А. Лаврин - 1001 Смерть Страница 12

Франция

Франсуа Кенигштейн (Равашоль) (1849–1892). Этот хладнокровный и циничный уголовник, сын рабочего-металлурга, уловив модные веяния века, ловко выдавал себя за революционера-анархиста. Но характер его преступлений не оставляет никаких сомнений, что целью Кенигштейна-Равашоля была лишь нажива. Правда, справедливости ради, надо сказать, что и все идеи революционной переделки мира, в концов концов, также сводятся к заурядному грабежу.

Итак, что же натворил Кенигштейн?

Имея профессию красильщика, он в 37 лет бросил работу и стал промышлять воровством и контрабандой. 19 июня 1891 г. он задушил старика-отшельника в Форезских горах и похитил 35 тысяч франков. 27 июля того же года ударами молотка он повторил преступление Раскольникова — убил двух женщин — владелиц скобяной лавки в Сент-Этьене. Затем он связался с анархистами и занялся изготовлением бомб и организацией взрывов. Так, с его помощью были произведены взрывы в доме № 136 по бульвару Сен-Жермен и в доме № 32 на Рю-де-Клиши в Париже.

Ряд взрывов, происшедших в Париже в 1892 г., накалил обстановку в столице Франции до предела. В этот момент редактор газеты «Ле Голуа» Жарзюэль получил приглашение встретиться с неуловимым Равашолем — разумеется, тет-а-тет. В погоне за сенсацией Жарзюэль не сообщил полиции о встрече и не дал в газете описания внешности Кенигштейна (преступник взял с него слово об этом). Он только привел монолог псевдоанархиста: «Нас не любят. Но следует иметь в виду, что мы, в сущности, ничего, кроме счастья, человечеству не желаем. Путь революции кровав. Я вам точно скажу, чего я хочу. Прежде всего — терроризировать судей. Когда больше не будет тех, кто нас сможет судить, тогда мы начнем нападать на финансистов и политиков. У нас достаточно динамита, чтобы взорвать каждый дом, в котором проживает судья…» По счастью, после этого интервью Равашоль недолго гулял на свободе. Через два дня, 30 марта 1892 г. во время обеда в ресторане он вел себя слишком подозрительно, и хозяин вызвал полицию. При задержании преступник оказал бешеное сопротивление, но все же был схвачен. По дороге в полицию он вопил во всю глотку: «Братья, за мной! Да здравствует анархия! Да здравствует динамит!» На суде Равашоль отрицал, что «благородный» анархист Рава-шоль и подлый убийца старика-отшельника Кенигштейн одно и то же лицо. Судьи, запуганные очередными взрывами (в том числе ресторана, где был арестован Равашоль), вели себя весьма скованно. Но затем Равашоля перевезли для суда в департамент Луара? Монбризоне. Там судьи не были так запуганы, как в Париже, председательствовал же месье Дарригон из Лиона. Благодаря системе антропометрических измерений Бертильона Равашоль был изобличен. Когда он это понял, то перестал скрывать свои уголовные преступления.

Кенигштейна-Равашоля приговорили к смертной казни. 10 июля 1892 г. его повели на казнь. По дороге он непрерывно распевал: «Хочешь счастливым быть — вешай своих господ и попов кромсай на кусочки». Перед тем, как положить голову на гильотину, он успел крикнуть: «Вы свиньи, да здравствует революция!»

Самым «хрестоматийным» убийцей для французов является Анри Дезире Ландрю (1869–1922), который был обвинен в убийстве 10 женщин и одного мальчика. Он убивал их у себя на вилле, а тела сжигал. Несмотря на то, что вину свою он не признал, Ландрю был казнен по приговору суда.

Еще один субъект того же рода — Жан-Батист Тропман (1849–1870). Механик по профессии, Тропман убил семью Кинков — мужа, жену и пятерых детей в возрасте от 5 до 16 лет. проживавших близ местечка Пантен под Парижем. Жена при этом была беременна на седьмом месяце. Тропман нанес своим жертвам в общей сложности более 100 ран. Один из свидетелей, проходивших недалеко от места убийства, различил голос ребенка, кричавшего: «Ай, мама, мама!» Цель преступления Тропмана была низменно-прозаической — деньги. По приговору суда преступник был гильотинирован 7 января 1870 года. Его казнь наблюдал И.С.Тургенев, приглашенный на нее французским писателем М.Днжаном, и подробно описал ее в очерке «Казнь Тропмана».

Среди убийств новейшего времени во Франции особое место занимает история Иссеи Сагавы, учившегося в Париже отпрыска японского бизнесмена.

