Ирина Щербакова - Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников Страница 10

Это все люди, которые никакого отношения к войне не имели, оставались дома сторожить свое имущество. Из них Кабиров Захар и Минаев Супьян были ветеранами Великой Отечественной войны. В тот роковой для них день они были в орденах и медалях.

Крики заживо горящих Расуева Маду и его жены Кесирт слышала Батыргалдиева Зила, которая жила на следующей улице. «Они звали на помощь, – рассказывает Зила, – но я не могла выбраться из укрытия, меня ожидало то же самое». А в это время их сын Расуев Хасан был привязан к БТРу шнуром и проволокой. Вот как об этом рассказывает Хасан: «Я был привязан к БТРу… Они три дома проходят, поджигают. Покурят и дальше идут, отдыхают. Мы шли по улице Степной. На улице лежал убитый. В это время как раз одного русского вывели. Его солдаты спрашивать стали: „Русский? – говорят. – Ты что здесь делаешь?" – „К другу приехал". – „К чеченцу?" – „К чеченцу, мы вместе служили". – „А, так чечен твой друг?!" – начали его бить. Побили, побили. Потом устали, отдохнули. Смеются: „Что ты приехал? Что ты здесь делаешь?" – „Да вот, у меня документов нет. Мне жить где-то надо. Работать, помогать друг другу". – „А, ты на чечена работаешь!" Привязали его и еще двоих и погнали нас к станции, на переезд, тут нас отвязали.

Надпись

«Здесь живут люди на воротах частного дома. Грозный, Чечня, 2004

У подъезда многоэтажного дома.

Район «7-й школы» Грозный, Чечня, 2004

Меня в канаву положили. Командир их говорит: „Пристрелите их, ребята“, – сам пошел. Вернулся командир. „Что, – говорит, – не разделались с ними? Что вы, как женщины, не можете разделаться?! “ Потом приехала машина какая-то. „Некогда, – говорят, – грузите их“. Нас в машину загрузили, сзади БТР с пулеметом. Привезли в лагерь. Там на земле лежали пленные. Нас тоже положили. Всех собака обнюхала, нас четверых тоже. Собака кого-то укусила. Я старался посмотреть. Голову поднимешь – они прикладом били по голове, смотреть не давали.

Потом нас на машине повезли к вертолету. На машине мы лежали в четыре яруса. Мы, четверо, были в одежде. Остальные до пояса раздетые, некоторые в трусах. А мы последние, нам еще повезло, лежим сверху. Привезли к вертолету. Нас с машины выбрасывают. Если не успеешь побежать, собака укусит. Через строй к вертолету. Били и в вертолете при погрузке. В вертолет по трапу надо идти, сзади руки связаны. Как хочешь поднимайся. Бьют тебя, пока не поднимешься. Если ты упал, собака укусит. И в вертолет заходишь – там бьют, бьют и гоняют тебя, куда им надо.

То же самое повторилось, когда в Моздоке выгружали. В фильтрационном пункте самашкинцев всех пропустили „сквозь строй“, избивая дубинками и прикладами. Камеры были переполнены. Недолго меня держали, уже 10 апреля я был освобожден. Меня заставили подписать бумагу об отсутствии претензий».

Мы узнали потом, что Хасан своих родителей в живых не застал. От них остался лишь пепел. Потом в пепле была найдена сережка матери Хасана. Он не вынес смерти жены, ребенка, родителей. Через три года его не стало. Остались дети без отца, матери, без дедушки, бабушки, без дома.

Российские военнослужащие сознательно кидали гранаты в подвалы, предполагая, что там находятся люди. В результате взрыва гранат были убиты старики, женщины, дети: Шуипов Джунид, Оспанов Мовсар, Шуипов Рамзан, Ямерзаева Залуба, Базуев Насрудин, Масаева Раиса, последние двое были только ранены. Военные пришли наследующий день, несмотря на просьбы жены и дочери пощадить раненого, убили их обоих – отца Базуева Насрудина и дочь от первого брака Мусаеву Раису.

Оставшиеся в живых жители села в один голос утверждали, что после ухода военных чуть ли не в каждом доме они находили пузырьки от промедола и шприцы. Их здесь можно было собрать хоть ведрами. Это говорит о том, что военные не понимали, что они творят.

Итог этой одной операции в Самашках —130 жизней мирных жителей2 и сожженные целые улицы.

Но испытания самашкинцев еще не закончились. Их ожидало еще худшее. В марте 1996 года начинаются новые испытания. Если при первом штурме военные действовали бронетехникой и автоматами, то в марте 1996 года были задействованы все виды оружия: самолеты, вертолеты, установки «Град» и т. д. И на этот раз Самашки сровняли с землей. Здесь не было ни одного целого дома. Отсюда вывезли четыре КамАЗа убитой скотины. Везде валялись остатки снарядов. Люди были заживо погребены в подвалах. За эту операцию в Самашках было убито 187 человек3. Это были мирные жители: дети, старики, женщины.

