Сергей Есин - Дневник. 2009 год. Страница 13

С огромным вниманием я наблюдаю за кризисом. Здесь есть даже некоторый садизм: и мои небольшие деньги, несколько сот тысяч рублей, не переведенных в доллары, тоже гибнут. Я ведь не желаю плохого своей стране, но с чувством социального удовлетворения слушаю по радио и читаю в газетах, как «проваливаются» огромные проекты. Вот уже по телевидению, показав роскошно, в пластроне и бабочке Федю Бондарчука, сказали, что его фильм, который немыслимым образом был разрекламирован, не собрал необходимых средств, и теперь Федя должен где-то искать, как расплатиться с долгами. По-другому, но все же меня обрадовало, что башню «Россия», которую предполагалось довести до 600 метров, чтобы она стала самым высоким небоскребом Европы, именно из-за кризиса уменьшат до 200 метров. Упоминался и главный постройщик – Чигиринский.

12 февраля, четверг. Сюда надо о Филатове из «Парламентской газеты», говорят – интересно.

13 февраля, пятница. Спал плохо, это и погода, которая уже два или три дня распогодилась до тотальной мокроты, и сегодняшний мой «отчет» в ЦДЛ. Собственно, предполагалось, что мы будем рассматривать новую книжку «Дрофы», но она пока не вышла, и я даже боюсь, чтобы не испортить себе жизнь на несколько дней, туда звонить, в общем, в последний момент решили, что рассмотрят Дневники. На этот раз я особенно не готовился. Для афиши за десять дней я обзвонил предполагаемых ораторов. Все дали согласие. Это Л. А. Аннинский, старый приятель; П. Басинский – автор предисловия к книге в «Дрофе», С. Ю. Куняев – первый публикатор Дневников; В. В. Сорокин – инициатор этой первой публикации. Продолжаю: Л. И. Скворцов – первый, как всегда, читатель; В. А. Костров – один из первых читателей; Максим Замшев – редактор «Колокола», где печатался дневник за 2005 год; Иван Голубничий – работал в «Московском вестнике», когда там печатался один из годов; Максим Лаврентьев – когда-то мой секретарь, который часто печатал фрагменты дневника и один из его героев; Анатолий Королев – и мой товарищ, и аналитик.

Накануне я решил никому не звонить, как всегда, полагаясь на случай. Все равно придет лишь тот, кто захочет прийти. Как и предполагал, не пришли Басинский и Аннинский. Но была еще Галина Степановна Кострова и Лена Мушкина, которой никто не звонил. Пришел и выступил Эдик Балашов. Естественно, пришло несколько студентов, Гриша Назаров, Соня Луганская, Рудкевич, какие-то еще смутно знакомые люди. Малый зал был почти полон. Что самое главное – получился разговор на довольно высоком литературном уровне. К сожалению, я забыл вырвать из блокнота Игоря Блудилина листок, на котором делал записи. Теперь приходится все вспоминать и надеяться на мою плохую память. Самым интересным было выступление Галины Степановны Костровой. Это и понятно, потому что она, может быть, Лева Скворцов и я, только и знали в подробностях текст. Галя говорила о жанре, о том, что это скорее роман собственной судьбы, чем дневник. В своей речи Балашов упомянул мой роман о Ленине, мне показалось это интересным. Много говорили о бесстрашии и искренности. Тут я подумал, что об этих моих свойствах надо много думать, чтобы отыскать подобное в характере моем, довольно обыденном. Здесь бы надо было больше говорить о полифонии. Куняев, с пониманием моего зрения, объяснял свою работу по сокращениям, когда рушился баланс отдельных частей. Все было интересно. Но повторяю, разговор был на уровне литературы. Мне бы, естественно, хотелось некой критики, подумал, жалко, что не пригласил выступить М. О. Чудакову, это было бы интересно. В собственном выступлении, в самом начале я рассказал историю появления книг и пожалел, что не сделал никаких иллюстраций. Кто-нибудь из актеров мог бы прекрасно прочесть какие-нибудь отрывки.

Еще прошлый раз я пожалел, что не взял магнитофон, и многое из очень интересно сказанного практически пропало. На этот раз днем я спросил в институте у Ильи Кравченко, сохранился ли у нас в институте магнитофон. Я хорошо помню, что такой магнитофон в свое время мы покупали, но прошло столько времени! Жаль.

Галя Кострова подарила мне редкой красоты желтую розу.

Очень интересно под самый конец говорила Лена Мушкина, мой старый друг. Она даже принесла газету пятидесятилетней давности с нашим с ней совместным материалом и прочла письмо, которое я ей прислал из леса. Попытаюсь это письмо у нее достать и вставить на эту страницу.

Уже дома обнаружил, что звонил Игорь Котомкин. Перезвонил ему, он волнуется из-за нового скандала, обрушившегося на Книголюбов. Оказалось, что в свое время покойный Шувалов и Слесаренко приватизировали часть помещений Союза. Удивительно, я столько лет состою в этой организации, но об этом так ничего и не знал. Теперь начались какие-то наезды родственников. В понедельник буду встречаться с Шустровой.

