Русская община и коммунизм - Жак Каматт Страница 53

пролетариата против буржуазии был отмечен сектантскими движениями. У него было своё значение в эпоху, когда пролетариат ещё не был достаточно развит для того, чтобы действовать как класс. Индивидуальные мыслители критикуют социальные антагонизмы и предлагают для них фантастические решения, которые масса рабочих должна только принимать, распространять, практиковать. По самой их природе, секты, сформированные этими инициаторами являются абстенционистскими, чуждающимися любого реального действия, политики, забастовок, коалиций, в общем всего движения в целом. Масса пролетариата остаётся постоянно безразличной или даже враждебной к пропаганде. Рабочие Парижа и Лиона принимали сенсимонистов, фурьеристов, икарийцев, ещё меньше, чем английские чартисты и тред-юнионисты принимали оуэнистов. Эти секты, фермент движения вначале, становятся для него препятствием, как только оно преодолевает их; тогда они становятся реакционными, как это доказывают секты в Англии и во Франции, а недавно и ласальянцы в Германии, которые, годами препятствуя организации пролетариата, закончили тем, что стали простыми инструментами полиции. В общем они являются детством движения, как астрология и алхимия являются детством науки. Для того, чтобы основание Интернационала стало возможным, надо было, чтобы пролетариат преодолел этот этап. Перед фантастическими и антагонистичными друг другу организациями сект, Интернационал является реальной и боевой организацией пролетарского класса всех стран, связанных друг с другом общей борьбой против капитализма, помещиков и их классовой власти, организованной в государство».

Эта стадия, путчистская в глубине своей, была связана с контрреволюционным периодом, последовавшим за 1833-м, когда развились тайные общества. Поэтому Манифест говорит, что «коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения». (Мы вернёмся к этому пункту в отношении бланкизма и связи между партией – т.е., меньшинством – и массами).

Для того, чтобы программа была защищена организацией, движение должно было преодолеть вышеозначенную стадию. Потом она должна была быть применена. Вот почему Маркс и Энгельс так упорно боролись за триумф программы в Интернационале. Резолюция Конференции Интернационала в Лондоне в 1871-м постановляет:

«Если принять во внимание изначальные Уставы, в которых говорится: 'Экономическое освобождение рабочих является высшей целью, которой должно быть подчинено любое политическое движение в качестве средства; если вспомнить Инаугурационное обращение Международного Товарищества Рабочих (1864), в котором говорится: 'завоевание политической власти стало первым долгом рабочего класса'; вспомнить Резолюцию конгресса в Лозанне (1867) где говорится: 'Социальное освобождение рабочих неотделимо от их политического освобождения […]'; и далее:

Что, против этой коллективной власти правящих классов, пролетариат не может действовать как класс, если он не организован в отдельную политическую партию, противостоящую всем старым партиям, сформированным правящими классами;

Что эта организация пролетариата в политическую партию незаменима для того, чтобы гарантировать триумф социальной революции и её высшей цели: упразднения классов;

Что коалиция рабочих сил, уже достигнутая в экономической борьбе, должна также послужить рычагом для этого класса в его борьбе против политической власти своих эксплуататоров;

Конференция напоминает участникам Интернационала:

Что в боевом состоянии рабочего класса, его экономическое движение и его политическое действие неразрывно связаны».

Более того, создание I и II Интернационалов, вышедшее из борьбы пролетариата, было также попыткой воспрепятствовать подпаданию движения под контроль анархистов и реформистов. III Интернационал был в свою очередь создан в огне революционной борьбы.

В данном случае немаловажны следующие два пункта:

1) Связь между партийной организацией и партийной программой,

2) Ситуации, благоприятные для основания партии.

Первый пункт. В своём письме к Фрайлиграту от 23–2–1860, Marx ha precisato questi elementi: «В первую очередь: после того как, по моему запросу, 'Лига' была распущена в ноябре 1852-го, я не участвовал, и не участвую, ни в каких тайных или общественных организациях: следовательно Партия, в самом эфемерном смысле слова, перестала для меня существовать восемь лет назад (выделено нами)». Здесь говорится о Партии, как о группировке людей, как об организации. И здесь встаёт второй пункт вопроса: почему распускается эта организация? Маркс отвечает тем объяснением, что это была стадия отступления, контрреволюционная стадия. (На наших собраниях в Риме и в Неаполе в 1951 г. посвящённых марксистской теории контрреволюции, в отношении России, мы вспоминали о том, что наше движение уже познало и другие контрреволюционные периоды: поэтому русский вопрос не должен стоять в центре нашей деятельности, что рано или поздно привело бы к условности видения). В такие периоды партия уменьшается до отдельных товарищей, отрицающих так или иначе победу вражеского класса, о которой теоретизируют многие активисты, желая любой ценой сделать хоть что-нибудь, чтобы «выйти из этой ситуации». Для Маркса и Энгельса, история является только продолжительным преобразованием человеческой натуры; в периоды отступления не может быть хороших бойцов; а что до тех, что остаются на поле боя, их следует защищать от коррупции со стороны внешнего окружения, что далеко не легко:

«Можно ли, в среде буржуазных коммерческих отношений оставаться выше мусорной кучи? Это её единственная естественная среда обитания… Честная подлость или подлая честность растворимой морали… не стоит для меня ни на копейку дороже безответственной подлости, от которой ни первые христианские коммуны, ни клуб якобинцев, ни сама наша старая Лига, не смогли избавиться полностью. Но, посреди буржуазных движений, как правило теряется смысл респектабельной подлости или подлой респектабельности». Никаких утопий о человеке, а значит, никакого пустопорожнего активизма; но «санитарный кордон вокруг партии». И в том же письме Маркс вспоминает, что лишь через год он ответил лидерам коммунистической ассоциации Нью-Йорка, призывавших его реорганизовать старую Лигу и наконец написал им, что с 1852-го больше не состоял ни в каких сообществах, «и был твёрдо убеждён, что мои теоретические труды послужат рабочему классу больше, чем моё участие в сообществах, отслуживших своё. В 'Нойе Цайт' – добавляет он – я подвергался постоянным нападкам за эту 'бездеятельность'".

В этом отходе от действия (который был умышленной волей к отказу от деятельности на буржуазном поле деятельности когда невозможно автономное поле деятельности пролетариата), вызвавшем вышеупомянутые обвинения Маркса в «бездеятельности», как вчера, так и сегодня обвиняется Левая, потому что отказывалась и отказывается быть вовлечённой – во имя активизма любой ценой – в вихрь буржуазной коррумпированности.

Почему партия не исчезает никогда

Объяснив это, Маркс уточняет, что есть жизнь Партии: «Лига, как Общество времён года в Париже и сотня других обществ, была лишь эпизодом в истории Партии, которая рождается спонтанно из почвы современного общества». Иными словами, формирование организации является историческим продуктом антагонизмов этого общества: если класс потерпел поражение, т.е. если его организация утратила свой революционный характер отбросив свою программу, или если она была уничтожена в борьбе, организация вновь появится спонтанно; партия появляется вновь, когда социальные контрасты провоцируют взрыв на сцене истории. Партия – это