Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6315 ( № 11 2011) Страница 8

– Ты пишешь: «Книга моя должна стать чем-то вроде универсального толкового словаря, книгой общих смыслов». Что он значит, этот замысел?

– Он исходит из осознания кризиса, в котором пребывает Россия. Она вместила в себя столько Востока, что это для неё самой очень опасно. Мы не будем сейчас толковать о причинах, это бесконечная тема, для отдельного ток-шоу. Нам суждено вместе с иммигрантами из Азии или жить, или вместе погибнуть. Но «жизнь», на мой взгляд, невозможна на уровне низких смыслов. Потому что там – разделение, зависть, нетерпимость… Какой-то мелкий ад. Найти смыслы высокие – это задача моя, писателя. В некотором смысле духовная задача, потому что ты же не наврёшь, если ты не нашёл. Я нашёл трёх человек в Азербайджане, с которыми у меня общее сердце, общий язык. Каждый такой человек – это и есть смысл, и истина, и жизнь. Сейчас каждого человека надо искать, как драгоценный камень. Время собирать камни – по библейскому выражению, а не разбрасывать их, мы уж всё поразбросали.

– Тебе не кажется, что такие интеллектуальные игры безразличны большинству?

– В том-то и дело, что нет. Просто по опыту контакта с аудиторией. У меня не много выступлений, но они есть. И публика разная – и христиане, и мусульмане. Я думаю, если нам суждено выжить, то через осознание всеединства Бога. Может быть, это не скоро произойдёт. Но с другой стороны – и отступать поздно. Бог – один на всех. И, я вижу, люди эту мысль понимают.

– А нельзя ли найти смысл, который вдохновит всех на общее дело, какую-то новую пассионарную задачу? Можно ли найти в культуре то, что нас как-то соединит?

– Я всегда это нахожу там, на местности. Для писателя невредно встречаться с реальностью. Когда в Азербайджане нас с одним человеком собаки-пастухи чуть не сожрали на горе, мы с ним нашли общий язык и глубочайшее понимание. Это мой настоящий друг. Но, чтобы он появился, надо было съездить в Азербайджан и попасть в такую ситуацию. А в первый же вечер в Баку я увидел свет в окне, открыл дверь, там оказалась ковровая мастерская. «Откуда вы?» – «Из Москвы». Меня впустили, по-русски говорили, всё показали. Добрые хорошие люди. Нет, так не расскажешь… Поэтому и приходится писать. Вот, скажем, жизнь одного села – Гала. Этому селу четыре тысячи лет, и с тех пор, как появился Баку, оно снабжало город зерном. Говорят, Гала умирала три раза. Три раза была стёрта с лица Земли. Сейчас село умирает (или рождается) ещё раз. Раньше здесь добывали соль, теперь это место испорчено отходами нефтепромысла, раньше здесь были сады, поля, виноградники – теперь каменные карьеры, пустыни, свалки, сточные канавы нефтепромыслов и качалки, качалки, качалки… Есть старые галинцы, которые с дореволюционных времён живут, их там осталось 13 семей, они могут рассказать про это. Про то, как в начале ХХ века впервые у крестьян стали выкупать землю под нефтедобычу… Само мировосприятие этих старых галинцев – это драгоценный камень, о котором я бы никогда не узнал без директора музея апшеронских древностей Фикрета Абдуллаева. Он сам живёт этим. Он мне своё сердце приоткрыл: как бы свет прошёл из его сердца в моё – и мы поняли, о чём говорим. Он живёт прошлым, но это прошлое целительно, оно заключает в себе очень чистые, очень высокие ценности.

Больше всего мне претят разговоры об общей идее. Всё рождается (или не рождается) само. Это смысл биологической и вообще всякой жизни. Её нет сейчас в политике. Поэтому политика и мертва. У нас фантастическое государство: оно отдало в частные руки монополию на все природные богатства и не делится с гражданами. Спекулянтов покрывает. И врёт. Нехорошо…

– Мы вообще не о политике, а о смыслах говорили…

– Они никуда и не уходили. Просто искушения колоссальные, деньги немереные. Но так было всегда. И писателю надо просто определиться: на какой он стороне Луны. Либо ты играешь по законам шоу-бизнеса и тебе платят, либо ты играешь в свои игры и… Получаешь, может быть, в тысячи раз меньше. И хорошо. Человеку не так много надо. Все настоящие писатели сегодня – во втором ряду. По доходам, по популярности, по засвеченности в телевизоре. Но ни одного настоящего писателя, живущего по законам шоу-бизнеса и «раскрутки», нет. И быть не может. Литература должна быть хлебом. Говорят про духовный голод – ну так сделай хлеб и накорми. А люди делают кто кислородный коктейль, кто кокаиновый микс, кто горькие леденцы… Лишь бы заметили…

– И опять же вопрос: нужен ли этот хлеб, эти высокие смыслы молодым неонацистам, неоязычникам?

