Евгений Рудашевский - Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся) Страница 16

Я слушал, как причитает муэдзин (мы жили подле минарета), как вторят ему две собаки воем долгим и не менее призывным.

Потом думал о радости от спутникового навигатора; впервые путешествовал я без бумажных карт. Закончилась романтика излюбленная по уличкам блуждать до ночи; однако прогулки стали более насыщенными, осмысленными. Навигатор был для сохранения многих часов; в Индии он разудобил нас чрезвычайно, ведь улицы здесь даже в больших городах подписаны редко, да и порядка в них ровного нет – порой мешаются с проулками, закоулками, переулками…

К четырём я уснул.

[Пробовала Оля утешить себя, мысли складывая на бумагу. Взяла блокнот и ручку, устроилась писать; долгим занятие это не было – не помогло. Остались краткие записи, которые я забрал себе; теперь могу их привести.

«Дрожь в руках, в ногах. По всему телу. К этому мой организм шёл всю неделю.

До сих пор не могу успокоиться. Мысли вразброд. Может, это из-за голода?! Может, из-за людей, толпы… Всё вместе. Страх охватывает меня. Нельзя уступать ему. Где мой разум! Ты меня слышишь? Думаю, что слышишь…

Всё началось с того “хватательного” вечера, когда я психологически истощилась в первый раз. Потом с каждым днём эмоции всё ярче, ярче…

Теперь я понимаю, что это за холодок или огонёк, изнутри исходящий. Это страх. Женя говорит, что власть человека над собой условна. И он много-много раз прав!

… [неразборчиво] работать над собой. Что делать? Одни вопросы.

Ответы внутри. Но не в этом холоде. Не забывай его. Тебе нечего бояться. Инстинкт самосохранения.

Да.

Нет. Ты просто говоришь ему «нет». Наступаешь на него ступнями. Толчешь. Учишься понимать себя; понимать то, что с тобой происходит. Затем – анализируешь…»]

25.07. Бхубанешвар

(Почти миллион жителей, центр штата Орисса – город Бхубанешвар, известный от V века до нашей эры.)

Вчера спали 4 часа. Подъём требовался ранний – для вопроса о билетах на Андаманские острова.

Олю трепали сновидения мглистые, но проснулась она в спокойствии.

Пошёл дождь; для Оли начались красные дни. Всё успокоилось.

На входе в Shipping Corporation мы обнаружили очередь в сотню человек; нам испытать её протяжённость не пришлось – белая кожа оказалась пропуском внеочередным (нас подозвал охранник, пропустил всем в опережение). В самом здании мы с тем же пропуском дважды миновали ожидающих – перед разными дверьми.

Из Мадраса не нашлось удобного по датам корабля. Кратко обсудили новый план; решили, что на острова нас доставит самолёт, а в Индостан мы возвратимся уже по воде.

Авиабилеты взяли в Калькутте (4500 рублей за человека), а билеты на корабль надлежало купить в Мадрасе или в Порте Блэр (купить их в калькуттском Shipping Corporation мы не могли, так как расписание на август ещё не составлено).

В гостиницу возвращались неспешно. Разговора не получалось. Я начал мысленно вычитывать отрывки из «Матери Бенгалии»; заметив это, улыбнулся. Как знать, быть может, Рабиндранат Тагор складывал эти строки, гуляя здесь, по Chittaranjan Avenue… «Для благочестья и грехопаденья дай силу сыновьям своим с рожденья, о мать, Бенгалия! В стенах родного дома их не задерживай. Пусть будет им знакома нужда жестокая. По трудному пути в любой стране их научи идти. Их каждый шаг не оплетай запретом <…>. С хорошим и дурным пусть смело вступит в бой твой сын, Бенгалия, воспитанный тобой. И юношей своих, кипящих силой зрелой, ты вечными младенцами не делай. Лиши их благоденствия и крова – путь жизнь в лицо посмотрит им сурово, а то уж чересчур спокойствия полны, Бенгалия, твои сыны!.. Бенгальцами ты вырастила их, но нет борцов среди сынов твоих!» {22} От слов этих некогда началось моё уважение к Тагору.

Подходя к гостинице, вспомнил я, как в девятнадцатом веке гостил Алексей Салтыков у дедушки Рабиндраната – у Дварканата Тагора. Вспомнил и то, как в веке двадцатом здесь же, в Калькутте, хотел Николай Рерих навестить Рабиндраната: «Думали, что в родном городе все знают поэта. Сели в мотор, указали везти к поэту Тагору и бесплодно проездили три часа по городу. Прежде всего нас привезли к Махарадже Тагору. Затем сотня полицейских, и лавочников, и прохожих бабу посылала нас в самые различные закоулки. На нашем моторе висело шесть добровольных проводников, и так мы наконец сами припомнили название улицы, Дварканат-стрит, где дом Тагора» {23} . Нужно было бы и нам проверить современных таксистов – спросить у них дорогу к музею Рабиндраната Тагора, однако проверкам таким предпочли мы отдых молчаливый.

