Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное Страница 16

Это я к тому, что в Петропавловске мне как раз нравятся люди. Они открыты, приветливы, и, кстати, словоохотливы, что для меня вообще клад. Взять Витю, владельца гостиницы, в которой я живу. Его гостиничка (загородный коттедж в дюжину номеров, из которого по диким пробкам еще почти час добираться до города, он выстроен в красивом месте, но как-то нелепо, про эргономику молчу, про дизайн тем более, потому что если не смолчу, то закричу), – однако ж так, чтоб всем было хорошо, то есть чтоб у всех в номере душ и крантики в позолоте. Деньги на постройку Витя, скорее всего, отбивает не на туристах, а на праздничных корпоративных бардаках, – но это неважно, а важно, что хозяин гостиницы из Вити такой, каких я сто раз встречал во Франции или Испании: ожившее гостеприимство и счастье. Витя только что во Владивостоке был. Может, по-другому назвать?

– Собирай, – говорит, – своих ребят человек двадцать, и прилетай на хели-ски.

– А почему двадцать?

– Так вместимость вертолета, аренда, иначе невыгодно…

Начинаем считать: получается, что неделька катания на горных лыжах по вулканам Камчатки обойдется по 15 тысяч евро с носа.

– Спасибо, – говорю, – но дешевле в Чили взять яхту с вертолетной площадкой, спускаясь вдоль побережья. Или на Сицилию слетать, в жерле Этны покататься…

Витя вздыхает:

– Да… Это проблема – люди приезжают, природой восхищаются, но дорог нет, гостиниц нормальных нет, инфраструктуры нет, цены дикие, и больше не возвращаются…

О том, каким образом Витя в свои двадцать семь лет заработал на постройку коттеджа, он говорить избегает. Но вскользь замечает, что Камчатка живет рыбой. Выкупают люди квоты у МНС – малых народов севера – тем дозволено рыбу заготовлять тоннами. Или на грузовиках прут по бездорожью километров триста, когда в нерест в реках вместо воды одна рыба – но, понятно, берут только икру. Икра и рыба, рыба и икра. Шойгу вот прилетал, три дня учения МЧС проводил – так потом вся Камчатка гудела, что учения были только прикрытием и что борта улетали в Москву, полные икрой.

А то, что показывают по телевизору, мол, тонну левой игры перехватили и бульдозером по земле размазали – это для идиотов. Тонну перехватили, а сто тон пропустили, потому что всем отстегнули. И еще: зачем эту икру в землю было зарывать? Что, нельзя было детям, старикам или солдатикам отдать?!

Кстати, о детях: в камчатских магазинах маленькая бутылочка питьевого йогурта «Активия» стоит 120 рублей. А кило икры стоит столько же, сколько гигабайт закачки из интернета. И самый странный телефон здесь – iPhone: без интернета он теряет смысл, а с интернетом становится золотым.

Пожалуйста, не спрашивайте, побывал ли я в долине гейзеров.

И камчадалов тоже не спрашивайте, особенно если они многодетны.

Поездка в долину гейзеров обходится в три часа жизни (два часа на вертолет, час – на осмотр) и в 24 тысячи рублей с носа.

Так что отдыхать камчадалы предпочитают в Таиланде.

Двухнедельный тур, однако, стоит 150 тысяч рублей («Что-оо-о-о?! Сдурели?! Да из Москвы втрое дешевле!» – «Ну, кое-кто из Москвы и летит. Просто билет до Москвы и обратно под Новый год – 100 тысяч. Те, кто умнее, летят из Хабаровска».)

В общем, я не видел гейзеров, зато покупался в горячем источнике. Эти источники на Камчатке делятся на дикие и окультуренные. Окультуренный – это бассейнчик под открытым небом, в котором за двести рублей греешься сколько хочешь, но дольше четверти часа все равно не усидишь, а рядом обычного бассейна, чтобы поплавать, устроить никто не догадался. Диких же я не видел, потому что ехать до них далеко, а дорог на Камчатке нет.

По единственной здесь федеральной трассе А-401 ни в какой субъект федерации не добраться, потому что дорог, позволяющих выбраться с Камчатки своим ходом на Чукотку, в Хабаровск или в Магадан, нет вообще.

Федеральная трасса соединяет аэропорт и морпорт, и являет собой пробку на разбитом асфальте, чему никто не удивляется: одна из петропавловских дорог вообще называется ласково «бомбежка».

При этом на одного камчадала приходится полтора автомобиля; в семьях по три-четыре-пять машин – японских, подержанных, праворульных «автоматов» (четырехлетняя «Субару» в 265 «лошадей» – 800 тысяч; средняя зарплата – 25 тысяч).

Из интереса я выясняю, каков размер взяток, собираемый гаишниками, скажем, за выезд на «встречку» – и неожиданно обнаруживаю, что помимо тех, кто утверждает, что «звери» берут от 12 до 50 тысяч, есть и те, кто утверждает, что «звери» не берут вообще, а сразу отбирают права, так что лучше бы уж брали.