– Для неонацистов и неоязычников вообще почти ничего не имеет значения. По крайней мере литература. И вообще я не за них отвечаю. Я отвечаю за людей, у которых ещё сердце открыто. А отвечает писатель только своей книгой. Ответ на вопрос – в книге. Если моя книга будет интересна, если она будет прочтена тысячей человек, значит, я нашёл своё спасение и вокруг меня тысяча человек спаслись. Но только ты сначала напиши настоящие тексты, не мыльные.

– Во Франции твой «Остров» стал популярен. Ты понял, что в этой книге французам интересно?

– Им интересен нефальшивый опыт. Корректно поставленный опыт на самом себе. С условием, что ты можешь погибнуть, что всё может оказаться не так, как ты придумал, что ты можешь обрести не любовь, а чёрт знает что. По-любому может быть. И когда ты всё-таки выруливаешь туда, куда тебе надо, выруливаешь к любви… Требуется усилие, чтобы полюбить и землю Севера, и людей тамошних… Это их впечатляет. Французы вообще любят поразмыслить. И честное размышление им западает в душу.

– В других жанрах не планируешь работать?

– У меня есть внутреннее задание написать потом русский сюжет, «русскую сказку». Есть записи о жизни семьи на протяжении ста лет. Не только моей семьи, но и семьи жены, всего ветвящегося рода. Условное название – «Дети растут». Все мы дети, все вырастаем из каких-то своих прежних образов. Приходим в жизнь, умираем. Не только дочь моя Фрося, но и я, и мама моя – ребёнок, хотя она старый человек и у нас сейчас смерть в семье – умер отчим. Я записываю всё, что происходит с нами. Узлы, на которых поворачивается жизнь. Я, правда, уже плоховато чувствую, как там в глубине – в начале ХХ века. Быстро стирается из генной памяти то время. А хотелось бы несколько верных аккордов того времени взять. Очень важно воспроизвести подлинный звук той России.

– Часто можно услышать, что культура сейчас в безнадёжном состоянии, воссоздаёт распад. Ты согласен? Есть люди, которые не укладываются в этот расклад?

– Нет, ничего не безнадёжно. Чем пристальнее вглядываешься, тем больше видишь. СМИ просто об этом не информируют. Это не входит в их программу. Они занимаются масскультурой, а тут – штучная культура и штучная информация. Скажем, кино. Алексей Попогребский, Борис Хлебников. Документальные фильмы Павла Костомарова. Антон Уткин – он и пишет, и снимает документальное кино. Превосходное. Это надо смотреть. У него есть фильм «Царь свет» про то, как на свет летят бабочки, вылупившиеся в реке Урал. И эти бабочки для жителей ближайших деревень – всё. Их сушат, кур кормят, свиней кормят, на них рыбу ловят, они – как манна небесная, больше ничего у людей в этой степи казахской нет. И это было бы какой-то горькой заурядностью, если бы ведущим этой темы не был писатель из тех мест Пётр Краснов – он просто одухотворяет весь фильм. Но я зря о кино. Лучше о текстах. Вернее, о людях. Не о «тенденциях». Полгода, наверное, мы с Андреем Балдиным ждали первую книжку Сергея Лебедева. Имя ничего не говорит. Его ещё никто не знает. А книжка – «Предел забвения» – гениальная. Не зря ждали. Стопроцентная достоверность. В стихах такая же достоверность у Андрея Родионова, у Кати Боярских – поэтессы из Иркутска. Так что для меня – культура жива. Ещё как жива!

Беседу вёл Андрей КУЛЬБА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Миллион наследственных поцелуев

Литература

Миллион наследственных поцелуев

ВЗАПРАВДУ

Марина КУДИМОВА

У книжников советского времени всё имело свою цену. В том числе и тяжеленные тома «Литературного наследства». В супере дороже, чем без супера. За пушкинский том можно было отдать зарплату инженера. В дни особого везения – взять и уценёнку. А, скажем, на шеститомный «Зарубежный архив Герцена и Огарёва» большинство только облизывалось.

80 лет исполнилось этому не имеющему аналогов в мировой русистике, филологии, источниковедении проекту. Дата прошла, «как косой дождь»: считаные издания спохватились упомянуть. Даже когда сквозь «железный занавес» не мог просочиться и комар, европейские и американские учёные имели свободный доступ к «наследственным» сокровищам – десяткам тысяч неизвестных архивных документов, художественных и публицистических произведений. Да и каждый имеющий тягу к отечественной литературе и культуре мог в библиотечной тиши читать и исследовать письма, дневники, мемуары, изучать тонны библиографических обзоров и текстологических комментариев.