Олег Будницкий - Русско-еврейский Берлин (1920—1941) Страница 17

С идеологической точки зрения негативное отношение немецких евреев к единоверцам из Восточной Европы обусловливается боязнью немецких евреев быть идентифицированными с остъюден и в конечном счете восходит еще к просветительскому неприятию образа традиционного восточноевропейского еврея. Государственные деятели еврейского происхождения, не чувствуя никакого родства с евреями-мигрантами, редко вступались за них, особенно если интересы последних входили или могли входить в конфликт с интересами государственными.

В этом отношении показательны два примера. Во-первых, это Вальтер Ратенау, министр реконструкции, затем – министр иностранных дел Германии, убитый в 1922 году, как предполагается, по антисемитским мотивам. В дискуссиях о проблеме мигрантов – восточноевропейских евреев он высказывался за их высылку225. Во-вторых (этот пример относится ко времени Первой мировой войны), это Людвиг Хаас, депутат Рейхстага, назначенный властями главой еврейского департамента при немецкой гражданской администрации оккупированной Польши. Хаас, будучи сам ассимилированным евреем, отмечал, что его подопечные казались ему абсолютно чужими, и на заседаниях Министерства внутренних дел Германии, когда обсуждались вопросы миграций и возможного закрытия границы, он, единственный этнический еврей среди участников заседаний, ни разу не высказался против мер, затруднявших для остъюден иммиграцию в Германию226.

Стремление немецких евреев отмежеваться от своих восточноевропейских собратьев подчас принимало довольно причудливые формы: немецкие евреи сжились с антисемитскими стереотипами и проецировали их на остъюден227.

В правой немецкой прессе сформировался определенный стереотип в отношении остъюден: в отличие от немецкого еврея, он однозначно чужой, он по-другому выглядит, говорит на другом языке, ведет другой образ жизни. Он совершенно не похож на немца, и потому его гораздо проще изображать карикатурно228: это торгаш или попрошайка, который боится тяжелого физического труда и не берется за него, грязный и больной, преступник и развратник по натуре, лживый и безнравственный229. Восточноевропейские евреи стали также частично отождествляться с коммунистами и социалистами230.

Подобной риторике не были чужды и немецкие евреи. Самую крайнюю форму, которой было представлено враждебное отношение к остъюден, отвергавшее всякое представление о родстве с ними, воплощала организация под названием Verband deutschnationaler Juden (Союз евреев – немецких националистов). Организация была создана в 1921 году как ответ на послевоенный всплеск немецкого антисемитизма, с одной стороны, и на массовую иммиграцию восточноевропейских евреев, с другой. Она объединяла представителей еврейско-немецкой интеллигенции, которые позиционировали себя как патриоты Германии, ревнители немецкой культуры и чистоты немецкого языка. Возглавлял Союз д-р Макс Науман, адвокат. В состав правления Союза входили преимущественно люди, получившие докторскую степень, врачи или адвокаты. В немецком политическом спектре Союз ассоциировал себя с DNVP231 – праворадикальной Национал-немецкой народной партией232.

В сентябре 1921 года начинает выходить газета Союза – «Nationaldeutscher Jude» («Национал-немецкий еврей», или «Еврей – немецкий националист»). Первый выпуск открывается программой, в которой декларируется цель Союза: «Мы хотим заложить основы совместной работы немецких националистов – евреев и неевреев, которая приведет к возрождению нашей бедной разрушенной родины»233. Стремление идеологов Союза – приобщение евреев – немецких патриотов к немецкому народу на почве германского патриотизма, сокращение различий между «национал-немецкими» евреями и немцами, искоренение взаимных предрассудков. К массовой иммиграции в Германию евреи – немецкие националисты относились крайне враждебно: иностранцы порабощают страну и мешают ей выйти из состояния послевоенного упадка234.

Риторика, к которой прибегает Науман, говоря о решении этой проблемы, предельно неконкретна: «Немец, иди на фронт! Речь не о множестве “фронтов единства”, которые пытаются нам навязать глупцы и которые являются на деле не чем иным, как вывеской, под которой прячутся группки ненастоящих немцев. Речь идет о единственном Фронте Единства, который сегодня имеет право существовать в Германии, о союзе тех, чье немецкое сердце признает лишь одну Родину, – о немецком народном союзе»235.

