Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6302 ( № 47 2010) Страница 64

***

Я шагнула из дома во тьму.

Там огромный скелет стоит.

На берёзу похож? Не пойму.

Беззащитный как инвалид.

Мне впервые тогда довелось

Испытать этот липкий страх:

Ветка сломана, словно кость,

И нелепо висит на ветвях.

***

Я вернулась, на Родине побывав.

Привезла священной земли.

Видя только лишь грязь подошв –

 не прав

Ты, сосед, – мою Родину не хули.

Ты, молодка, на мужа

всё время ворчишь,

Но когда постареешь – а это придёт! –

Он тебя охранит лучше стен,

 лучше крыш.

Богом станет твоим.

Загляни же вперёд!

Перевод Юрия БАРАНОВА

***

Под грубою корой древесной

Скрывается изящный гибкий стан.

И лаской материнской бессловесной

Коснётся колыхание листа.

Мудра та птица,

что неспешно в кроне

Вьёт для птенцов своё гнездо.

И мудрый муравей гнезда не тронет,

Он сам свой холм растит с трудом.

И цвет зари ещё не потускнел,

И травы под ногами не поникли,

Пока я, отрешённая от дел,

Ем на поляне детства землянику.

***

Слишком скупо накуковала,

ты, кукушка. Мне не хватило

нужных лет, так летнего ливня мало

полю выжженному. Лишь окропило,

не напоив. Удирай, кукушка!

Год от года ты злей и строже.

Обещала долгую осень, врушка,

а уже первый день зимы был прожит.

***

Если молнией яростной

вздрогну на горизонте, –

не радо мне небо.

Если грозой очистительной

в мир я нагряну, –

земля мне не рада.

Время – знак восклицательный –

долго мне жить велит.

Жизнь – знак вопросительный –

не даёт покоя: зачем?

Перевод Анастасии ЕРМАКОВОЙ

***

Полярный сумрак. Дует ветер.

И звёзды с неба пропадают.

Не отыскать в погасшем свете

Замёрзших слов живую стаю.

И лишь листок бумажный

верит в лето,

В тепло и свет моих ладоней.

Но песни птиц моих не будут спеты

В краю, где снега нет бездонней.

Перевод Светланы ХРОМОВОЙ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Украсить ножны нужным самоцветом

Многоязыкая лира России

Украсить ножны нужным самоцветом

ПОЭЗИЯ ОСЕТИИ

Шамиль ДЖИККАЙТЫ

Илас Арнигон*                                                                                                                             

Померкли на чужбине небеса,

сгустилась тьма над длинною дорогой,

что для души – проекция порога,

для сердца – коромысло на весах.

Осетия, твой голос как в горсти

последний грош. Снесу все муки ада.

Хвалы застольной в качестве награды

избавь меня, но этот путь прости.

Пробившийся из пашни колосок

не примется без солнца да погибнет –

безжалостное жизни колесо.

Но уяснить гонители могли бы,

что пыли, мне осевшей на лицо,

вполне достанет для моей могилы.

***

Ты говоришь, в стихах моих избы-

ток слов чужих, –

у Лермонтова с Фетом

есть много что заимствовать, дабы

украсить ножны

 нужным самоцветом.

Но меч свой острый закалял я сам!..

И у тебя, признаться, я украдкой

беру, однако, сколько б ни тесал

чурбан, сгодится лишь на рукоятку.

Сова

Деревья ноги парят в прели,

опричь мышиной мелюзги,

все твари спят, не слышно трели

и не видать окрест ни зги.

И вылетает на охоту

ночная хищница сова –

бьёт грызунов с такой охотой,

что пыль стоит столбом. Лихва –

дань дьяволу. Устав от смерти,

сидит на дереве, полна

сомнений – не роняла ль чести

в пылу сражения она.

Катилина

О Рим, тебя ни сытость, ни разврат

не трогают, как будто так и надо.

Меняют честь на серебро и злато,

и это очень выгодный барат.

Когда раздолье подлости и лжи,

кровь разливают в винные сосуды

и пьяные творятся пересуды,

я буду сломлен, но и ты дрожи,

великий Рим, где смелость – всё одно

ораторскому ремеслу не ровня

и где свободой клясться не грешно.

К стенам твоим походкою неровной

подкралась смерть, и в сумраке ночном

враги шатёр раскинули огромный.

***

Где слов черпак угоден, как талан,

Сердец людских бездонному кувшину,

Я черпаю вино и медовину,

А то и слёз с печалью пополам.

Чем может, люди добрые, помочь

Всего лишь черпчий дольнего

 застолья, –

В усладу разве белого поболе

Разлить вина, чем тёмного, как ночь.

Перевод Игоря БУЛКАТЫ

* Осетинский поэт.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

На Мазульском руднике

Многоязыкая лира России

На Мазульском руднике

ПРОЗА КАЛМЫКИИ

Отрывок из романа-воспоминания «Хлеб горьких лет»

Николай ИЛЮМЖИНОВ

Холода в таёжном краю обычно держатся почти до самого лета. Недаром сибиряки говорят: «У нас в Сибири восемь месяцев зима, а остальное – лето». Распространена там и такая присказка: «Май – не май, а с печки не слезай!». Калмыки прибыли к месту ссылки в самый разгар зимы, в середине января, когда вовсю лютовали крещенские морозы. Они были настолько сильны, что воздух туманом окутывал всё пространство вокруг человека, затрудняя дыхание. И вот в один из таких морозных дней мы с мамой, попросив у соседей детские саночки, отправились в деревню Айдашки менять вещи на картошку.

Эта деревня находилась на расстоянии шести-семи километров от рудника, на противоположном берегу одноимённого с ней озера. Оно тянулось с запада на восток примерно на полтора-два километра и в ширину – на километр. Вода в озере была пресной от родников, бивших на дне, отчего водилось в нём много рыбы – крупных жирных язей и щук. Зимней порой водная гладь была покрыта толстым слоем льда и кое-где пластами затвердевшего на морозе снега.

Мы с мамой перешли через озеро Айдашки и направились в сторону деревни. Стоял люто холодный день, солнце едва пробивало лучами морозный воздух, а над головой висело белёсое небо. Вокруг нас царила первозданная тишина, которую нарушал лишь скрип снега под нашими ногами. Мама всё время поглядывала на моё лицо, чтобы вовремя заметить, если от мороза у меня побелеют нос и щёки. Тогда она останавливалась и, набрав в пригоршню снег, начинала легонько растирать кожу до тех пор, пока она не покраснеет.

В свою очередь, я тоже наблюдал за мамой, чтобы и она, беспокоясь обо мне, не обморозилась сама. Всю дорогу, пока мы шли от Мазульки в деревню, она рассказывала мне о своём детстве: «Мой отец славился на весь Донской округ как лучший ветеринарный фельдшер. Он работал по найму у одного известного конезаводчика, и мы жили по тому времени в большом достатке. Наш простор­­­-ный деревянный дом с хозяйственными пристройками и фруктовым садом выделялся среди других станичных жилых строений. Отец редко бывал дома, постоянно находясь в разъездах по степи среди конских табунов.

Дети оставались дома с матерью. Нас, братьев и сестёр, было трое: Токр – мой старший брат и Кирсан – младший. На наше несчастье, мать рано умерла, мне тогда было всего семь лет. А тут вскоре началась революция, за нею – Гражданская война. Однажды пришли красные и подожгли нашу станицу с хурулом. Началось паническое бегство станичников вместе с белой Добровольческой армией, отступавшей к Чёрному морю через Ставропольщину и Кубань.