В июне 1981 г. этот миниатюрный сын страны восходящего солнца (рост 1 метр 48 см, вес 40 кг) выстрелом из карабина убил свою любовницу — голландскую студентку Рене Хартевильт. Но видавшую виды Францию потрясло не само убийство (мало ли любовников сводят свои счеты кровавым способом), а то, что Сагава аккуратно разрезал тело подруги на куски и часть из них съел. Преступление настолько не укладывалось в рамки европейской морали, что французские эксперты поспешили объявить Сагаву ненормальным. Суд отказался его наказывать. Тем временем Сагава, сидя в тюрьме, написал письмо в Японию известному режиссеру Юро Кара.

«Господин Юро Кара! Я тот, кто убил молодую голландскую женщину, съел часть ее плоти и был арестован полицией. Господин М. сообщил мне, что вы подумываете о том, чтобы поставить фильм, посвященный моему делу. В своем предыдущем письме, которое я направил господину М., я сообщал, что и сам уже давно думал о создании такого фильма.

Я хотел бы назвать его «Обожание». Его можно было бы построить так: один человек с Востока (точнее, японец) обожает западную женщину до такой степени, что испытывает неудержимое желание убить ее и съесть. Это, с одной стороны, символическое отражение неискоренимо притягательной страсти, которую Япония испытывает в отношении Запада. С другой стороны, это выражение странного импульса, который таится во мне и который я хочу выразить.

Героем фильма должен быть невысокий, возможно более тщедушный японец, а его жертва должна быть типично западной — высокой блондинкой. Фильм должен начаться кадрами, отображающими одиночество героя, который находится в центре большого города. В конце — пейзаж, показывающий грозное бушующее море и иллюстрирующий тем самым подлинную натуру героя.

Я давно лелею надежду, что в один прекрасный день будет создан такой фильм. И мне очень хотелось бы сыграть в нем свою собственную роль. Конечно, мое судебное дело послужит лишь затравкой для вашего творческого воображения, и вы сможете развить сценарий так, как вы сочтете это необходимым. Но если у вас возникнет желание разузнать, что происходит в моей душе — в душе главного героя фильма, — я с удовольствием отвечу на ваши вопросы…»

Разумеется, такое желание у Юро Кара возникло, он завязал с Сагавой переписку и спустя некоторое время написал об этом деле документальный роман «Обожание», который получил в Японии престижнейшую премию Акутагавы и был продан в количестве 1 миллиона экземпляров (увы, люди любят читать подобную литературу, доказательством служит и то. что вы читаете в данный момент эту книгу, а не «Критику чистого разума» Канта или «Войну и мир» Толстого).

Сагаву 5 месяцев обследовали психиатры, затем ему разрешили по уикендам на один день покидать тюрьму, а в июле 1983 г. перевели в психиатрическую лечебницу в пригороде Парижа. Находясь там, он написал собственную книгу о совершенном преступлении — «В тумане». Книга Сагавы была продана тиражом лишь… 300 тысяч экземпляров. В одном из писем к Юро Каре Сагава обронил: «Если меня выпустят на свободу, я съем другую женщину». Быть может, поэтому французы выдворили японца к нему на родину. Он вернулся домой в начале июня 1984 г. Режиссер Ошима начал подготовку к фильму по делу Сагавы, сам преступник купался в лучах славы. Однако родители убитой голландки потребовали вернуть Сагаву в Париж и судить, поскольку, если он здоров и находится на свободе, значит, может отвечать за свои поступки. Адвокаты Сагавы добились помещения его в госпиталь для нервнобольных, где он продолжил работу, начатую в парижском университете, по сравнительному анализу французской и английской литератур.

Француженка… Это слово вызывает образ прекрасной дамы, от него веет духами и легендами. Увы, ветер эмансипации разбивает порой этот образ вдребезги, как пустой флакон. Французские женщины научились быть жестокими и убивать без особых колебаний. Страшнее всего то, что на это идут совсем молоденькие девушки. В июле 1972 г. 18-летняя Мишлин Брик и ее 17-летняя подружка Жослин от нечего делать купили ножи, заточили их в мастерской, затем вышли на дорогу и стали голосовать. Остановился первый же автомобилист — это был рабочий Жан-Клод Рэй.

— Извините, месье, не могли бы вы нас подвезти?

— Разумеется!

Бедняга Жан-Клод не подозревал, что его ждет. Весело болтая и отпуская спутницам комплименты, он переключал скорости, притормаживая на поворотах. Едва машина подъехала к безлюдному месту, девушки попросили его остановиться, и Мишлин Брик (она находилась на заднем сиденье) ударила Рэя ножом в спину. Жаслин почти одновременно нанесла удар ножом в живот. Они вышли из ' автомобиля, запачкавшись кровью. Бумажник Рэя девушки не взяли — ведь они сделали это не ради денег.