Александр Андреев - Степан Бандера в поисках Богдана Великого Страница 18

Советско-польский договор 1921 года запрещал пребывание на территории Польши антисоветских организаций. Москва постоянно требовала у Варшавы выдачи Петлюры, и 31 декабря 1921 года он выехал в Будапешт, а оттуда в Вену и Женеву. С октября 1924 года Симон Петлюра постоянно жил в Париже, в котором организовывал издание ежедневника украинской иммиграции «Тризуб». Он публично разбирался в причинах поражения второй украинской революции, публиковал свои направленные против большевиков теоретические работы. Вместо единой независимой Украинской державы на новой карте уже не имперской Европы ее земли оказались в составе Советского Союза, Польши, Чехословакии и Румынии. Симон Петлюра продуманно писал в своем очередном обращении к украинскому народу:

«Освобождение Украины и творческая государственная деятельность вызвала тревогу у твоего прожорливого московского соседа. Привыкши властвовать на чужих землях, он не мог согласиться, чтобы богатые украинские земли отошли от него, и жестокой войной пошел на твою Державу.

Но никакие способы не помогут ненасытной Москве в ее грязных делах. Нет такой силы, которая победит целую нацию, которая ведет воскресшую Украину в старое позорное ярмо.

Ты победишь, великий Народ-Мученик, Народ-Рыцарь, и в своей независимой державе установишь святую волю всех народов, которые живут на твоих роскошных землях. Минуют ужасные кровавые годы борьбы, и неутомимый труд твоих сынов затянет раны кровавой разрухи, даст примеры всему миру, даст покой и счастье Великой, Свободной, Независимой Украине».

Дело было не только в том, что многомиллионная к 1920 году Красная Армия вместе с сотнями тысяч польских и румынских солдат победила десятки тысяч солдат Украинской Народной Республики с населением в десятки миллионов человек. Вдесятеро меньшие эстонцы, латыши, литовцы и финны, а уж тем более двадцать миллионов поляков суверенную государственность получили, а тридцать миллионно украинцев – нет.

Можно сколько угодно говорить о том, что ЗУНР так реально и не объединилась с УНР, что УГА нельзя было договариваться с совсем недалеким политиком и никаким стратегом Деникиным, Скоропадскому с Германией, Винниченко с Советской Россией, а Петлюре с Польшей. На разобщенных украинских землях подтвердились поговорки «один в поле не воин» и «где два украинца – там три гетмана». Проблема была в наличии политиков, понимавших свою историческую ответственность. Зато с избытком хватало государственных любителей бесконечно-никчемных споров, пусто-злобных конфликтов, сведения непонятных счетов, удовлетворения никчемно-подлых амбиций, проведение простеньких провинциальных провокаций, неизбежно кончающихся кровавым общенародным горем, подобным случившемуся в Крутах штыковому избиению студентов.

Большевистская триада, придуманная партией «Народная воля», «земля – крестьянам», «фабрики – рабочим», «городам – самоуправление» (замененный на так необходимый после 1914 года «мир – народам»), была необходима не только верным ленинцам. Если бы двадцать пять миллионов украинских селян в ноябре 1917 года получили давно заслуженные ими гектары земли, история бывшей Российской империи пошла бы совершенно по-другому.

Центральная Рада должна была дать землю народу мгновенно, и не было бы тогда этого страшного периода сталинского убийственного ужаса. Никто из ее лидеров, за исключением Симона Петлюры, ничего не понимал в государственном строительстве, но, зная это, лез во власть, как жаба на сыпучую кучу. Только куча была не из песка, а из украинских трупов. Далекие от знания логики и искусства принятия стратегических решений, новые революционные псевдополитики, больше всего на свете любившие недалекую конфронтацию, раскололи восставший украинский народ и погубили его только что восстановленную государственность.

Талантливо-жестокий Юзеф Пилсудский еще в 1914 году, сразу же после начала Первой мировой войны, аккуратно заявил соратникам, что Германия ни за что экономически не выдержит войны на два фронта, что она разобьет устаревшую самодержавную Россию, в потом, измочаленная, будет поражена Англией, Францией и США, и в этой ситуации Польша не имеет права на историческую ошибку в выборе главных союзников.

Польша Пилсудского не ошиблась и получила государственность, утраченную сто пятьдесят лет назад. Украина Винниченко свою государственность проболтала и проконфликтовала, а у Украины Петлюры уже не хватило исторического времени на государственный разбег.

