Максим Кустов - Третий рейх во взятках. Воровство и бардак немцев Страница 7

Обязательная бутылка шнапса совершала свои круги. Молодые и менее опытные гренадеры, недавно прибывшие в поредевшую роту, немедленно отказывались от обжигающего самодельного напитка, оставлявшего непривычное покалывание в горле. Этой редкой прелестью мы были обязаны таланту фельдфебеля Рорера, который умело соорудил перегонный аппарат из разбитой русской полевой кухни, которую мы захватили во время Крымской кампании. Печь он переделал для нашего пользования с помощью сложного сплетения медных трубок и кусочков резиновых топливных шлангов, а загружал он ее порциями картофеля и ревеня, подобранными в брошенных деревнях или захваченных в партизанских тайниках.

Передавая друг другу бутылку, мы ощущали подсознательную связь, которая знакома только уцелевшим. Вместе мы познали и ветер, и жару, жизнь и смерть. Мы пережили грады бомб и снарядов. Мы ухаживали за своими ранеными, хоронили погибших и шли вперед навстречу новой схватке, зная, что в конечном итоге придем к концу своего пути. Большинство из нас было обязано жизнью умению и самопожертвованию других бойцов из нашей роты, многих из которых уже не было с нами. Мы, оставшиеся в живых, лежали на русской земле, запах которой и прикосновение к которой стали такими знакомыми, и дремали под летним солнцем.

Пока мы спокойно лежали маленькими группами, поглощая шнапс и погрузившись в дискуссию о вещах, не связанных с войной, нашу идиллию прервал ритмичный храп приближающихся лошадей. Сидя прямо, я заметил, что к нам подъезжает недавно прибывший в дивизию обер-лейтенант Кацман вместе с несколькими офицерами штаба полка. Он остановил свою лошадь в нескольких метрах от места, где я сидел. Поднявшись и застыв в стойке «смирно», я собрался и отдал ему честь, стараясь оказать ему уважение, насколько это было возможно в данной обстановке.

— Добрый день, господин обер-лейтенант! — произнес я, отдавая честь.

Он, перед тем как ответить мне, пристально посмотрел на меня некоторое время, сидя на лошади.

— Лейтенант Бидерман, вы пьяны! — громко произнес он.

— Так точно, господин обер-лейтенант! — ответил я. — Пьян.

Пока я продолжал стоять, возможно, не совсем ровно для положения «смирно», офицеры штаба стали упрекать меня за мое состояние. После нескольких долгих секунд гневной тирады я заметил, как фельдфебель Пинов поднимается на ноги и направляется к нам, держа в уголке рта длинную горящую сигару.

— Что здесь происходит? — резко произнес он, причем на его обычно четкие и безукоризненные манеры явно повлияло излишнее количество шнапса, потребленное у обочины дороги. — Никто не смеет разговаривать с нашим лейтенантом в таком тоне!

Внезапно он ринулся мимо меня и подошел к конному обер-лейтенанту, воскликнув:

— Мы никому не позволим обращаться с нашим лейтенантом как с рекрутом!

Я, не задумываясь, бросился вперед, пытаясь схватить его за плечо, чтобы прекратить словесные нападки, а Кацман сидел в своем седле, полный возмущения, поочередно переводя взгляд с меня на приближающегося фельдфебеля. Еще до того, как я смог остановить его, а Кацман — произнести членораздельный ответ, Пинов схватился за уздечку у мундштука. Быстро наклонившись, будто что-то негромко говоря лошади, он подтянул большое животное к себе, держа за узду. И вдруг зажженная сигарета коснулась чувствительного носа лошади Кацмана. Животное вздыбилось, вырвалось из рук Пинова. Захваченный врасплох, обер-лейтенант вылетел из седла и приземлился на песчаную почву, которой примечательны все обочины русских дорог. К нему бросился какой-то гренадер, схватил за узду перепуганную лошадь, другие солдаты подошли, чтобы помочь офицеру подняться. Отвергнув их предложения, Кацман встал с земли и успокоил свою возбужденную лошадь. Пристально на меня поглядев, он отвернулся, вскочил в седло и, сопровождаемый своим эскортом, проехал мимо притихших солдат.

