Патрик Бьюкенен - Смерть Запада Страница 9

Культурная революция, напротив, была самой настоящей революцией. На трети территории страны молодежь отринула иудео-христианскую мораль. Враждебность молодых к «дедовской Америке» одобрялась нашей политической элитой; формируя общественное мнение через телевидение, кинематограф, театр, журналы и музыку, эти проповедники новой веры распространяли свое евангелие по всему миру и привлекали под свои знамена миллионы новообращенных.

У нас есть две Америки: мать Ангелика и воскресная проповедь против Элли Макбил и «Городского секса». Доминирующая культура днем и ночью потешается над прежними ценностями, над представлением о том, что у женщины должны быть муж и дети. А ныне в нашем обществе возникли силы, которые угрожают окончательно оторвать американскую женщину от материнства.

При сельскохозяйственной экономике рабочим местом был дом, где муж и жена вместе трудились и вместе жили. В индустриальной экономике мужчина покидает дом, чтобы работать на фабрике, а жена остается и приглядывает за детьми. Сельскохозяйственная экономика подарила нам многочисленную семью; экономика индустриальная ввела в обращение семью-ячейку. А в постиндустриальной экономике оба супруга работают в офисе, так что с детьми дома оставаться некому — да и детей может вообще не быть. Политолог Джеймс Курц из университета Суортмор замечает:

«Величайшим перемещением второй половины девятнадцатого века было перемещение мужчин с полей на фабрики… Величайшим перемещением второй половины двадцатого столетия стало перемещение женщин из дома в офисы… Это перемещение отделило родителей от детей, а также позволило женщине отделиться от мужа. Расщепив семью-ячейку, это перемещение сулит в будущем возникновение «семьи, которая уже не семья»6.

«Исконно мужские» профессии — рабочие, шахтеры, рыбаки и тому подобное — уже не востребованы обществом, значительная часть «грязной работы» выполняется за нас развивающимися странами, поэтому сейчас обращают пристальное внимание на «исконно женские» умения и таланты. Вдобавок для женщин открылись новые возможности в управлении, образовании, финансах — возможности, о которых их матери и бабушки не смели и мечтать. Бизнес, крупный и малый, предлагает весьма привлекательные условия, чтобы вытянуть талантливых женщин из их домов и уберечь от материнства, по причине которого они могут стать «неподходящими для компании».

И это срабатывает! Десятки миллионов американок работают в офисах рядом с мужчинами, десятки миллионов откладывают замужество до тех пор, пока не сделают карьеру, а многие вообще о нем забывают. «Ты сможешь все!» — говорят современной женщине, убеждая, что она может родить ребенка и продолжить работу. При наличии института нянь, открытых границ между странами, адекватной оплаты за труд, отпусков по уходу за ребенком, правительственных пособий и прочего современная женщина действительно может позволить себе то, что раньше казалось несовместимым: иметь ребенка и плодотворно работать. Но ребенок может быть только один, максимум два, иначе не избежать проблем, поскольку в противном случае у женщины уже не будет оставаться достаточно времени на выполнение работы в офисе.

Вставая перед выбором, женщины выбирают или только карьеру, или карьеру и однократную радость материнства. Глобальная экономика отнимает у западных народов трудоемкую работу в пользу низкооплачиваемых народов Азии и Латинской Америки. Дорога, вымощенная желтым кирпичом, ведет в одном направлении, и потому американки вынуждены работать как можно усерднее — чтобы не отстать от соседей Джонсов… В итоге детей забрасывают, если не забывают о них раз и навсегда. В 1950 году 88 процентов американок с детьми до шести лет оставались дома — и, как правило, рожали еще. Сегодня 64 процента американок с детьми до шести лет полноценно трудятся в офисах7.

«Как удержать их на ферме, коли они видали Париж?» — говорили об американских солдатах, побывавших во время Первой Мировой войны в Европе. Что ж, как их удержать, если они побывали в округе Колумбия? — могли бы спросить мы, разумея юристов, журналисток, специалистов по рекламе, помощников и прочих представительниц прекрасного пола, вовлеченных в «большую игру», которая ведется в столице этого округа.