В 20:30 сели в поезд до Бхубанешвара.

О Калькутте скажу напоследок то, что даже в чистом, дорогом ресторане официант, перед тем как выдать мне нож, протёр его старательно пальцем.

Ещё скажу, что в четырёх просторных аптеках (в центре города) нам с улыбкой отвечали, что ни капель, ни таблеток, ни трав «для успокоения» у них нет. Лучшее, что смогли нам предложить провизоры – аскорбинка (в виде толстых розоватых таблеток). Нужно полагать, что среди множества известных в Индии телесных страданий стресс и беспокойство кажутся глупостью; стыдно укрощать её платными лекарствами. Аскорбинку Оля взяла. Ей психологически нужно было что-то из аптеки .

Ещё скажу, что лишь сейчас привыкли мы окончательно к левостороннему движению, которое с проезжей части, конечно, перенесено на тротуар, на все прогулочные территории.

Последним о Калькутте будет то, что в удивлении чрезвычайном увидели мы здесь пешего рикшу, которого представляли архаизмом, пропавшим безвозвратно. На тележке деревянной с перилами невысокими сидят два пассажира; от тележки оглобли протянуты, концы которых рикша держит – чёрный от солнца постоянного, худой до костей, в повязке набедренной, с тюрбаном на голове. Ведёт он повозку бегом натужным, а на запястье его – колокольчик (которым позвякивает он, когда стоит порожний). Контраст особенный, когда в ресторан европейский индийцы приезжают на таком пешем такси.

…

Сейчас есть у меня час свободный (за окном дождит обильно); отложу я рассказ о Бхубанешваре (городе, удивившем нас) для рассказа о велорикше из Агры – обещанного давно, но так и не внесённого в Дневник.

Вышли мы тогда для прогулки городской. Надеялись прийти к базару, но ошиблись дорогой. Навстречу были нам жилые серые кварталы. Солнце жаркое утомляло. Сопровождением объявился велорикша. Медленно катился он рядом с нами, предлагал усталость облегчить на сиденьях его мягких. К велосипеду, по устройству рикш Уттар-Прадеша, припаяна была коляска двухколёсная – две коричневые сидушки и полог на каркасе алюминиевом.

Говорил велорикша английскими словами – хорошего, понятного произношения. Был он худой, тёмный, лет сорока пяти. «Кварталы эти скучны, не стоило вам выходить сюда». Предлагал отвезти на рынок. Заявлял себе малую стоимость – 20 рупий (11 рублей) в час. Мы отказывались; шли вперёд. Рикша ехал рядом, изредка повторял свою цену и совет отправиться к рынку.

– Не зря он так настойчив. Значит, были туристы, которых такой манерой удавалось завлечь себе в клиенты, – промолвил я Оле. Через пять минут мы уже сидели на коричневых сидушках. Нужно было опробовать этот вид транспорта.

Полог низким оказался; я горбился, ехал в неудобстве. Рикша, ничем не прикрытый от солнца (не было на нём даже тюрбана), выкручивал педали. Тяжкий ход. Только что стоял он аборигеном довольным – жарой не смущался, но теперь по его шее катился пот; неприятно было видеть это. Ехали в напряжённости. Хотелось сойти. Нельзя человека так – скотом – использовать. Рабство…

Рикша поворачивался направо – спрашивал Олю: «Всё в порядке, мэм?» Затем – налево, ко мне: «Всё в порядке, сэр?» Облитое потом лицо. Белая улыбка. Жёлтые глаза.

Через семь минут мы его остановили; выдали ему 100 рупий (60 рублей) и указали не беспокоить нас своим вниманием. Рикша удивлён был чрезвычайно. Испугался он, что был в чём-то неряшлив, что не удовлетворил нас в поездке…

– Всё хорошо. Просто… мы не можем так ехать.

– Почему?!

– Мы лучше – пешком.

– Но зачем вы дали мне столько денег?

Я не придумал, что ответить.

– Что-нибудь было не так? – настаивал рикша.

– Всё в порядке.

– Тогда почему вы не хотите, чтобы я довёз вас до рынка? Садитесь, – он настойчиво хлопал по сидушкам.

– Пойми, всё в порядке. Просто… мы не можем… Ты потеешь. В конце концов, ты же не скот…

– Зачем вы так? Это моя работа.

Я нахмурился. Неуютно. Пошёл вперёд – по тротуару. Рикша ехал рядом.

– Я двадцать лет так работаю…

Молчу.

– Ну давайте, я заплачу моторикше, он отвезёт вас на рынок! А то вы мне ни за что заплатили…

– Нет. Мы пешком.

Молчим. Едет рядом. Наконец я спросил:

– У тебя семья?

– Да, сэр. Жена. И двое детей. Мальчик и девочка, сэр.

Какой я тебе «сэр»!.. Ты меня вдвое старше – видел побольше моего; волосы седые лезут, а тут – «сэр»…

– Они у меня в школе учатся.

– Жена работает?