Антуан де Сент-Экзюпери - Письма, телеграммы, записи Страница 20

У меня изжога от километровых столбов. Они никуда не ведут. Надо было родиться в другое время…

Ожидая, когда же у меня появится призвание уйти в Солем

(григорианские песнопения так прекрасны), или в тибетский монастырь, или стать садовником, я вновь выжимаю рычаги газа и со скоростью шестьсот километров в час лечу в никуда…

Именно поэтому, Ивонна, дорогая Ивонна, я совершил тихую прогулку в этом письме, в котором нет, в общем, никаких важных известий и которое, несомненно, будет трудно прочесть (я слишком стар, чтобы исправлять свой почерк). Да оно и не имеет никакого значения. Просто-напросто я пять минут вечности посидел в дружеской сени.

Сент-Экзюпери

[P.S.] Отвечать не надо, так как я убежден, что письма никогда не дойдут до этих богом забытых мест,[175] а я скоро буду в Алжире. Я вам позвоню. Самолет улетает: доверяю ему это письмецо.

Телеграмма Кертису Хичкоку[176]

[6 июня 1944 г.]

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

РАЗРЕШАЮ КОНСУЭЛО ВОЗОБНОВИТЬ ДОГОВОР СЪЕМЕ КВАРТИРЫ И НАДЕЮСЬ СКОРО НАПИСАТЬ ВАМ КНИГУ ТЧК СЧАСТЛИВ НЕСМОТРЯ ВОЗРАСТ ВНОВЬ ЛЕТАТЬ КАЧЕСТВЕ ВОЕННОГО ЛЕТЧИКА ФРАНЦУЗСКОЙ ЭСКАДРИЛЬИ ВХОДЯЩЕЙ СОСТАВ АМЕРИКАНСКОЙ ГРУППЫ АЭРОФОТОРАЗВЕДКИ ТЧК ДУМАЮ ВСЕХ ВАС СЕРДЕЧНО ВАШ АНТУАН ДЕ

СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ

Письмо Ж. Пелисье.

[Тунис, 9–10 июля 1944 г.[177]]

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

Дорогой Друг,

Я здесь на два дня. Мой самолет неисправен. Электропровода перепутались, и все перегорело: стартер, радио и пр. (…) Но когда это письмо дойдет до вас, я уже, несомненно, вернусь на свою голубятню.

Случайно узнал, что отношения между моей голубятней и Алжиром были почти что прерваны. Так что даже если меня долго не будет, не пересылайте мне мои письма. Они пропадут. И все-таки попробуйте каждый раз дублировать телеграммы. Бесконечно вам благодарен.

Возвращаюсь завтра. У меня забавное ремесло для моих лет. Следующий за мной по возрасту моложе меня лет на шесть. Но, разумеется, нынешнюю мою жизнь — завтрак в шесть утра, столовую, палатку или беленную известкой комнату, полеты на высоте десять тысяч метров в запретном для человека мире — я предпочитаю невыносимой алжирской праздности. Собраться с мыслями и работать для себя во временном чистилище я не способен. В нем я утрачиваю общественный смысл. Но я выбрал работу на максимальный износ и, поскольку нужно всегда выжимать себя до конца, уже не пойду на попятный. Хотелось бы только, чтобы эта гнусная война кончилась прежде, чем я истаю, словно свечка в струе кислорода. У меня есть что делать и после нее. Само собой, я восхищен моими отважными товарищами по эскадрилье. И тем не менее чудовищно страдаю из-за отсутствия человеческого общения. Все-таки, все-таки Дух — это страшно важно. Когда я ем в столовой, меня всякий раз не оставляет горестное ощущение безвозвратно потерянного времени. Я способен раствориться в любой группе, какой бы она ни была (…). Но никому и в голову не приходит, что мне может недоставать чего-то, кроме кино и женщин, как им. И однако свое я я по большей части затаиваю в молчании. И мне всего не хватает. (…)

Пари между Сент-Эксом и его другом полковником Максом Желе[178]

[15 июля 1944 г.]

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

Прямоугольный параллелепипед, высота которого равна диагонали основания, состоит из кубиков со стороной в 1 сантиметр. Площадь прямоугольника основания равна произведению 311 850 на некоторое неизвестное число. Требуется определить высоту параллелепипеда.

Если полковник Желе, выпускник Политехнической школы, успеет решить мою задачу за три дня и три бессонные ночи, обязуюсь подарить ему авторучку «Паркер 51». Если же он не решит ее за трое суток, то подарит мне шесть пачек сигарет «Филип Моррис».