Что мы сегодня имеем? Прошлое, насыщенное тяжелыми воспоминаниями, неопределенное будущее?! Огромную надежду и веру в Аллаха… Этим мы живем.

1 В с. Самашки вечером 7 апреля 1995 года произошло столкновение подразделения федеральных сил с немногочисленной группой боевиков, не успевших уйти из села, в результате погибли несколько военнослужащих. На следующий день в селе была проведена карательная операция, в ходе которой, по сведениям «Мемориала», были убиты 103 мирных жителя (подробнее см.: Блинушов А. Ю. и др. «Всеми имеющимися средствами…»: Операция МВД РФ в селе Самашки 7–8 апреля 1995 г. / Результат независимого расследования Наблюдательной миссии правозащитных общественных организаций в зоне вооруженного конфликта в Чечне. М.: Правозащитный центр «Мемориал», 1995).

2 По информации «Мемориала», погибли 103 жителя села, см. выше.

3 Возможно, речь идет о суммировании потерь за два штурма села, см. выше.

Небо над Гудермесом

Айна Керимова, Ростовская обл., станица Егорлыкская, 11-й класс

Чечня мала по размерам, со всех сторон она окружена горами и лесами. Вся ее территория пронизана реками, большими и малыми. Воспетый поэтами Терек – река горная, с мутной водой и с очень быстрым течением. А в моем родном городе Гудермесе бежит река Гумс. Кажется, что она не имеет ни начала, ни конца. Гуме не очень широк и неглубок, встав на середине реки, можно увидеть мелкие камешки, рыбешек, случайно заплывших сюда и не умеющих противостоять сильному течению. А искупавшись в Гумсе в жаркий летний день, можно почувствовать в себе невероятную силу и желание жить, помогать слабым, работать на благо Родины.

Наша семья жила в городе Гудермесе по улице Кирова. Улицы с этим и другими названиями в станице Егорлыкской и других городах, где я была, мне напоминают улицы моего родного города. В Гудермесе много частных домов, но есть и многоэтажные. В городе много школ, но самая запомнившаяся и моя любимая – это школа № 1. Я училась здесь два года. В городе была детская школа искусств, куда я ходила на рисование. На две части город делила железная дорога. Через нее был построен высокий мост, по которому страшно было ходить. В центральную часть города можно было пройти, преодолев этот мост. Запомнилось мне высокое многоэтажное здание – педагогическое училище.

На окраине нашего города находилось небольшое поселение – аул. Там жили папины родственники. Мы часто ездили к ним в гости, играли с их детьми. Это поселение на три-четыре длинные улицы. Люди, живущие там, хорошо знали друг друга. На окраине аула находилась мечеть, за ней – кладбище, где похоронены многие мои предки. Небо над Гудермесом всегда казалось более голубым и чистым, нежели над другими городами и поселками.

Часто приезжая в Грозный к бабушке и дедушке, я замечала, что небо здесь не такое ясное, как в моем городе, оно здесь серо-голубое, очень гармонировало с величественными зданиями. В Грозном много заводов, нефтеперерабатывающих, химических, однако их наличие не портит красоту утопающего в зелени Грозного.

Но вот наступил 1991 год. Моя мама вспоминает: «Все чаще стали появляться объявления о продаже домов1. Сердце защемило. Чувствуются какие-то перемены, уже нет ощущения радости жизни. Через три года в Чечне началась война. А в 1995 году, 14 декабря, в Гудермесе началась стрельба2. На крышах домов появились снайперы. Я с детьми и соседка Марьям с двумя сыновьями просидели два дня в подвале нашего дома. Мы изредка выбирались наверх, чтобы принести воды и продукты.

Затем решили перебраться в бомбоубежище и стали осторожно, пригибаясь, переходить центральную улицу, которая постоянно обстреливалась. Мы слышали свист пуль, и было очень страшно, особенно за детей. В бомбоубежище провели ночь, а утром узнали, что город будут бомбить.

Женщины, старики, дети вышли на улицу и направились туда, где стояли автобусы с белыми флагами. На автобусах были прикреплены трафареты с названием населенных пунктов, куда отправляли людей из Гудермеса. Я решила ехать в Майртуп3, где жила приятельница, с которой мы работали на заводе. Доехав до места, быстро отыскали дом, в котором жила Лайза. Встретились с ней как две сестры: обнялись, всплакнули. Я помогала управляться по хозяйству и по дому. Но, как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше, и мы вернулись в Гудермес».