Но и те, и другие сходятся в том, что на посту при въезде в Вилючинск работает знаменитый камчатский гаишник Козлодоев, которому если какая машина не полюбится, он будет шмонать ее методично и ежедневно, проверяя, например, соответствие ГОСТу длины буксировочного троса, – и не обращая внимания на то, что «автоматы» на тросе буксировать вообще нельзя.

Шоферу такси я рассказываю, что на утренней пробежке в сопках чуть не заблудился и заблудился бы, когда бы не GPS.

Он одобрительно кивает головой:

– Я, когда по грибы еду, тоже только с GPS. Вон в прошлом году знакомая свой «джип» потеряла, ну, с трассы в сопки ушла, сама еле выбралась. Так мы потом машину вчетвером четыре часа искали!

Вокруг бушует даже не золотая, а какая-то червонно-пурпур-ная теплая осень («Осень – это наше камчатское лето», – замечает шофер). Недалеко за сопками – Тихий океан с черным вулканическим песком, как на Тенерифе, но купаться можно только в гидрокостюме: +12 даже в июле. Зато ходить по пляжу босиком приятно и при октябрьском солнце: в песке – 85 % железа, он хорошо прогревается. Пляж вычерпывают для строительных целей огромные экскаваторы. Океан за время штормов зализывает раны. Была даже идея добывать железо промышленным способом – но вовремя спохватились, поняв, что тогда берег не восстановить. Тихий океан поражает тем, что на берегу, от горизонта до горизонта, ни души, ни человечка, ни закусочной, ни даже пластикового мусора, которым завалены сопки в самом Петропавловске. Та сопка, на которой телевышка, откуда на город открывается открыточный вид с вулканом на заднике и на которую после метели взлетают на джипах сноубордисты, чтобы рвануть вниз по пухляку, – она своими склонами являет, по сути, городскую помойку.

– А у нас тут всегда так, – зло соглашается шофер, – где нет человека, там красотища, а где есть человек, там срач.

И выбрасывает окурок в пламенеющую осень из окошка леворульного такси «Рено», которые в Петропавловске появились после того, как Путин перекрыл импорт праворульных машин из Японии.

Когда я говорю коллегам в Петропавловске, что интернет вытесняет в Москве телевидение и радио, – на меня смотрят как на проповедника каббалы.

И когда снимаю на коммуникатор лежащих в городской черте сивучей, морских львов, и тут же посылаю картинку с комментарием в твиттер (а комментировать есть что: сивучи лежат на волнорезе у руин какого-то завода, посреди беспримерного дерьмища) – на меня тоже таращатся: твиттер для Камчатки такая же экзотика, какая для меня сивучи. Потому что Камчатке весь интернет идет через спутник, его возможности ограничены, а других возможностей нет, – а трафик нужен и военным, и МЧС, и администрации.

На обратном пути, уже после сивучей, когда мы проезжаем поселок Елизово, и машина после разбитой дороги переходит вдруг на почтительный, свежего асфальта, шепот, меня спрашивают:

– Догадаешься, с какого дуба тут свежий асфальт?

– А чего гадать? Либо Путин прилетал, либо губер живет!

– Ага, наш губернатор новый. Он себе под жилье детский садик переделал. Но это еще до губернаторства, он на платине заработал. У нас тут платину добывают.

Елки зеленые, они что, не видят этой своей тайной, то есть явной, символики: сивучи – на помойке, губернатор – в детском саду?!

– Приезжай, слышишь, обязательно приезжай еще. На лыжах кататься. У нас, учти, катаются все как боги, если девочка-мальчик плохо катаются, они в школе чуть не изгои. Приедешь?

Я грустно улыбаюсь. Я бы хотел приехать, но врать неохота.

Аэропорт в Петропавловске крохотный, самолет в Москву огромный, и рейс задерживают просто потому, что две створки спецконтроля за два часа регистрации не в состоянии переварить толпу, над которой возвышаются гигантские, двухметрового размаха, оленьи рога, которые везет парень в камуфляже, расстроенный – узнал, что за рога придется доплатить 16 тысяч рублей. Перед посадкой я делаю снимок – самолеты на фоне вулканов – и подбегает охранник, требующий все стереть, потому как это «объект», на что я вежливо отвечаю, что сфотографирую сейчас его самого и вышлю на твиттер президенту Медведеву. Мужик смущенно улыбается и отходит в сторону.

В самолете я думаю о том, что местные напоминают не имперских колонизаторов и не колонизованных аборигенов, а колонизованных колонистов, так будет точнее. Они живут на Камчатке всю жизнь как бы временно, то есть не всласть и не вразмах, не обустраивая красивейший край, а упрыгивая в личную жизнь, урывая кусочек из мира вокруг. И еще – о том, что у Москвы есть тьма резонов держать в руках Дальний Восток – икра, платина, щит и меч – но, скажите, какие у Дальнего Востока резоны держаться за Москву? Нет даже обычных колониальных соображений – типа, метрополия даст нам передовой опыт и вообще цивилизацию принесет.