Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное Страница 15

А то (мне местные пессимисты на ухо шепнули) собираются эти власти ночную вольницу прикрывать. Потому как вырос на Красноармейской довольно уродливый железобетонный (элитный, как водится) дом, и проживающей в нем элите тусняк будет мешать. И вот я теперь трясусь: а вдруг и в самом деле прикроют?

Ведь элиты в стране как свиней нерезаных, а город с нормальной ночной жизнью только один.

С этим текстом случилась вот какая история. Он был написан для «Огонька», но командировку в Краснодар мне оплачивала «Афиша-Еда». По возвращении мы с Лешей Зиминым договорились, что для «Огонька» я напишу про краснодарскую ночную жизнь, а для «Афиши-Еды» – про краснодарский ресторанный бизнес. Однако, увы, за рамками публикации в «Огоньке» осталась важная вещь: борьба в Краснодаре между рестораторами гастрономической и кальянных партий. В кальянной партии состоит большинство владельцев местных шалманов, их идея в том, что раз пипл лучше всего хавает салат «Цезарь», солянку, роллы и кальян, то с таких пристрастий и нужно срубать бабло. А «гастрономы» – лидером у них молодой парень Тахир Холикбердиев, у него гастробар Mr. Drunke Bar, французское кафе «Жан-Поль» и дегустационный зал Smoke & Water – считают, что деньги нужно зарабатывать, не поощряя дурной вкус, но развивая хороший. И вот эта чисто гастрономическая (казалось бы) борьба кажется мне показательной. Что важнее – мастерство или деньги? Можно ли за деньги вести игру на понижение качества? Вообще – все ли можно за деньги?

Эта борьба идет на многих фронтах, просто гастрономический проходит прямо по моему дому (моя жена – ресторанный критик). В этом причина, почему я включил в эту книгу еще один «гастрономический» (формально он про открытие в Петербурге первого в России ресторана знаменитого мишленовского шефа Алена Дюкасса) текст с названием «Творог в своем отечестве».

После публикации на сайте «Огонька» посыпались комментарии, что вовсе не в Олимпиаде причина достатка жителя Кубани, что я глупость написал. Но я свою глупость решил в итоге оставить как есть: дело в том, что ни один комментатор своей версии зажиточности кубаноидов не предложил.

Да, и уж совсем напоследок: Усков ушел из GQ, заняв по приглашению Михаила Прохорова пост гендиректора «Сноба», на сайте которого я порой публикую свои тексты. А в Москве появилось место модной тусовки, не загнанной в резервацию, то есть место модной тусовки под открытым небом: реконструированный Парк Горького.

Я в этом парке нередко катаюсь на роликах или на велосипеде.

В общем, жизнь хороша.

#Россия #Петропавловск

Одноразовая Камчатка

Теги: Мамы, дети и атомная бомба. – Икра, сивучи и помойки. – Гейзеры, дороги и старик Козлодоев.

Про необходимость развивать внутренний туризм у нас не столько говорят, сколько заклинают, как шаманы духов, – и этот туризм у нас так же нематериален, как дух. Вот вам отчет о поездке на Камчатку: тут волей-неволей прибегнешь к жанру путевых заметок.

– Ты по городу хочешь еще прогуляться?

Я первый раз в жизни отрицательно мотаю головой.

Хотя обожаю коллекционировать города.

Не по чему гулять: Петропавловск-Камчатский – для меня это не город. Фантом.

Как можно назвать городом населенный пункт на берегу океана, где нет даже набережной? Бухта Авачинская – есть. Одна из прекраснейших бухт, какие мне доводилось видеть, нежная и туманная, обрамленная волнами сопок. Говорят, весь мировой флот может в ней разместиться. А набережной, променада, места любования красавицей – нет. Яхт-клуба нет! К океану выходит огрызок площади, по бокам которой стоят администрация и драмтеатр, а серединка ударно мостится плиткой: Дальний Восток – с трудовым приветом замощенной Москве. Но если Москва живет к Москве-реке боком, то Петропавловск живет к океану задом. С дороги, тянущейся над бухтой, на бухту смотрят зады гаражей. Раньше еще смотрела детская площадка. Но ее ликвидировали, отдав под застройку. Теперь здесь хоромы, в абрисе которых читается уверенность хозяев, что только размер и имеет значение. Хоромы все зовут «деревней бедняков».

Сам же Петропавловск – просто просыпанные между сопками и по сопкам домишки, бараки да пятиэтажки, порой укрепленные, на манер средневековых крепостей, бетонными контр-форсами, потому чуть не каждый месяц город трясет силой в три, а то и в четыре балла. Землетрясение здесь такая же банальность, как в Москве – пролет членовозов с «крякалками» и «мигалками».

