Наталья Иванова - Ностальящее. Собрание наблюдений Страница 8

«Праздники» подверглись переименованию, перелицовке, не совсем удачной, не совпадающей с эмоциональным ритмом (если можно так сказать) общества.

7 ноября, праздник «Великой Октябрьской социалистической революции», был переименован в «День примирения и согласия». Новое название полностью противоречит реальной истории. Его можно было бы назвать Днем трагедии России — но только не согласия. Никак не примирения.

Официальными праздниками были объявлены Рождество и Пасха, — но поскольку Россия является многоконфессиональным государством, то выходные дни для исповедующих другие религии остаются на распоряжение местных администраций. По каналам ТВ в дни Рождества и Пасхи идут трансляции, и народонаселение наблюдает верховную власть (б. парт, и хозноменклатуру) в церкви, со свечками в руках. Умеют ли они перекреститься как положено? Вопрос риторический.

Искомой идентичности опять не получается. Новый праздничный календарь ее не стимулирует — одни в день 7 ноября угрожающе размахивают на Красной площади красными флагами и портретами Сталина, другие проклинают кровавого диктатора.

Юбилеи — тоже мощный стимул для объединения. По тому, как они проходят в современной России, да и какие, собственно, юбилеи отмечаются пышно и с размахом или скромно, почти тайно, но с особой значительностью, видны процессы либо размежевания, противостояния в обществе, либо нахождения и утверждения на исторической толще юбилея искомой идентичности. Показательным и внушительным стало празднование 850-летия Москвы, на которое московской мэрией были затрачены огромные деньги. Недовольные ворчали: уж лучше бы деньги старым москвичам раздали. Хватило бы каждому на год жизни, не меньше.

Устроители преследовали свои политические, идеологические цели. Сценарий действа на Красной площади (Васильевский спуск) разыгрывался в реальных декорациях. Его автор Андрей Кончаловский, как русский и отчасти все-таки американский кинорежиссер, соединил две эстетики: отечественную (базовый фольклор с Иванушкой-дурачком, Емелей и пр.) и голливудскую. Компьютерный Змей-Горыныч скорее был похож на динозавра из кино американского. Счастливый Лужков — то ли мэр, то ли артист — звонил в надувной колокол. А в конце праздника всенародно любимая Алла Пугачева — вместо патриарха? — осенила многотысячную толпу собравшихся крестным знамением. На Воробьевых горах француз Жарр устроил световое зрелище: на сталинской университетской высотке поочередно возникали изображения русских святых и исторических деятелей.

На улицы Москвы в этот день вышло, по подсчетам, более 2 миллионов жителей — праздник, искусственный по замыслу (дата, именно сентябрьская, из летописей никак не следует, но в советские времена «день города» был назначен в Москве именно в первое воскресенье сентября), был поддержан населением. Праздник хотя и сомнительный по общей режиссуре, но реальный. Все-таки объединивший множество людей. Идентичность — московская? Ну, хотя бы.

Еще более показательным стал юбилей ВЛКСМ. Восемьдесят лет ленинскому комсомолу в октябре 1998-го были отпразднованы с размахом, которого никак нельзя было бы ожидать в начале 90-х. Коммунистическая идеология не только стала реальной силой, но динамично собирает своих новых адептов. Ничего не стесняется, никого не боится. Страх, который все-таки витал над коммунистическими «заединщиками» сразу после 1991 года, давно прошел. От шока оправились быстро, да и либеральная интеллигенция помогла: мол, не допустим охоты на ведьм; ведьмы вышли из него гораздо более наглыми, чем прежде. С комсомолом связана еще одна сила новой России: из него родом «новые русские», управленцы, банкиры, предприниматели, высшие чиновники, бывшие функционеры (от Кириенко до Семаго, от Лисовского до Малашенко). Комсомольское прошлое награждает особой властной и денежной силой, особой корпоративной связкой.

Бывших/нынешних комсомольцев объединил торжественный вечер в одном из крупнейших московских залов с концертом, пением комсомольских песен, с молодежным балом, — в комментарии ТВ он был сравнен с первым балом Наташи Ростовой (новая линия единства: комсомол как наследник русской классики). Почетные гости — от Зюганова и Лигачева до Кобзона. На Поклонной горе, рядом с мемориалом Великой Отечественной, промаршировали в комсомольском юбилейном параде курсанты военных училищ и ряженые казаки. В поклонногорской православной церкви был отслужен торжественный молебен, специально для праздновавших юбилей комсомольцев (память о разрушенных комсомольцами церквах, об их специальных святотатских поручениях — срывать религиозные праздники — не в счет). Одного из них, четырнадцатилетнего комсомольца, корреспондент спросил: за кого, за что они? Ответ: за Россию. Вопрос: против кого, чего? Ответ: против евреев.

