. Сгоняйте, мол, и доложите.

Понимаете, да? Доложите по всей форме. А у меня уж зад пригретый, пиво остывшее. Время шесть утра, зона поражения спит кромешно – куда я пойду?!

Сижу в машине иномарочной, размышляю. Ну, осенило, разумеется. Сейчас, думаю, коллеге по работе дам знать, той, сменила меня которая. Номер отмычки телефонной ей продиктую, она со своей трубки наберёт, ворота и откроются.

Зашибись! Хорошо быть гением.

Хорошо, но трудно. Номер коллеги в смартфон не вбит, а записан на бумажке. Бумажка погрязла в скопище себе подобных. Скопище таится в тёмных недрах портфеля. Тёмное на тёмном не различить (шесть утра). Ручка – в не меньшей бездне. На неровной поверхности не пишет. Если же пишет, то – неразличимо.

Гений, впрочем, может и не то. Нашёл, отрыл, достал, развернул, опознал, записал… выдохнул. Взял смартфон, сообщить коллеге… Бляаа!!!! Деньги просраны…

Ни-кому-ни-кабельность.

Долго сдавал назад… можно сказать – по жизни сдавал… Полчаса заняли поиски вечного причала… Притулился, наконец… хм, у здания местного ГИБДД. И вот сижу теперь, пишу мемуары о жизни, за которую классические герои «не дали бы и ломаного пенса». Машина – вдалеке. Олигархи – ещё дальше. Тошнота только близко. И финала нет. Последнее настораживает больше всего.

Вопрос коллеги об одном из фильмов Джона Хьюза напомнил мне феерический эпизод собственной биографии.

Во времена уверенного в себе Горбачёва центральная власть пошла на невиданный эксперимент и устроила на «V.D.N. Ха» выставку под названием «Электроника в американской жизни».

Пределом импортной цивилизации для народа нашего о ту пору была «Пепси-кола», разливаемая в Новороссийске, и лицензионная жвачка «Кофейная», сохраняющая вкус жжёной пробки на протяжении целой минуты употребления.

Так вот.

Выставка, помимо разных прочих чудес, заключала в себе стенд из трёх инопланетных по визуальным ощущениям телевизоров. Все они закольцованным образом крутили последние достижения западной культуры. Первый транслировал клип Синди Лаупер, второй – клип группы «Токинг Хэдс», а третий – фрагмент новейшего фантастического фильма «Назад в будущее», тот самый, когда док на глазах Марти отправляет пса Эйнштейна на минуту вперёд.

Я приезжал на выставку несколько раз. К открытию. И уезжал вечером, подгоняемый помойной тряпкой уборщицы. Всё время – от рассвета до заката – я проводил у этих трёх телевизоров, обмирая и трепеща. Поочередно. Иногда отлучался, чтобы выплакаться и избавиться от соплей. Я не чувствовал голода и жажды. Не осознавал происходящее вокруг. Не мыслил мысли. Я вибрировал, словно вечный двигатель.

Только что отгремел выпускной вечер в средней школе. На дворе стоял 1986 советский год. Понимаете?..

Такого больше не будет никогда. Ни-ког-да. Даже близко.

Я почему-то никому не рассказывал об этом. Ни разу. Сейчас только… вспомнилось вдруг.

Есть одно безусловно позитивное следствие нашего цифрового века: практически отпала необходимость делиться с кем-то книгами, дисками и прочим. Как справедливо замечала моя переехавшая в ад бабушка, «они от этого лучше не становятся».

У 90% людей функция «взять» работает отменно, зато «отдать» будто выключили. И ты мало того, что несёшь амортизационные издержки, вследствие изнашиваемости изделий, тебе ещё приходится трудиться, постоянно помня – кому, что и когда ты отдавал.

В общем, перебьются.

Странно об этом говорить даже, но по-настоящему уничтожают мелочи или хотя бы намёки. Недаром же в контексте приговора выступает не гиря, а капля.

Ну, например. Иду в ночи, вдохновенный. Читаю: «ЦЕНТР КУЛЬТУРЫ И СЧАСТЬЯ».

Сумка падает из рук.

Приглядываюсь. Не счастья, а творчества. Ну, допустим.

Захожу в магазин, привести нервы в порядок. В углу громоздятся пакеты с надписью «АЛКОГОЛЬ ДРЕВЕСНЫЙ». Обмираю.

Ан нет: древесный уголь.

Терпеть до последнего или покончить с собой – это, конечно, крайности. Но хорошо бы рассмотреть промежуточный, хоть и совершенно фантастичный сегодня вариант. Заморозка. Полное выключение. Нажать кнопку «пауза».

Да? Допустим.

Тогда – на сколько? На 10 лет выпасть, перемотать по-быстрому? На 50? На 100?

В моём случае это означает: какой я согласился бы увидеть свою дочь в следующий раз – замшелой старухой? Или, может, не увидеть вовсе?

Но ведь в исключительном, «теологическом» смысле нет никаких детей. И родителей нет. Как говорится, «Бог с ними», в прямом смысле слова. В конце всяческих концов, когда «победят все победители», останешься только ты и Он. Друг напротив друга. Это, если повезёт. Стоять и смотреть. Глаза в глаза. Возможно, молча. А время там вышло. И всё, казалось, отдал бы за тактильную проживаемость минут и секунд. Не говоря о днях и годах. Но – поздно. Карты сброшены. Круг замкнулся.

Мы клянём частности и нюансы и всё равно же к ним прикипаем. До смешного «нелепо, безрассудно… безумно… волшебно…».

На кухне магнитик закреплён. С изображением многотысячной акции протеста. Революционно настроенные малыши держат плакаты со своими требованиями: «ЗДОРОВЫХ РОДИТЕЛЕЙ!», «ЧИСТОГО ВОЗДУХА И СВЕТА!», «АКУШЕРОК, А НЕ БАБОК!». И, наконец, самое прекрасное: «ГРУДИ МАТЕРИ!».

Я каждый раз, когда это вижу, радуюсь. А потом… непременно вздыхаю.

Оля Г-цкая пишет: «Нет зрелища печальнее, чем глупый и трусоватый мужчина, который прячет всю эту прелесть под маской мудрой усталости».

Хм…

Пили как-то с Пашей Ангелиным (Царствие ему небесное). Он водил меня по местам актёрско-ученической славы. Я нагружался пивом, Паша традиционно более крепкими напитками. Знаменитость, с учётом разницы состояний, легче было заметить мне. Мы стояли в одном из глухих переулков старого Арбата. Г. прошёл мимо.

– Смотри, – тихо сказал я, мотнув головой.

– Что?

– Г.

– Где?

– Вот же.

Паша с напряжением стал всматриваться в даль, где постепенно растворялась сутулая фигура в пиджачке цвета домашней пыли.

В этот момент Александр Гарриевич, видно что-то почувствовав, обернулся.

Лицо Паши расплылось в улыбке.

– Ну, здра-асти!!.. – аффектированно провозгласил мой друг и отвесил глубокий крестьянский поклон. Как полагается, рукой до земли.

Человек в пиджачке резко отвернул голову. Но через секунду испытываемая эмоция принудила его вновь глянуть на нас. Г. прибавил ходу, тут же ускорился ещё и ещё, и… наконец, откровенно побежал от нас прочь.