Элинор Миллс озвучила со страниц «Спектейтора» мысли своего поколения:

«Факт заключается в том, что девушки наподобие меня — абсолютно здоровые и веселые девушки двадцати и более лет — совершенно не желают плодиться и размножаться»8. Почему же? А потому, объясняет мисс Миллс, что «основными заботами моего поколения, к несчастью, являются внешний вид и деньги»9. Она далее цитирует одну из своих современниц: «Если бы у меня был ребенок, — говорит Джейн, сотрудник рекламного агентства, — я бы не смогла сделать и половины того, что делаю и принимаю как данность. Каждую субботу в 10:30 утра, еще нежась в постели, мы с мужем смотрим друг на друга и одновременно произносим: «Слава богу, нам не надо вставать в пять утра, чтобы накормить малыша». Нам очень хорошо вдвоем; кто знает, как изменятся наши отношения, если мы введем в это уравнение третьего?»10

Ф. Скотт Фицджеральд однажды заметил: «Богатые отличаются от нас с тобой». На что Хемингуэй ответил: «Да, у них есть деньги». Однако при наличии денег у богатых меньше детей, чем у бедных. Используя принцип Оккама — самое простое объяснение чаще всего оказывается наиболее правильным, — рискнем предположить, что наилучшим объяснением причин падения рождаемости на Западе будет простейшее. Когда американские бедные достигли уровня среднего класса, а средний класс примкнул к богатым, богатые же стали сверхбогатыми, каждый из них принял стиль того общества, в котором очутился. Все принялись сокращать семьи, у всех вдруг стало меньше детей. Отсюда возникает противоречие: чем богаче становится страна, тем меньше в ней детей и тем скорее ее народ начнет вымирать. Общества, создаваемые с целью обеспечить своим членам максимум удовольствия, свободы и счастья, в то же время готовят этим людям похороны. В наступившем столетии судьба, возможно, компенсирует китайцам, мусульманам и латиноамериканцам все те тяготы, которые им пришлось вынести. И, возможно, именно этим народам суждено в скором будущем стать властелинами мира. Разве не сказано в священном писании: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»?[2]

В 1830-х годах, в канун американской промышленной революции, профсоюз Филадельфии предостерегал своих членов относительно «жадности капиталистов»:

«Противьтесь привлечению к труду ваших женщин всеми доступными вами средствами и всеми силами! Мы должны получать достойное вознаграждение за свою работу, чтобы содержать наших жен, дочерей и прочих домашних… Капиталисты хотят заставить трудиться каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка; не поддадимся же на их уловки и не позволим им забрать у нас семьи!»11

В 1848 году, когда был опубликован Марксов «Коммунистический манифест», в рабочей газете «Десятичасовой адвокат» напечатали следующее: «Мы надеемся, недалек тот день, когда мужчина сможет обеспечивать свою жену и семью, не заставляя женщину трудиться в нечеловеческих условиях на хлопкопрядильной фабрике»12.

Это представление профсоюзов разительно противоречило мыслям Карла Маркса и его сподвижника и опекуна Фридриха Энгельса, который писал в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства»: «Первое условие освобождения женщины — привлечение всех женщин к общественному труду… отсюда вытекает необходимость устранения моногамной семьи как экономической ячейки общества»13. Разве не забавно и не удивительно, что принципы глобальной экономики — женщины суть орудия производства, свободные от мужей, дома и семьи — столь близки взглядам основоположников коммунизма?

Как сообщил Алан Карлсон, автор исследования «Семья в Америке», не так давно в США существовало негласное соглашение, по которому работающий должен был получать своего рода «семейную ренту», которая позволяла ему содержать жену и детей14. Подобная практика считалась одной из основ благополучного общества.

Эта идея получила благословение Ватикана в булле папы Льва Тринадцатого, озаглавленной «Rerum Norum» (1891). В своих книгах — например, в «Обеспечении жизни» — католический исследователь Ф. Джон Райан защищал эту практику и подчеркивал ее необходимость для сохранения семьи: «Государство вправе и обязано требовать от работников выплаты жизненного обеспечения»15.

Идея получила широкое распространение. Карлсон замечает, что «социальная пропасть» между мужчинами и женщинами увеличилась после Второй Мировой войны. В 1939 году женщины зарабатывали 59,3 процента от зарплаты мужчин; к 1966 году произошло снижение этой цифры до 53,6 процента16. В 1940-х и 1950-х годах было принято делить работу на мужскую и женскую. В газетах объявления о найме на работу мужчин публиковались отдельно от объявлений о найме женщин. Лишь изредка можно было встретить женщину, которая работала бы не машинисткой, не секретарем, не няней, не учительницей и не продавщицей. Карлсон продолжает: