Николай Лесков - Внутреннее обозрение Страница 9

Один веселый русский журнал твердо стоит на том, что во всех явлениях, которыми наши дни отличаются от дней недавно прошедшего периода, собственно, нет ничего радостного, что это еще не прогресс, не поступательное движение вперед, а так себе финтифлюшки, детская игра в кошку и мышку. Публика читает веселый журнал и подчас верит ему, а больше читает для удовольствия, потому что весело читать его: авторы все там такие милые, говорят обо всем как-то шутя, мимоходом, и хоть ничего не советуют, зато ни о ком и слова доброго говорить не обыкли. В последней книжке веселого журнала так-таки наотрез сказано, что пятилетние успехи, на которые часто указывают, нам только представляются такими, а на самом деле какие же это успехи? — одна мечта. Ни в жизни, ни в литературе, говорит веселый журнал, нет никакого прогресса. Поверить этому, однако, очень трудно, особенно когда знаешь, что некоторые публицисты веселого журнала, по неудержимой наклонности к забавам, иногда способны впадать в ошибки и заблуждения, свойственные, по их же наблюдению, бурнопламенному г. Громеке и другому, еще более горячему и гораздо более остроумному публицисту. Мы уверены, что веселый журнал погорячился, отвергая всякое движение нашего общества в последние пять лет: безусловно, отвергать это движение невозможно, в той же мере, в какой невозможно приходить от его великих успехов в тот умилительный восторг, который объемлет быстро воспламеняющуюся душу хроникера «Отечественных записок» и, при его содействии, сообщается читателям журнала, не имеющего, по мнению г. Григорьева, никакого направления. Впрочем, какое нам дело до направлений? Есть же люди, которых характер есть бесхарактерность, есть и философы, которые говорят: «Keine Philosophie ist meine Philosophie»,[9] отчего же не быть на святой Руси журналу с девизом: «Никакое направление — мое направление», или «всякого жита по лопате». Мы и заговорили о направлении-то только к слову, вспомнив статью г. Григорьева, а то нам Бог с ними, с их направлениями, так как и сами читатели за направлениями не гонятся, а хлопочут все больше насчет веселости. Нам, собственно, дело есть только до того, что веселый журнал, говоря об особенностях пламеннейших наших публицистов, так сказать, изобидел русское общество и литературу, отозвавшись полным отрицанием их прогресса Мы убеждены, напротив, что в течение последних 5—6-ти лет русское общество сделало довольно значительные успехи и что, имея их в виду, нельзя сказать, что в обществе нет никакого прогресса. Само собою разумеется, что успехи эти не так велики, чтобы ими гордиться или приходить от них в умиление à lа Громека, но тем не менее их нельзя и отрицать, как это делает веселый журнал. Отчего общество не сделало больших успехов? Это другой вопрос. Веселому журналу, кажется, сдается, что вообще все «не по поступкам поступают», что совсем не туда смотрят, куда нужно смотреть, и потому он хает всякое движение. Это очень понятно. Самая суть здесь заключается в почве, существования которой не подозревает г. Антонович, а почва-то эта оказывается совершенно неспособною для питания иноземного растения. Конечно, такое положение очень неприятно и может довольно сильно вооружить против себя всех близких и далеких публицистов; но делать нечего, рано или поздно придется сказать, errare humanum est.[10] Нам кажется, что веселый журнал это уже, так сказать, осязает, и оттого у него с сугубою ожесточенностию развивается дух безграничного отрицания. Веселый журнал скучает, не видя вблизи красных дней, а мы, в простоте своей души, рады-радешеньки, что всем нам теперь живется легче и лучше, чем прежде, мы видим, что люди стали больше и зрелее думать и о своих делах, и о общественных; мы замечаем, что нравы понемногу смягчаются, взаимные отношения становятся честнее, что народ год от году будет счастливее, а нам только этого и нужно. Спросят нас: да как же и когда все это будет? Ответим: гораздо скорее и гораздо проще, естественнее и спокойнее разумным прогрессом и постепенными реформами, чем приложится к жизни хоть одна йота учения западных и русских теоретиков, дошедших уже до раскола и до взаимного непонимания друг друга. При таком положении Вавилонская башня не достроится.

Литература наша тоже обвиняется в неподвижности и застое. Пожалуй, тут есть своя доля правды, но правды не абсолютной, а относительной. Сравнивая нашу литературу с литературою некоторых западных государств, разумеется, мы не вправе сказать многого в пользу своей настоящей литературы; но, применяя к ней русскую литературу второй четверти настоящего столетия, мы должны сознаться, что мы все-таки идем вперед, а не назад. Число новых ученых сочинений в наши дни если не больше, то никак не меньше; периодическая литература проникнута реализмом и утилитарностью, что совершенно сообразно времени и обстоятельствам; в беллетристическом роде — талант за талантом, которыми веселый журнал нахвалиться не может; ну, и остроумных и приятных вещей тоже много. Конечно, Гоголь уже не живет, и потому в руках любопытного читателя нет его «Записок сумасшедшего», но есть другие милые вещи, например «Полемические красоты» г. Чернышевского и т. п. очень милые вещицы, позволяющие ожидать очень многого.

Иногда ведь в самом деле бывает весьма трудно порешить со многим старым. У общества есть свои предания и свои верования, с которыми ему тяжело расставаться и которые, с нашей точки зрения, насильно вырывать не следует. Игра слишком опасная. История обязывает честную литературу не забывать, что у самого либерализма есть разные приемы; что одни его приемы заслуживают всякого почтения, а другие возбуждают чувства совершенно противоположные и до такой степени неблаготворно действуют на массу, что она пугается красных дней, моля о спасении от либералов, которые тирански кладут каждую личную свободу на прокрустово ложе. В таких случаях обыкновенно последняя вещь бывает горчее первой. Кто сомневается в этом, тем советуем внимательно повторить историю последних событий во Франции. Это чтение бывает очень полезным для всех забывающих пословицу: «Не все то золото, что блестит», а забывчивость — одна из наших слабостей. Что до нас, то мы не увлекаемся доводами одного нашего журнала о бесполезности некоторых наук и особенно скорбим о недостатке в нашем обществе знакомства с историею человечества. История учит многому, она дает талисман, с которым можно узнавать «волка в одежде овчей», и она же, как сказочный столб, который стоял на распутье, объясняет, на каком свертке коня лишишься и на каком сам пропадешь. Невежество есть та страшная сила, от воспоминания о которой кровь останавливается в жилах и в сердце не остается никакого места для благодарности теоретикам, пришедшим к заключению, что знания портят человека.

С той точки зрения, с которой смотрит на вещи веселый журнал и его бледные и растрепанные сопутники, все представляется в каком-то или мрачном или смешном свете. В видах общей пользы позволительно желать веселому журналу (как выразился «Русский вестник») «отойти от полуслов и недомолвок и договориться до дела». «Вред монополии», рассмотренный и определенный в ноябрьской книжке «Русского вестника», в настоящем случае очень осязателен. Мы в постоянном убытке от безучастия веселого журнала в наших хлопотах и заботах, а участвовать в них ему, вероятно, не приходится, потому что все наши заботы, с его точки зрения, — одно толчение воды и малосмыслие.

<ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ: ЕСТЬ ЛИ У НАС ПАРТИИ?>

С.-Петербург, воскресенье, 18-го марта 1862 г

Есть ли у нас партии? Полагают, что их нет и что они даже не могут организоваться в настоящее время. «Это совершенно невозможно, и об этом смешно думать», — говорит «Современная летопись» (см. № 9-й). «У нас еще нет политической жизни, — продолжает эта газета, — и она невозможна, пока народная жизнь организована сословным образом. Партии, как дело серьезное, о котором стоило бы говорить, могут организоваться только тогда, когда изменятся условия нашего общественного быта и вместо отдельных сословий и пород у нас разовьется общественная жизнь в естественном разнообразии общественных положений. Партии должны проходить через всю народную жизнь, соединять в себе людей всех общественных положений. Теперь у нас возможны только кружки и клики, и этого добра у нас слишком много. Думать об организации политических партий, прогрессивной и консервативной, при существовании сословий, при неравенстве гражданских прав, означало бы крайнее отсутствие политического смысла». Таково мнение одного из самых солидных русских журналов. Известный своими последними сочинениями московский профессор и публицист Борис Чичерин думает иначе. Ратуя за охранительные начала, он стоит и за консервативную партию, которая должна быть оппозициею для партии прогрессивной. Этот ученый пишет, что «если русское общество способно к самостоятельной деятельности, то из этой бродячей массы, в которой все ускользает из рук, должны выделиться различные направления — зародыш партий. Теперь настала для этого пора; теперь наше дело идет к тому внутреннему строению общества, без которого невозможна политическая жизнь». Вот положение, которое вызвано только что приведенным мнением «Русского вестника». Обстоятельства, при которых Россия имеет случай ближе познакомиться с образом мыслей и с направлением г. Чичерина, отвели ему в общественном мнении очень определенное положение. Насколько положение это нравится г. Чичерину и насколько оно соответствует его дальнейшим видам, мы определить не беремся: это его дело. Довольно знать, что с именем г. Чичерина для людей известного направления связано понятие, лишающее возможности давать его мнению какое бы то ни было значение в смысле главных интересов мыслящей русской партии. Однако мы считали бы себя подчиненными силе инерции, если бы стали отвергать основательность мысли г. Чичерина о том, что из русского общества «должны выделиться различные направления — зародыш партий. Теперь настала для этого пора; теперь наше дело идти к этому внутреннему строению общества, без которого невозможна политическая жизнь». Нам кажется, что г. Чичерин этими словами говорит дело и что «Русский вестник», к мнениям которого мы привыкли относиться со всегдашним уважением, несколько ошибается. Он, нам кажется, смешивает причину со следствием, и отсюда вытекает его разномыслие с г. Чичериным. Мы подчеркнули слово отсюда, потому что верим в неспособность редакции «Русского вестника» расходиться в мнениях только потому, что мнения эти выражены г. Чичериным. Об этом мы не хотим и думать, ибо такие воззрения свойственны не «Русскому вестнику», и потому-то нам очень интересно уяснить себе: действительно ли в России нет политических партий и они совершенно невозможны в настоящее время, или же «Русский вестник» ошибается?