Политики, занимавшие доли процента украинской интеллигенции, составлявшей три процента всего населения, но возглавлявшей борьбу за национальный суверенитет, тут же после победы начали с удовольствием бороться сами с собой, а значит, поставили во главе государства людей-никчем, которых и на пушечный выстрел нельзя было подпускать к власти. Они пообещали многомиллионному народу счастливую жизнь, но не сейчас, когда ее можно добиться, а потом, когда это сделать будет нельзя. Народ не захотел во время невозможной мародерско-грабительской войны слушать бесконечную сказку про очумелого белого бычка, что и привело УНР и ЗУНР к краху, сопровождавшемуся невосполнимой гибелью моря лучших сынов и дочерей Украины.

Позднее Степан Бандера говорил и писал, что причина беды 1917–1920 годов – нехватка жгучего желания свободы и независимости, веры в себя и в свой народ и его традиции, а значит, в борьбе за свободу нужна твердая власть, авторитетный вождь и четкая, реализуемая программа действий. Ему пришлось действовать в политической среде, которая сама говорила о себе: «Единство – наша сила, разъединение – наша привычка».

Симон Петлюра не залезал лично для себя в государственную казну УНР и поэтому очень скромно жил в Париже с женой Ольгой и дочкой Лесей. Он пытался организовать и объединить совсем не маленькую украинскую эмиграцию, часто печатал в различных европейских изданиях свои интересные и насыщенные четкой логикой статьи. В них он писал, что «чистое дело требует чистых рук», что «независимая Украина если будет, то только как демократическая республика», что «большевистский коммунизм на украинской почве не принимается», что «ничто на свете не дается без борьбы» и что «только в независимой республике может трудящийся народ Украины, без различия национальностей добыть себе землю, волю и общественно-национальные права”.

Еще в 1921 году Симон Петлюра выдержанно заявил: «Для меня уже начался суд истории. Я его не боюсь. Потомки оценят и поймут меня лучше и вернее, чем современники». Главный атаман днем за днем в эмигрантском Париже с ошибками, но несмотря ни на что, прокладывал путь следующим поколениям украинских революционеров:

«Совершенно ясно, что наша национальная и государственная борьба должна пройти долгие мытарства, прежде чем мы объемся успеха. Нужно не демонстрировать национальные эмоции, а искать исполнителей черной государственной работы.

Наши лидеры-фантасты, демагоги или наивные люди, ставившие партийные интересы выше государственных, а личные – выше общественных.

Я видел, что украинские партии не поняли для себя главного – на кого Украинская держава должна опираться в своей внешней политике, на Европу, или на Азию-Москву? Выяснилось, что азиатскость в нас еще очень сильна и многие революционеры выбрали Москву. Нужно было опираться на Европу, которая нас не знала, и, одновременно, создавать собственную силу. Чем скорее у нашего народа появится чувство независимости от Москвы, тем скорее мы получим независимую Украину.

Я был уверен, что войну выиграют не немцы, а Антанта, и хотел создать фронт против Германии. Он был бы разбит, наверное, временно, но потом мы бы однозначно выиграли политически. Однако сумасшедшая государственная близорукость Грушевского, Винниченко и особенно Голубовича все испортила. Нам до сих пор Антанта не простила нашей «измены».

Общество было дезорганизовано Грушевским и не поняло международные интересы. Наш договор с поляками 1920 года нужно рассматривать как тактический ход для установления связей с Европой, независимо от того, что этот акт был актом спасения нашей дальнейшей борьбы. Я думаю, что вообще ориентация некоторых наших кругов на Германию была очень большой ошибкой, которая еще дорого нам обойдется: Германии нужна большая Россия, а не Украина.

Для меня важным было сохранить идею государственности и уважения к правительству. Пусть последнее делает ошибки, плохое, но заменять его путем переговоров было бы ошибкой. Тот, кто поднимает меч, от него и гибнет. Я много раз мог бы успешно разогнать правительство, но не делал этого, потому что в молодом государстве это привело бы к внутренней деморализации.

В военных делах я всегда руководствовался государственными мотивами, желая создать национальную силу, армию, на которую мог бы опереться народ в своих государственных устремлениях. Мне мешали и мешают создать эту силу и наши политические партии и генералы.