Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя Страница 8

В финальных боях за Крым 46-я стрелковая дивизия сколько-нибудь заметной роли не играла. Соответственно упоминаний о каком-либо участии Мехлиса в них не найти не только в исторических хрониках, но даже в пропагандистских материалах. С ним мы вновь встречаемся только во второй половине ноября — декабре 1920 года, когда дивизия ликвидировала банды махновцев, очищала южное побережье полуострова от белых, не сумевших бежать за границу или оставшихся на родине, доверившись успокоительным заверениям местных органов советской власти.

Крым, увы, оказался весьма подходящим местом для реализации красными «святого чувства классовой ненависти», очень быстро превратившись в часть «Всероссийского кладбища». Крайняя жестокость Гражданской войны набросила кровавую пелену на глаза воевавших по обе стороны, напрочь застила им взор. В Крыму, как нигде, были отброшены даже самые элементарные, прошедшие через века нормы ведения войны — не воевать с пленными, гуманно относиться к мирному населению. Жестокая реальность состояла в том, что многие комиссары, воспитатели по своей основной функции, не только не сдерживали звериные инстинкты у части командного и рядового состава красных частей, но, наоборот, подстегивали их.

10 ноября 1920 года РВС Южного фронта гарантировал сдающимся в плен «полное прощение». Узнав об этом, Ленин выразил крайнее недоумение. После вмешательства центральных властей и регистрации бывших офицеров последовали массовые аресты и бессудные расправы над ними. По разным оценкам, в Крыму были расстреляны от 25 до 120 тысяч человек. Особой жестокостью прославились член РВС Южного фронта, председатель Крымского областного ревкома Бела Кун и секретарь обкома, член РВС 13-й армии Розалия Землячка (Залкинд). По их приказам было расстреляно около 7 тысяч арестованных офицеров и чиновников.[14]

Террор приобрел такие масштабы, что слухи о нем сразу же распространились за границей. Известный историк С. П. Мельгунов писал по горячим следам событий, что «крымская резня 1920–1921 гг. вызвала даже особую ревизию со стороны ВЦИКа. Были допрошены коменданты городов и… все они в оправдание предъявляли телеграмму Бела Куна и его секретаря Землячки… с приказанием немедленно расстрелять всех зарегистрированных офицеров и военных чиновников».

Суця по всему, Мехлис, находившийся в прямом подчинении Землячки, не видел в этом чего-то из ряда вон выходящего. Характерно: они будут позднее тесно общаться по службе в руководящих советских органах, дружить семьями. О смерти «кровавой комиссарши» в 1947 году Лев Захарович узнает в карлсбадском санатории, откуда напишет жене: «Огорчен… Ушла светлая личность, прямой и правдивый человек, большевистски непоколебимый и верный. Большая потеря!»

Не занятые боями части, опьяненные победой и воистину плебейским торжеством над побежденными, стали быстро разлагаться. Невиданными темпами плодились дезертиры, барахольщики, бандиты, войска были охвачены повальным пьянством и грабежами. Это уже грозило самим основам существования дивизии как боевой единицы. «Сверху» последовала команда — пресечь. Мехлис не миндальничал. Его поведение логично: те, кто мародерствовал и оттачивал шашки на безоружных, понимали только язык грубой силы. Вовсю заработал ревтрибунал. Комиссар дивизии дал указание устраивать в полках открытые судебные заседания. В профилактических целях проводились инсценировки суда с выступлением «свидетелей», «прокурора», с вынесением «приговора». Лев Захарович очень гордился этим изобретением, полагая, что оно позволяет «пополнить пробелы в нашей партийной, культурно-просветительской работе в частях».

В начале декабря Мехлиса избрали делегатом на партконференцию 4-й армии, в состав которой теперь входила 46-я стрелковая дивизия. Армейская конференция в свою очередь делегировала его на 2-й Всероссийский съезд партработников Красной Армии и Флота. Одновременно он был избран делегатом VIII Всероссийского съезда Советов. Впереди забрезжили новые горизонты в политике.

Если попытаться оценить участие нашего героя в Гражданской войне, обратившись к советской исторической литературе, сделать это весьма непросто. Буквально через считаные годы после окончания боев подлинная история войны стала грубо искажаться. Из литературы исчезают имена Василия Блюхера, Августа Корка, Филиппа Миронова, Виталия Примакова, Иеронима Уборевича, Ивана Федько, десятков других истинных организаторов победы в Крыму. На их место пропагандистской машиной подставлялись во многом дутые, но «нужные» фигурки.

