Петр Кропоткин - Речи бунтовщика Страница 6

Возможно-ли, чтобы крестьяне — будь то итальянцы, испанцы или славяне — не присоединились къ этому движенію?

Возможно-ли, чтобы рудокопы, изнуренные нуждой и страданіями, работающіе подъ вѣчнымъ страхомъ смерти, не постарались изгнать владѣльцевъ рудниковъ, какъ только они замѣтятъ малѣйшій признакъ дезорганизаціи среди своего начальства?

А мелкій ремесленникъ, ютящійся въ темномъ сыромъ подвалѣ, работающій день и ночь съ окоченѣлыми пальцами и пустымъ желудкомъ, выбивающійся изъ силъ, чтобы прокормить пять маленькихъ ртовъ, тѣмъ болѣе любимыхъ, чѣмъ они становятся блѣднѣе и прозрачнѣе отъ голода и лишеній? А этотъ несчастный, проводящій ночи подъ открытымъ небомъ, такъ какъ онъ не можетъ позволить себѣ роскоши — переночевать за пятакъ въ ночлежномъ домѣ? Неужели вы думаете, что они не постараются найти въ роскошныхъ дворцахъ теплаго угла для своихъ семействъ, болѣе достойныхъ и честныхъ во всякомъ случаѣ, чѣмъ семьи толстыхъ буржуа? Что они не мечтаютъ о томъ, чтобы въ магазинахъ коммуны было достаточно хлѣба для всѣхъ тѣхъ, которые не привыкли къ бездѣлью, достаточно одежды, чтобы покрыть какъ плечи несчастныхъ дѣтей рабочихъ, такъ и упитанныя тѣла дѣтей буржуа? Неужели вы думаете, что тѣ, которые ходятъ въ лохмотьяхъ, не знаютъ, что въ магазинахъ большого города есть достаточно припасовъ для удовлетворенія первыхъ нуждъ всѣхъ его жителей и что если-бы всѣ рабочіе трудились надъ производствомъ необходимыхъ предметовъ, вмѣсто того, чтобы чахнуть надъ выдѣлкой предметовъ роскоши, то выработаннаго ими хватило бы не только на ихъ коммуну, но и на сосѣднія?

Наконецъ, возможно-ли, чтобы народъ въ тотъ день, когда почувствуетъ въ себѣ силу, не постарался-бы осуществить все то, о чемъ онъ мечтаетъ столько лѣтъ и что само собой вырвется наружу въ критическій моментъ (вспомните осаду Парижа!)?

Здравый смыслъ человѣчества отвѣтилъ уже на эти вопросы, и вотъ его отвѣтъ:

Наступитъ всеобщая революція, которая вызоветъ потоки крови во всѣхъ странахъ Европы. При связяхъ, установившихся сейчасъ между отдѣльными государствами и при настоящемъ неустойчивомъ политическомъ равновѣсіи мѣстная революція невозможна, если только она будетъ сколько-нибудь продолжительна. Разразившись въ одной странѣ, она, какъ въ 1848 году, вызоветъ непремѣнно вспышки во всѣхъ остальныхъ, и революціонное пламя охватитъ сразу всю Европу.

Но если въ 1848 году возставшіе города возлагали большія надежды на перемѣну образа правленія и на конституціонныя реформы, то сейчасъ, конечно, это невозможно. Парижскій рабочій не будетъ ждать, чтобы правительство — будь то даже свободная Коммуна — исполнило его завѣтныя желанія. Онъ самъ возьмется за дѣло и скажетъ: „Такъ, по крайней мѣрѣ, что-нибудь будетъ сдѣлано!”

Русскій народъ не будетъ ждать, чтобы учредительное собраніе даровало ему землю, которую онъ столько лѣтъ обработываетъ для другихъ; какъ-бы мало надежды на успѣхъ у него ни было, онъ постарается самъ ею завладѣть; онъ уже стремится къ этому: доказательствомъ чему служатъ постоянные бунты. То же самое происходитъ въ Италіи и въ Испаніи; и если въ Германіи рабочій позволяетъ еще распоряжаться собой тѣмъ, которые бы желали, чтобы все въ мірѣ совершалось по предписаніямъ изъ Берлина, то примѣръ сосѣдей и неспособность правителей скоро укажутъ ему настоящій путь.

Будущая революція будетъ носить экономическій характеръ. Всѣми народами одновременно будутъ произведены попытки пересоздать весь экономическій строй; они больше не будутъ ждать, чтобы благосостояніе свалилось имъ съ неба, какъ манна небесная.

Но... мы уже видимъ пессимиста съ лукавой улыбкой на губахъ, говорящаго: „нѣсколько возраженій, только нѣсколько возраженій”. Что же, мы его выслушаемъ и отвѣтимъ ему.

Политическія права.

Буржуазная пресса ежедневно твердитъ намъ на всѣ лады о значеніи политической свободы и „политическихъ правъ человѣка”: всеобщей подачи голосовъ, свободы выборовъ, свободы печати, союзовъ, собраній и т. д., и т. д.

— „Зачѣмъ возставать, зачѣмъ прибѣгать къ оружію, — говоритъ она, — когда у васъ есть всѣ эти права, а слѣдовательно, и возможность произвести всѣ необходимыя реформы!” Оцѣнимъ же эти пресловутыя политическія права съ нашей точки зрѣнія, т. е., съ точки зрѣнія того класса, который ничего не имѣетъ, никѣмъ не управляетъ и у котораго очень мало правъ и слишкомъ много обязанностей.

