Александр Бондаренко - Утаенные страницы советской истории. Книга 2 Страница 18

Надо учитывать и то, что и немецкие генералы также знакомили Тухачевского со своими оперативными планами, что позволяло ему лучше других советских военачальников разбираться в возможностях вооруженных сил Германии. Это подтвердила командно-штабная игра в наркомате обороны в 1936 году.

Из тюрьмы Тухачевский направил Сталину письмо, вторая часть которого была озаглавлена «План поражения». Судя по всему, этот документ был подготовлен маршалом самостоятельно, без участия следователей НКВД. Письмо выдержано в спокойном тоне, содержит многочисленные фактологические данные, к нему были приложены карты. Фактически показания Тухачевского — это завещание военачальника, в котором изложены его соображения относительно возможных направлений боевых действий немецкой армии против РККА и стратегических операций на первых этапах войны. Хотя до конца непонятно, как Тухачевский предполагал начало войны между Германией и СССР, разделенными территорией суверенной Польшей, которая к 1937 году начинала все более тяготеть к военному сотрудничеству с Францией. Видимо, он исходил из того, что Польша выступит все же против СССР в союзе с Германией.

На позицию Сталина письмо Тухачевского никак не повлияло. 5 июня Сталин вместе с Молотовым, Кагановичем и Ежовым отобрал из большой группы арестованных военачальников восемь подсудимых, которым было суждено войти в историю как участникам «военнотроцкистского заговора». Из русских по национальности там оказался один Тухачевский.

Надо отметить, что весной 1937-го с психикой Сталина что-то происходило. И, возможно, дело не только в болезни его матери. Интересную версию странностей поведения советского лидера выдвинул в Интернете некий автор, скрывающийся под псевдонимом Алекс Норк. Он утверждает, что в марте 1936 года в Москву по дипломатическому паспорту в порядке очередной ротации работников посольства Германии прибыл «странный маленький человек в закрывавших половину лица очках» ( «наружка» занесла в отчет его описание: «человек японского или монголоидного типа»). С территории посольства он ни разу не выходил вплоть до начала войны.

Той же весной 1936-го германское посольство в Москве получило большие грузы. Советскому наркомату иностранных дел объяснили, что ввозятся различные книги, предназначенные для проживающих в СССР этнических немцев, чтобы их дети не забывали язык предков. Спустя пять лет, всего за два дня до начала войны, германские дипломаты срочно вывезли в Берлин несколько контейнеров с близкими весовыми параметрами. И уже после 22 июня при осмотре посольства были найдены непонятного назначения металлические каркасы — саму начинку каких-то технических устройств немцы успели вывезти.

Предполагается, что немцы из посольства пытались как-то дистанционно влиять на Сталина. Версия выглядит, признаем, фантастически. Но куда сгинул человек японского или монголоидного типа (как стали догадываться в 1970-х — тибетец), прибывший в Москву из Берлина, до сих пор неизвестно. Высказывается предположение, что он был исключительно одаренным экстрасенсом, использованным немецкой спецслужбой для попыток управления сознанием подозрительного Сталина и внушения ему выгодных Берлину мыслей. Специальная аппаратура, скрытно доставленная в Москву, усиливала этот «волновой энергетический поток».

Версия выглядит, повторимся, неправдоподобно. Но известно, что в ближайшем окружении Гитлера в качестве его советника в 1930- 1940-е годы был таинственный «лама в голубых перчатках», а в личной охране фюрера — «тибетские братья», переодетые в немецкую военную форму. Все они погибли в апреле 1945-го, предпочитая плену смерть. Существовавшая в нацистской Германии организация СС, оплот режима Гитлера, по сути была тайным оккультным орденом, построенным по типу тибетского братства...

Обстоятельства гибели Тухачевского неизвестны. Официально он расстрелян 12 июня 1937 года. Когда маршал погиб на самом деле, неизвестно. Заместитель начальника Иностранного отдела НКВД Александр Шпи-гельгласс, рассказывая в октябре 1937 года в Испании своему коллеге А. Орлову о «деле Тухачевского», привел слова заместителя наркома внутренних дел М. Фринов-ского: «Весь советский строй висел на волоске. Действовать обычными методами мы не могли — сначала провести процесс, а затем — казнь. В данном случае нам пригилось сначала расстрелять, а затем вынести приговор».

Но не всех военачальников, проходивших по делу Тухачевского, ждал расстрел. Удивительно, но жизнь сохранили начальнику Военно-химического управления наркомата обороны Якову Фишману — тому самому, на полигоне которого маршал Буденный нашел в 1937-м спрятанные винтовки и пулеметы.