14 февраля, суббота. Весь день просидел над чтением Марка Максимова. Выяснилось, что у него, оказывается, еще есть и настоящая фамилия – Кардань. Кстати, и повесть его по страстной любви к слову чем-то напоминает длинный стиль Василия Гроссмана. Повесть огромная, расчетливо, чтобы не тратить бумагу, распечатана с межстрочным промежутком в один интервал двенадцатым шрифтом. Вечером к шести ходил в театр Гоголя на моноспектакль «Записки сумасшедшего». Ставил не Яшин, а Андрей Левицкий и Юлия Быстрова, я как бы понимаю, как это сделано, но спектакль потрясающий. Играет виртуозный молодой актер Александр Лучинин. Кажется, я обратил на него внимание еще во время «Последних» по Горькому. Он играет там Петра. Здесь просто чудо внутреннего перевоплощения, именно не внешнего, с разными паричками, предметиками и одёжками, а все изнутри, мощно, без чувства недоверия.

Я невероятно задерган всеми обстоятельствами творческой жизни. Надо бы писать роман, но не пишу. Надо бы делать статью о Фадееве, но занимаюсь статьей о Яшине. Не смотрю телевидение. Иногда только слушаю радио: «Эхо» вовсю защищает замминистра финансов Сергея Сторчака, которого следственный комитет обвиняет в попытках хищения.

15 февраля, воскресенье. День драматических известий. Но до этого проснулся от дружной работы лопат, сгребающих снег. За окном все бело, но температура не больше одного градуса холода. Сразу быстро оделся и, наверное, час помогал дворникам. Теперь об известиях. Во-первых, сначала Ф. Ф. Кузнецов, который бьется вместе с Георгием Зайцевым над непризнанием последней выборной конференции под художественным руководством Переверзина. Здесь, кажется, есть успех, суд признал ее незаконность. Потом позвонил Зайцев и рассказал, как он остановил регистрацию этой конференции буквально на столе у зам. министра юстиции. Поговорили о влиянии умного Вани на альтруистов из министерства, которые, судя по рассказам, встают на задние лапки, не успеет он раскрыть бумажник. Оба с некоторой тревогой говорили о съезде МСПС, на котором вроде бы в качестве собственного политкомиссара С. В. Михалков назначит нашего Ваню. С Ф. Ф. Кузнецовым я поделился своими опасениями относительно суда, куда меня вызывают ответчиком. Он сразу, по своему обыкновению, захотел откреститься и от того, что это письмо создавал именно он, и от того, что именно он сам его принес в газету. У Ф. Ф. была попытка настроить меня, чего не надо было делать, потому что я и сам настроен против всех слияний. Я напомнил Ф. Ф. о его совсем недавней дружбе с В. Н. Ганичевым и про себя подумал, что они, в случае личной необходимости, как два условных писателя, если потребуется личная заинтересованность, немедленно объединятся даже против Господа Бога. Зайцеву сказал о своем решении пойти на суд. Бедный Зайцев погоревал, что в этом случае «Литературная газета» окажется в трудном положении. Мое трудное положение никого не волнует.

Второе: звонок, который я расцениваю почти, как предательство, это был звонок Сережи Яшина. Он советовался со мною, как ему вести себя с приглашенным на сегодняшний спектакль наших общих знакомых, но тут же сказал, что Игоря Пустовалова в театр, как обещал, пока не берет, потому что по фактуре к пьесе о сыне Цветаевой ему нужен скорее Анатолий Просалов. О том, что мы оба едем 27-го числа смотреть Игоря, и это будет решающим фактом в его работе в театре, мы договорились еще две недели назад. Я сдержался и, несмотря на нашу долгую дружбу, не сказал Яшину, что Спесивцев убрал Толика из театра.

Весь день читал повесть Марка Максимова «Вне времени, без веселья». Читается невероятно трудно, но вещь хорошая, хотя вся из психологических наработок литературы прошлого века. Тем не менее из тумана вырисовывается несколько объективистская картина наших дней.

Вечером ходил в Молодежный театр на премьеру «Портрета». Здесь все сложно, потому что приходится сравнивать с постановкой Яшина. Замечательное оформление Станислава Бенедиктова: главным элементом его стал рамочный багет. Прием, казалось бы, лежит на поверхности, но как это талантливо сделано. В целом спектакль Бородина стройней, элегантнее, академически вывереннее. Как очень опытный режиссер, Бородин отчетливо понимает, что одного гоголевского текста здесь не хватает, нужны перебивки, выходы за слова, и на сцене один из лучших в России гобоистов Алексей Уткин, и целый из девяти человек ансамбль – скрипки, контрабас, виолончель и альт. С завидной легкостью огромный текст несет Евгений Редько. Полтора часа на сцене. И тем не менее спектакль Яшина мне нравится больше, хотя он и насовал в привычный текст многое из драматургии.