– Я когда сюда из Владивостока переехал, то первый раз, когда затрясло, зимой в ночи в одних трусах на улицу выбежал, а теперь не замечаю, – говорит мне глава местной «Европы плюс» Дима, хотя, по идее, радиостанцию здесь следует называть «Азия минус»

– Может и дважды в неделю трясти, – вторит его коллега. – Ко всему привыкаешь. Ты лежишь, а лампочка трусится.

Перед землетрясением рыбки в аквариумах залетают на дно и ложатся набок, кошки и собаки мечутся, а люди не обращают внимания. Но 7 баллов – уже страшно. Секунд за тридцать до толчка земля превращается в гигантский сабвуфер, издавая низкий, почти не воспринимаемый ухом, наводящий ужас утробный гул.

Над Камчаткой орбиты навигационных спутников пролетают как-то так, что GPS пеленгует коммуникатор через пару секунд. Но в «Яндексе» на экране – серое поле с неутешительным: «Карт для этой местности не существует». Те, кому сильно нужно, пользуются аэросъемкой «Гугла». Если наложить на съемку схему дорог, выяснится, что схема с реальностью не совпадает. Ядерный щит родины, черт побери: сбивай прицелы своим, чтобы не целились чужие. Когда в Вилючинске передвигают – спускают со стапелей, выводят из доков, не знаю, что у них там происходит – атомные ракетоносцы, говорят, грузовики на берегу создают задымление. Но «Гугл» про это ничего не знает, и на фотокартах в малейших деталях запечатлены 16 субмарин, похожих из космоса на треску. Четыре из них совсем крошки: наверное, пока не подросли.

Свежая треска, кстати, на рынке в Петропавловске идет по 50 рублей за кило, я ее тушил в белом вине. Тем более что вино по 300 рублей бутылка здесь качества такого, что лучше не пить.

Вилючинск, чуть не забыл, – это городок по соседству с Петропавловском. Там – единственный на всю Камчатку аквапарк, и в Вилючинске обожают селиться семейные люди с детьми: закрытая, охраняемая территория и все такое. Чтобы приехать в аквапарк с детьми из других мест, надо заранее оформлять спецпропуск через турфирму.

Если однажды тресковая стайка выполнит свою боевую задачу, ответный удар заморского тунца приведет к тому, что ближайшие десять тысяч лет на Камчатке не будет ни мамашек, ни детишек. Разве что с пятью головами.

– Скажи, а Петропавловск тебе что больше напоминает – Владивосток или Хабаровск?

А мне Петропавловск больше напоминает Шанхай – но не тот небоскребный, что в районе Пудонга, и даже не старый город, где по ночам горят на улицах жаровни и старухи стирают белье в поставленных на табуретки тазах. А Шанхай районов-шанхаек эпохи Мао, кое-как и без всякого плана выстроенный, уляпанный рекламой и магазинишками как попало.

В Петропавловске, например, считается нормальным балконы и лоджии одного дома красить в разные цвета.

Правда, в Шанхае на каждом углу китайские едальни, а в Петропавловске их немного, и в них отсоветовали идти, а рыбного ресторана или краб-хауза, или, бог его знает, трепанг-кафе нет ни одного. Вероятно, потому, что свои рыбой объелись, а на чужих не рассчитано. На рынке свежий кижуч идет по 150 рублей килограмм, а икра от 1200 рублей (кетовая) до 1600 (чавычовая и кижучовая), и в консервных банках ее покупают лишь идиоты, а нормальные люди берут развесную. Кстати, и целикового краба тоже покупают лишь туристы, платя не за вкуснятину, то есть за фаланги, а за панцирную несущественную пустоту, если пустотой считать красоту.

При этом в кафе, где мы все же находим в меню палтуса, цены московские, хотя палтус убит наваленной сверху дрянью с майонезом. А модное петропавловское кафе – оно ровно такое же, как и модное костромское, и владимирское, и московское. «Цезарь», солянка, роллы, кальян.

Странно живут в моем сознании собранные в коллекцию города. Вот один, не хочу даже называть, на большой реке, – никак не могу полюбить. Там массовый уличный тип – угрюмый мужик в спортивных штанах, черном кожане, смотрящий исподлобья. И ведь он не из вохры, он местный средний класс, вон тащит на прогулку сына: «Ща, мля, пойдем, мля, поющие фонтаны смотреть, мля». Поющие, то есть танцующие под музыку фонтаны они у себя устроили за 2 миллиона евро, повторив, в меру своего понимания прекрасного, то, что в Барселоне всех поразило в 1929-м. Но так и не пожелав узнать, что лучшие сейчас фонтаны – у нефтеносных арабов: то выписывают водою суры из Корана, то образуют туман (а на туман как на экран проецируются фильмы).