Вот — Мехлис. Его биография, как видим, была вполне боевой. Но синдромом «Малой земли» страдали идеологи не только времен Л. И. Брежнева, но и их предшественники. К действительным событиям в жизни руководителей для вящей убедительности обильно добавлялся вымысел. Уже приводилось несколько «былей» из боевого пути Льва Захаровича, не подтверждаемых документально, но явно призванных возложить на него нимб героя Гражданской войны. И если по горячим следам событий лгунов могли бы уличить их участники, то в 30-е годы многим правдолюбцам уже основательно запечатали уста, а то и жизни лишили.

Симптоматично, что с одобрения Сталина заслуги Мехлиса в Гражданской войне были особо отмечены в каноническом издании «История ВКП(б). Краткий курс».[15] Этой чести удостоились лишь немногие политические деятели, их кандидатуры, как теперь хорошо известно историкам, отбирал сам вождь.

Следуя «Краткому курсу», авторы исторических работ и пропагандисты шли на прямые передержки, называя Мехлиса применительно к Гражданской войне в числе «виднейших деятелей партии и Советского государства», «выдающихся болыпевиков-ленинцев».[16] Уборевича и Эйдемана, Блюхера и Корка отправляли на эшафот, а в это же время слушатели военных академий с благоговением посещали места, связанные с комиссарской молодостью Льва Мехлиса. «Оказывается», не Эйдеман, не Блюхер, не другие командиры, а именно он — «боевой комиссар группы войск каховского плацдарма» чуть ли не единолично руководил укреплением и обороной плацдарма от белых, о чем в специальном путеводителе 1940 года настоятельно рекомендовалось сообщать туристам, совершающим экскурсии по местам боев гражданской войны.[17] Надо ли говорить, что при этом даже не упоминались имена подлинных руководителей боев на плацдарме, к тому времени уже сгинувших в пучине репрессий. Подобная практика фальсификаций, искажая реальный вклад Мехлиса в победу Красной Армии, оборачивалась, в конце концов, против него самого.

Участие в Гражданской войне стало важным этапом в его становлении как политика. Он приобрел большой опыт массово-политической работы и вполне солидную репутацию, показал себя волевым, настойчивым в достижении цели. Служба свела его с рядом деятелей, пребывавших на крупных партийных и военных постах или вскоре выдвинутых на такие посты, он стал лично известен Сталину, что сыграло существенную роль в его дальнейшей судьбе в большой политике.

Нельзя, однако, не видеть внутренне противоречивого характера, который носила деятельность Льва Захаровича. Его политический и нравственный облик, готовность идти на любые средства во имя достижения цели сформировались в особых условиях братоубийственной войны с ее обостренным классовым антагонизмом, массовыми нарушениями общепризнанных норм ведения военных действий, настроениями партизанщины и при наличии у политических комиссаров огромных властных полномочий. Отсюда он вынес приверженность военным, авторитарным формам работы и управления людьми, веру в насилие как универсальное средство достижения крупных социальных целей.

В чрезвычайных условиях Гражданской войны, как и последовавшего за ней восстановительного периода, такие качества позволяли ему считаться не только вполне приемлемым, но и перспективным партийным работником, открыли путь к солидному служебному росту.

Глава 2. «Откомандировать в распоряжение ЦК»

Пока у подножия

Из Москвы в родную 46-ю дивизию Мехлис уже не возвратился. 22 декабря 1920 года в РВС Южного фронта от начальника политуправления Реввоенсовета республики И. Т. Смилги поступила короткая телеграмма о том, что военкомдив-46 оставлен в его распоряжении. 31 декабря Льва Захаровича спешно уволили из армии в запас и откомандировали в распоряжение ЦК РКП(б). 1 января 1921 года для него открылась дверь не в новый год, но в новый мир: он ступил на скользкую лестницу партийной иерархии.

Какие же влиятельные силы придали служебному росту скромного комиссара дивизии, каких немало в армии, такое ускорение? Если учесть, что всего через десять месяцев он будет трудиться в Наркомате Рабоче-крестьянской инспекции, во главе которого стоял Сталин, предположение об участии последнего в судьбе Мехлиса кажется более чем вероятным. Раньше других осознавший силу партийного аппарата, будущий генеральный секретарь ЦК приступил к его формированию. Льву Захаровичу, очевидно, отводилось в нем свое место.