Ефрейторы собрали оставшиеся порции шнапса, чтобы обменять их на сладости и сигареты. Ощутимое количество огненной воды нашло дорогу к Фаволи, Эйнеру, Бинову и другим командирам рот, где его потребили от души. Некоторые бойцы нашей роты оказались настолько щедры в распределении излишка, что в конце концов был прослежен источник этого нарушения порядка, а я получил устное порицание от командира полка. Я больше ничего не слышал об этом придорожном инциденте, хотя и с ужасом в душе ожидал вызова для дисциплинарного наказания. Скорее всего обер-лейтенант Кацман, хотя и отличавшийся несдержанностью и бестактностью в своих решениях в различных ситуациях, хорошо понимал, что раздувать этот инцидент не сулило ничего хорошего при данных обстоятельствах».[19]

Лейтенант Бидерман вместе со своими подчиненными, напившись шнапса и продукции талантливого фельдфебеля Рорера, не может как следует по стойке смирно встать перед старшим по званию. Сил у бедняги не хватает, слишком уж дегустацией волшебного напитка увлекся. А выходка фельдфебеля Пинова с горящей сигарой вполне «потянула» бы на военный трибунал. Разумеется, в другой обстановке, не в Белоруссии 1944 года.

Наполеон рассчитывал находчивостью мороз одолеть

А ведь немецкие генералы при разработке плана «Барбаросса» с национальной основательностью изучали плачевный опыт предшественника — Наполеона Бонапарта, но самого главного вывода из опыта кампании 1812 года умудрились не сделать. В России зимой холодно бывает, надо солдат и офицеров соответствующей погоде, зимней формой обеспечить.

Ну, допустим, невозможно обеспечить всех солдат Восточного фронта. Но, уже зная о том, что творится под Москвой, да и на других участках фронта, можно что-то сделать.

Ведь не миллионы же, не сотни тысяч солдат по воздуху перебрасывали. Что, в уютные варшавские казармы одеяла и теплую одежду для тех, кому предстояло через 48 часов в мерзлых окопах оказаться, никак нельзя было доставить? Неужели «постеснялись» немцы в той же Варшаве у поляков конфискацию устроить или им это просто в голову не пришло?

Перебрасывая самолетами подкрепления, можно как-то поднатужиться и шинелями с одеялами солдат обеспечить. Без них запросто можно было стать трупом или инвалидом, даже не дойдя до линии фронта, вовсе не выстрелив по красноармейцу. Зимой в России холодно. Мысль, казалось бы, вполне очевидная.

Но ведь она и французам в свое время почему-то в голову не пришла. Пытался поживший в России французский дипломат маркиз де Коленкур растолковать своему императору, что такое русская зима. Но ничего из этого не получилось:

«Император, как мне казалось, не поверил в правдоподобность моих предсказаний. Он надеялся, что исключительная сообразительность наших солдат подскажет им, какими средствами можно уберечь себя от морозов».[20]

Поразительно, что Наполеон Бонапарт, один из величайших полководцев в истории человечества, был способен утешать себя таким бредом. Сообразительность, даже солдатская, от морозов как-то мало помогает. От холода и военных, и гражданских хорошо защищают теплый полушубок, хорошая зимняя шапка, теплые штаны и нижнее белье, валенки и т. д.

Но Бонапарт в каком-то смысле был своего рода «первопроходцем». Гитлер-то почему на зимней форме все экономил с каким-то маниакальным упорством? Откуда у него этот необъяснимый «пунктик» взялся?

Ведь он и ко второй военной зиме в России запретил подготовиться как следует. И его интенданты снова отличились больной, совершенно извращенной фантазией в организации снабжения. Надо признать, что в последние месяцы Сталинградского сражения немецкие интенданты превзошли все свои московские винные достижения уму непостижимой, авиапрезервативной эпопеей.

Глава 3

Хорватские кресты с презервативами вместо хлеба

Организация снабжения — ахиллесова пята немецкой армии на Восточном фронте

Немцы умудрились дважды наступить на одни и те же грабли — в Сталинграде, втором важнейшем после Москвы сражении на Восточном фронте, они снова «не успели» полностью обеспечить войска теплой одеждой.

То, как решался этот вопрос, адъютант Паулюса Вильгельм Адам вполне резонно назвал «трагикомедией с зимним обмундированием». Вот как он ее описал:

«16 ноября выпал первый снег. Ледяной ветер свистел в степи, проникая сквозь наши легкие шинели. Фуражки и сапоги тоже плохо защищали от холода.

Собственно говоря, пора было извлечь уроки из печального опыта зимы 1941/42 года. Но и в середине ноября 6-я армия не имела соответствующего зимнего обмундирования. Паулюс его затребовал еще тогда, когда понял, что операции в городе не могут быть закончены до наступления холодов. Генерал-квартирмейстер сухопутных сил разделял мнение командующего нашей армией.