Письмо матери[179]

[Борго, июнь 1944 г.[180]]

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

Мамочка,

Мне так хочется, чтобы вы не волновались обо мне и чтобы получили это письмо. У меня все в порядке. Во всем. Грустно только, что так долго не виделся с вами. И я очень тревожусь за час, милая моя старенькая мамочка. В какое несчастное время мы живем!

Для меня было ударом узнать, что Диди потеряла свой лом. Ах, мамочка, как бы я хотел ей помочь! Но в будущем пусть она твердо рассчитывает на меня. Когда же наконец будет возможно сказать тем, кого любишь, о своей любви к ним?

Мама, поцелуйте меня от всего сердца, как я вас целую.

Антуан

Письмо Пьеру Даллозу[181]

[30 или 31 июля 1944 г.]

Полевая почта 99027

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

Дорогой, дорогой Даллоз, я ужасно огорчен вашим коротким письмецом! На этом континенте вы, безусловно, единственный человек, которого я почитаю таковым. Как бы мне хотелось знать, что вы думаете о нынешних временах! Я, например, предаюсь отчаянию.

Полагаю, вы считаете, что я был прав со всех точек и под любым углом зрения.[182] Вот что значит добрая слава! Да наставит вас небо опровергнуть меня. Как бы я был счастлив, докажи вы это!

Я воюю, что называется, изо всех сил. Я, вне всяких сомнений, — старейшина военных летчиков всего мира. Для одноместных истребителей, на которых я летаю, установлен возрастной предел в тридцать лет. Однажды на высоте десять тысяч метров над озером Анси у меня вышел из строя один мотор, и было это как раз тогда, когда мне исполнилось… сорок четыре года! Я с черепашьей скоростью полз над Альпами, отданный на милость первого встречного немецкого истребителя, и тихонько посмеивался, вспоминая сверхпатриотов, которые запрещают мои книги в Северной Африке. Смешно.

После возвращения в эскадрилью (а вернулся я туда чудом) я испытал все, что только возможно. Аварию, обморок из-за неисправности в системе подачи кислорода, погоню истребителей, а однажды в воздухе у меня загорелся мотор. Я не считаю себя скупцом и здоров, как плотник. Это единственное мое утешение! И еще те долгие часы, когда я совсем один лечу над Францией и фотографирую. Все это странно.

Здесь я вдали от извержений ненависти, но все-таки, несмотря на благородство товарищей по эскадрилье, что-то в этом есть от нищеты человеческой. Мне совершенно не с кем поговорить. Конечно, это важно — с кем живешь. Но какое духовное одиночество!

Если меня собьют, я ни о чем не буду жалеть. Меня ужасает грядущий муравейник. Ненавижу добродетель роботов. Я был создан, чтобы стать садовником.

Обнимаю вас.

Сент-Экс

Письмо Х.

[30 июля 1944 г.]

Перевод с французского Л. М. Цывьяна

(…) Я четырежды едва не погиб. И это мне до одури безразлично.

Фабрика ненависти, неуважения, которая у них зовется возрождением (…)[183] начхать мне на нее. Осточертели они мне.

Здесь война, и я подвергаюсь опасности, самой неприкрытой, самой неприкрашенной, какая только может быть. Опасности в чистом виде. Как-то меня заметили истребители. Я все-таки удрал. Я счел это бесконечно благотворным. Не из спортивного или воинственного восторга: их я не испытываю. А потому что не воспринимаю ничего, кроме качества внутренней сущности. Мне омерзела их фразеология. Омерзела их напыщенность. Омерзела их полемика, и я ничегошеньки не понимаю в их добродетели (…)

Добродетель — это значит спасать французское духовное наследие, оставаясь хранителем библиотеки где-нибудь в Карпантра.[184] Добродетель — беззащитным лететь на самолете. Обучать детей чтению. Быть простым плотником и пойти на смерть. Они — народ… а я нет. Нет, я тоже принадлежу этой стране.

Несчастная страна! (…)

Полевая почта 99027

Примечания

1

«Фронтовой театр». — Имеются в виду представления артистов в действующей армии. [Здесь и далее комментарии Сергея Зенкина, если не указано иное.]

2

Мильтон, Мильтон Жорж (наст. имя Жорж Дезире Мишо, 1888–?) — французский эстрадный певец.

3

Я не желаю выступать по радио… — В октябре 1939 г. Сент-Экзюпери выступал по просьбе Ж. Жироду по французскому радио (см. Пангерманизм и его пропаганда). По-видимому, подобные приглашения он получал и в последующие месяцы.

4

Рамон, Фернандес (1894–1944) — французский писатель, критик и публицист; был членом профашистской «французской народной партии».

5

Пьер Дак — французский писатель-юморист и артист-комик.