По убеждению «национал-немецких» евреев, среди всех иностранцев для них наибольшую опасность представляли восточноевропейские евреи. Во-первых, их появление в Германии спровоцировало распространение антисемитизма даже в тех кругах, где прежде слово «антисемит» звучало как ругательство236, и теперь ненависть немцев к остъюден могла быть перенесена и на немецких евреев, в том числе на евреев – немецких националистов. Во-вторых, они являлись питательной средой для распространения коммунистических симпатий. В-третьих, остъюден были опасны с культурной точки зрения, так как они овладевали немецким языком и приобщались к немецкой культуре, оставаясь ей внутренне чуждыми, и тем разлагали ее изнутри237.

Таким образом, если претензия еврейско-немецких либералов к восточноевропейским евреям заключалась в том, что они не желают ассимилироваться и встраиваться в жизнь немецкого общества, то представители Союза видели опасность именно в преодолении этой замкнутости и в приобщении мигрантов к немецкой культуре.

Стереотип восточноевропейского еврея, который описывается в материалах газеты, сходен с аналогичными представлениями, отраженными в правой немецкой прессе тех лет. И евреи – немецкие националисты, и немецкая правая пресса обвиняли мигрантов в том, что они отнимали у немецкого пролетария то, что ему принадлежало по праву (жилье, работу, еду), а также в спекуляциях: «Все, что можно приобрести за деньги, становится для них объектом купли-продажи. Старое платье и новейшие произведения искусства, драгоценности и меха, валюта и металлы – все это они покупают и перепродают. Среди прочего они скупают наши продукты, наше белье, наше сырье, нашу одежду и обувь – не как самоцель, а мимоходом, потому что у них для этого есть средства и потому что человек в принципе должен во что-то одеваться и что-то есть»238, – это слова из программной статьи «Ostjudengefahr» («Опасность, исходящая от восточноевропейских евреев»).

Цитированная статья подписана именем J. Hobrecht (вероятно, псевдоним). Автор обвиняет остъюден во лжи, в нарушении законов: восточноевропейские евреи изобретают нелегальные поводы поселиться всей семьей в Берлине, добывают фальшивые документы, не продлевают паспортов, уклоняются от налогов, воруют239.

Стилистика, в которой выдержаны пассажи «национал-немецких» евреев о восточноевропейских, порой напоминает национал-социалистскую. Остъюден сравниваются с саранчой и противопоставляются немецкому труженику: «Бессмысленно искать причины [миграции] или вину [мигрантов]. Эти люди, с их собственной точки зрения, в полном праве поступать так, как поступают: отряхивать с ног прах стран, в которых продолжаются погромы, и ехать на запад. С точки зрения саранчи, она тоже имеет полное право роиться на наших полях, пожирать наши леса. Но не меньшие права имеет и человек, защищающий свою родину, на полях которой растет его хлеб»; «Кто проявляет жалость к бациллам, тот безжалостен по отношению к человеку, которому угрожает этот вредитель»240.

Основная вина остъюден – в том, что их много, раздражает их внешний облик, их речь, их поведение: «Куда ни глянь – всюду они. Повсюду мы видим их странные глаза, в которых хитрость и вязкая скорбь пульсируют и мерцают, как поминальный огонь в масляном светильнике. Всюду мы слышим гортанный, пронзительный звук их взволнованных разговоров. Во всех поездах, во всех вагонах они сидят на корточках и что-то подсчитывают в своих объемистых записных книжках. Во всех кофейнях они сбиваются в активно жестикулирующие стайки, бегают, крича и перешептываясь, от столика к столику, из кофейни – к ближайшему нотариусу, чтобы купить дом или перепродать дом, купленный вчера»241. Представления о всеобъемлющей торговле, которую ведут восточноевропейские евреи, граничат с представлениями об их всемогуществе: «Целые улицы Берлина находятся в их руках, жильцы даже не видят своих истинных хозяев…»242

В 1923 году, во время погромов в Шойненфиртеле, евреи – немецкие националисты обвинили в происшедшем самих жертв. По их заявлениям, именно восточноевропейские евреи сами подали погромщикам повод к нападению своим вызывающим образом жизни и участием в спекуляции драгоценными металлами243.