Яков Моисеевич Фишман был одной из самых загадочных и колоритных личностей в наркомате обороны.

Участвовал в революционном движении в рядах эсеров. В 1906 году его арестовали по обвинению в подготовке покушения на председателя одесского отделения Союза русского народа и сослали в Туруханский край. Из ссылки он бежал и оказался в Италии, где окончил химический факультет Неаполитанского университета. После событий февраля 1917 года вернулся в Россию, участвовал как член Военно-революционного комитета в свержении Временного правительства в Петрограде, вошел в состав ЦК партии левых эсеров.

В 1918 году собственноручно изготовил бомбу, которой небезызвестный Яков Блюмкин убил в Москве посла Германии графа Мирбаха, дав сигнал к началу левоэсеровского мятежа. Но друзья в среде большевиков почему-то простили Якова Моисеевича (как тогда и Блюмкина) и даже приняли в 1920 году в свою партию. С 1921 но 1925 год он работал по линии разведуправления РККА в Германии и Италии, затем возглавил Военно-химическое управление наркомата обороны, стал доктором химических наук. Как «главный химик» РККА участвовал в налаживании военно-технического сотрудничества с рейхсвером Веймарской Германии, был в курсе всех совместных проектов по созданию и производству боевых ОВ.

5 июня 1937 года Фишмана арестовали, но осудили его только мае 1940-го — на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, а в 1947 году освободили. Яков Моисеевич стал заведующим кафедрой химии Саратовского института механизации сельского хозяйства. В 1949 году он был вновь арестован и отправлен в ссылку в Норильск. Там, за полярным кругом, Фишман в должности заместителя начальника цеха на химическом заводе и получил в 1955 году известие о своей реабилитации и присвоении воинского звания генерал-майора-инженера. О спрятанном стрелковом оружии на химическом полигоне уже никто не вспоминал...

Разгром «военно-троцкистского заговора» усилил кадровые перестановки в РККА. За 1937-1939 годы из ее рядов было уволено по различным причинам, включая болезни, смерть, возраст, моральное разложение, около 37 тысяч офицеров. Из них по политическим мотивам — 29 тысяч. Многие из уволенных жаловались на незаслуженную отставку. И к 1 января 1941 года около 13 тысяч из двадцати девяти были возвращены в армию. Из оставшихся 16 тысяч красных командиров приблизительно половина была арестована (по разным оценкам, от 6 до 8 тысяч), а убито — 3-4 тысячи. По политическим мотивам уволили 10% командиров полков, 26% комдивов, 27% комкоров. Так что «обезглавливания» РККА, по сути, все же не произошло.

Из этих 3-4 тысяч расстрелянных командиров только несколько десятков могли быть в курсе каких-то замыслов Тухачевского, если таковые были. Подавляющее большинство из расстрелянных стали жертвами маховика «правоохранительной» машины, которую, по всей видимости, все сложнее становилось контролировать и самому Сталину. Начался лавинообразный процесс арестов и допросов, в ходе которых появлялись все новые «враги народа». В раздувании размаха «измены» был заинтересован в первую очередь Николай Иванович Ежов, что поднимало его в глазах Сталина.

В 1939 году арестованный следователь НКВД Радзи-виловский показал, что заместитель наркома внутренних дел Фриновский потребовал от него «развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной армии... с раскрытием которого была бы ясна огромная роль и заслуга Ежова и Фриновского перед лицом ЦК». Другой бывший следователь НКВД Суровницких в 1961 году признался, что в ходе допросов по делу о военном заговоре следователи подсказывали арестованным фамилии их «соучастников», чтобы закрепить «нужную Ежову «солидность и серьезность» заговора».

Раздражение Сталина вызвала «недалекость» Ежова: вместо того чтобы целенаправленно выявлять и «точечно» нейтрализовывать противников лидера партии, он организовал бессистемные массовые аресты. В тюрьмах и лагерях оказались десятки тысяч преданных государству людей, которые не сомневались в правильности курса Сталина. Тем временем страна, стоящая на пороге военных испытаний, остро нуждалась в опытных специалистах. «Главным преступлением Ежова, — говорил Молотов писателю Феликсу Чуеву, — было то, что он стал назначать большое количество врагов народа на области, а области — на районы. За это его и расстреляли». Конечно, несколько наивное объяснение, стремящееся обелить высшее руководство (о разнарядках знали и Молотов, и Сталин), но вина Ежова бесспорна.