Современный идеологический китч: «Москва, звонят колокола», литургия, казаки-комсомольцы, коммунизм как светлое будущее — всё вместе. Новое самоотождествление возрождает позднесоветское. Но с националистическими добавками. Вспомним слоган депутата Червонописского: держава, родина, коммунизм.

Еще один юбилей, отмеченный осенью 98-го, столетие МХАТа, — свидетельство поисков самоопределения, подтвердивших, увы, наличие раскола. В Москве нынче два МХАТа — и два юбилея, первый из которых был отпразднован в театре Ефремова. На заднике было изображено ветвистое генеалогическое древо, из которого следовало, что все сколько-нибудь значимые театры Москвы обязаны своим рождением Художественному театру. На знаменитой сцене МХАТа в Камергерском были поставлены столы и столики наподобие ресторанных, водка и закуска были натуральными, за каждым столиком сидел отдельный театр, представлявший очередной «капустнический» номер, в ложе для почетных гостей смеялся капустнику Евгений Примаков. Публика представляла власть, деньги, интеллектуалов и интеллигентов либерально-демократической ориентации. Праздник номер два на следующий день состоялся во МХАТе «патриотическом», с маткой улья Татьяной Дорониной, с вице-премьером Валентиной Матвиенко, в новом ярком костюмчике зачитавшей аналогичное предыдущему приветствие. В зале оживленно переговаривалась публика совсем другой идеологической ориентации — с Зюгановым во главе. Энергичные пожилые женщины с мучительно знакомыми советскими лицами развернули в театральном фойе антикварные красные бархатные знамена, гордо украшенные профилями Ленина и его первого ученика.

На первый юбилей, к Ефремову, была приглашена Доронина лично, но она так и не появилась, сославшись на занятость при подготовке своего отдельного праздника. Шанс — не объединения (в высшей степени невероятного; по моему впечатлению, просто невозможного), но хотя бы жеста коллегиального дружелюбия, мхатовской идентичности — был упущен.

Места «святые» — и даже столетние юбилеи — не объединяют, а еще раз подчеркивают глубокую линию общественного раскола.

Восьмидесятилетие Солженицына — не возможность ли объединиться в порыве благодарности тому, кто вынес историю века на своих плечах — и как писатель, и как гражданин? И здесь не получилось. Хотя средства массовой информации постарались: статьи о жизни и творчестве, анкеты, ответы, интервью (не самого юбиляра, но «вокруг») и, наконец, специально созданные к дате фильмы — «Узел» Александра Сокурова, пятичастный фильм на НТВ, специальные передачи по каналу «Культура»… А еще — вынутый из сетки в последний момент «Изгнанник» Олеси Фокиной, вызвавший протест самого писателя и его семьи. Премьера спектакля («Шарашка») в театре Юрия Любимова в день рождения Солженицына. Указ о награждении писателя орденом Андрея Первозванного. Программируемый, легко вычисляемый солженицынский отказ его принять (иначе Солженицын, накануне событий выпустивший «Россию в обвале», и поступить не мог). Было все, кроме объединения. Многополюсным стало общество, множественность интересов никак не замыкается на писателе, чье значение не только и не столько для литературы — для самой России все вроде бы признают.

И наконец, юбилей Пушкина. Пушкин — объединитель, Пушкин — интегратор? А может ли он быть фактором разъединяющим? Как показали яростные, ожесточенные споры вокруг «Прогулок с Пушкиным» Абрама Терца — вполне.

Пушкина вполне способны приватизировать — власть (государственная), мысль (религиозная), идеология (и «патриотическая», и либерально-демократическая). Юбилей Пушкина — столетие со дня смерти поэта — в 1937 году был использован в государственных интересах. Совпадающий (1917–1937) с двадцатилетним юбилеем октябрьской революции, пушкинский юбилей, следовавший за утверждением сталинской конституции (1936 года), отмечался в апогее террора, арестов и процессов 1936–1937 годов. «Враги народа» советской властью были объявлены, разумеется, и врагами Пушкина. Юбилей отмечался повсеместно — от школ и училищ (отсылаю к «Исчезновению» Юрия Трифонова) до специального «пушкинского» пленума СП СССР: выступающие при «помощи» Пушкина громили Пастернака. Праздник разворачивался на фоне террористической государственной истерии, под лозунгом: Пушкин — предтеча революционных преобразований страны.