Мы не скажемъ, какъ это говорилось раньше, что политическія права не имѣютъ въ нашихъ глазахъ никакой цѣны. Мы прекрасно знаемъ, что со временъ крѣпостного права и даже съ прошлаго вѣка въ этомъ отношеніи кое-что сдѣлано. Французскій рабочій уже не то существо, лишенное всякихъ человѣческихъ правъ, какимъ онъ былъ раньше, когда аристократія смотрѣла на него, какъ на рабочаго скота; внѣ своей мастерской, онъ считаетъ себя равнымъ всѣмъ остальнымъ гражданамъ. Французскаго крестьянина нельзя сѣчь на улицахъ, какъ это дѣлается еще въ Россіи. Бурными революціями и пролитой кровью народъ завоевалъ себѣ нѣкоторыя личныя права, умалять значеніе которыхъ мы не хотимъ.

Но есть права и права, и надо умѣть ихъ различать; нѣкоторые изъ нихъ имѣютъ реальное значеніе, другіе же лишены его; кто смѣшиваетъ, только обманываетъ народъ. Есть права, какъ, напримѣръ, равенство передъ закономъ аристократа и крестьянина, тѣлесная неприкосновенность каждаго гражданина и т. п., которыя достались народу послѣ упорной борьбы и настолько дороги ему, что малѣйшая попытка нарушить ихъ вызоветъ возстаніе. И есть такія права, какъ всеобщая подача голосовъ, свобода печати и т. п., къ которымъ народъ былъ всегда равнодушенъ, такъ какъ онъ чувствуетъ, что эти права, защищая буржуазію отъ самовластія правительства и аристократіи, служатъ орудіемъ въ рукахъ господствующихъ классовъ для порабощенія народа. Ихъ даже нельзя назвать политическими правами, такъ какъ они не охраняютъ интересовъ народа; это только нашъ политическій языкъ — жаргонъ, выработанный правящими классами исключительно для своихъ нуждъ, — величаетъ ихъ этимъ громкимъ именемъ.

Въ самомъ дѣлѣ, что такое политическое право, какъ не оружіе для защиты независимости и свободы тѣхъ, которые сами не могутъ внушить уваженія къ этимъ своимъ правамъ? Каково его назначеніе, если оно не можетъ дать свободы всѣмъ тѣмъ, которые должны ею обладать? Люди, подобные Гамбетта, Бисмарку и Гладстону, не нуждаются ни въ свободѣ печати, ни въ свободѣ собраній; они и такъ пишутъ все, что хотятъ, устраиваютъ какія угодно собранія, исповѣдываютъ тѣ ученія, которыя имъ больше по вкусу; они и такъ, свободны. А если кому-нибудь и нужно дать эту свободу слова, печати и собраній, то только тѣмъ, которые сами не могутъ обезпечить себѣ этихъ правъ и проводить въ жизни свои идеи, свои принципы. Таково происхожденіе всѣхъ политическихъ правъ.

Но въ наше время даются-ли эти права тѣмъ, кто въ нихъ нуждается?

Конечно, нѣтъ. Всеобщее избирательное право можетъ до нѣкоторой степени оградить буржуазію отъ злоупотребленій центральной власти, не заставляя ее прибѣгать къ оружію. Оно можетъ служить для умиротворенія соперниковъ, оспаривающихъ другъ у друга власть и удержать ихъ отъ кровопролитія. Но это право безсильно тамъ, гдѣ надо низвергнуть или ограничить власть и уничтожить господство привилегированныхъ. Прекрасное орудіе для мирнаго разрѣшенія недоразумѣній между правителями, какую оно можетъ принести пользу подданнымъ?

Исторія отвѣчаетъ намъ на этотъ вопросъ. — Пока буржуазія думала, что всеобщая подача голосовъ будетъ въ рукахъ народа оружіемъ для борьбы съ привилегированными классами, она всѣми силами противилась ей. Когда же, въ 1848 году, она поняла, что это право не только не грозитъ ея привилегіямъ, но даже не мѣшаетъ ей властвовать надъ народомъ, она сразу ухватилась за него. Теперь буржуазія стала его ярой защитницей, такъ какъ она знаетъ, что это лучшее средство, чтобы удержать въ своихъ рукахъ господство надъ массами.

То же самое относительно свободы печати. — Какой доводъ былъ самымъ убѣдительнымъ въ глазахъ буржуазіи въ пользу свободы печати? — Ея безсиліе! Ея несостоятельность! „Когда-то”, — говоритъ Жирарденъ, — „сжигали колдуновъ, потому что имѣли глупость ихъ считать всемогущими; теперь дѣлаютъ ту же глупость относительно печати. Но печать такъ же безсильна, какъ средневѣковые колдуны. И потому — долой преслѣдованія печати!” Вотъ, что говорилъ когда-то Жирарденъ. А какой аргументъ выставляетъ теперь буржуазія въ защиту свободы печати? —„Посмотрите”, — говоритъ она, — „на Англію, Швейцарію, Соединенные Штаты. Тамъ полная свобода печати, а между тѣмъ нигдѣ такъ не развита эксплоатація, нигдѣ такъ властно не царитъ капиталъ. Пусть нарождаются вредныя теченія. Мы всегда сумѣемъ заглушить голосъ ихъ органовъ, не прибѣгая даже къ насилію. А если когда-нибудь, въ моментъ возбужденія, революціонная пресса и станетъ опасной, мы всегда успѣемъ уничтожить ее подъ какимъ-бы то ни было предлогомъ”.