Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов Страница 24

Принесла ли плоды эта политика обновления? Некоторые плоды она безусловно принесла. Ради наведения порядка на сокращение братии шли, не раздумывая. К 1911 году в Спасо-Прилуцком монастыре братия составляла всего лишь 3 человека. Это были все до единого новые люди. Про каждого из них архимандрит Неофит писал твердой рукой и с чистым сердцем: «Качеств отличных, к послушанию способен и усерден».

***

Надо полагать, что и среди жителей окрестных деревень авторитет Прилуцкой обители удалось поднять. Крестьяне больше не видели шатающихся по улицам пьяных монахов. Кроме того, отец Неофит делал всё, чтобы привлечь к обители внимание благоговейно-трепетное. Вот как он сам описал событие, которое произошло 17 января 1910 года:

«Поезд, громыхая колесами, приближался к монастырской платформе. Темнело. Было около пяти часов. С монастырской колокольни раздался торжественный звон. Он возвестил о грядущей радости — встрече иконы «Скоропослущница» Божией Матери, благословения святой горы Афон. В громадной толпе народа, собравшейся возле хоругвей и икон, принесенных из Спасо-Прилуцкого монастыря, произошло движение. Народ заволновался, раздалось стройное негромкое пение. И стар, и млад закрестились. «Матушка ты наша, Пресвятая Богородица, прости нас», — слышались голоса женщин. Иеромонах в облачении вынес из вагона икону, народ бросился к святыне. «Батюшка, дай понести икону», — просят все. Святая икона была поднята высоко из опасения, как бы в порыве горячей ревности православные не вырвали её из рук священнослужителей. Звон колоколов, пение монастырского хора и плач народа, плач умиления, слышались в воздухе.

Крестный ход со святынею, благословением горы Афонской, направился к монастырю медленно и стройно. Паровик свистнул как-то грустно, точно в знак прощания со святынею. Всенощная продолжалась очень долго с литией и акафистом. Стройное пение монастырского хора неслось под низкими сводами храма. Храм напоминал катакомбы первых веков христианства, особенно в начале всенощной. Таинственный полумрак, негромкое пение, отчетливые возгласы и прошения. Все предстоящие проникнуты одним чувством. Житейские попечения оставлены. Чувствуется, что все забыли, что там, за этими стенами. Здесь истинное пристанище от бури, здесь все готовы претерпеть за Господа.

Обратившись к святой иконе Богоматери, настоятель излил свои чувства в речи: «И откуда мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне», — так воскликнула святая Елизавета, увидев у себя Деву Марию, и душа её исполнилась истиннаго благочестия и духовного восторга. И откуда это нам, да пришла Матерь Господа нашего к нам? Пришла в пречистом лике со святой горы Афонской, которая сделалась жребием, истинным уделом Божией Матери, с насельниками которой она обещала пребывать непрестанно. Не погнушалась, пришла к нам в малую обитель, где чуть-чуть только мерцает иноческая жизнь. Пришла, верим, чтобы разбудить её, поддержать нас, грешных и недостойных. Иноки афонские, братья наши, отдаленные от нас большими пространствами, но близкие по духу, родные наши! Благодарим вас за милость вашу, что в подкрепление наше и в благословение послали сию святыню».

По окончании литургии крестный ход из храма направился по стенам обители. Впереди хоругвеносцы несли попарно хоругви, иконы, среди которых выделялась новая святыня, за ними в светлых ризах священнослужители и громадная толпа народа. Богомольцы длинной вереницей тянулись по галерее в стенах монастыря, но половина их, вследствие многолюдства, не могла участвовать в крестном ходе по стенам, принужденная оставаться внизу, она созерцала торжественное шествие с иконами. Чудную картину представлял этот редкий крестный ход. Веяло священной древностью. Припоминалось, как в древние времена при других обстоятельствах, когда полчища врагов стояли под стенами, а на их галереях стояли орудия, благочестивые насельники обители с глубокой верою обходили по стенам со святынями и взывали к Богу о помощи. Торжество в монастыре оставило сильное впечатление в душах богомольцев. Остывающее в народе среди житейских попечений чувство близости к нам Божией матери вспыхнуло с новою силою. Не стали казаться слишком тягостными неудачи жизни и скорби. Блистал светлый луч надежды в дивном лике Богоматери».

Сколько искренней религиозной воодушевлённости в этом монашеском репортаже! Разве не хочется чувствовать, молиться и воспринимать жизнь так же, как отец Неофит? Этот человек был способен во многих сердцах разжечь искру веры одним только тем, что он жил и дышал рядом с ними. И нет ни каких сомнений в том, что сердца окрестных жителей, которые участвовали в том духовном торжестве, вспыхнули пламенем веры. Несмотря на тяжелые духовные болезни, которые уже поразили русский православный народ, наши крестьяне были всё ещё довольно религиозны, но кажется в народе наметилась некоторая духовная растерянность, он мог шатнуться в любую сторону. Народ легко загнивал вместе с загнивающим монастырем и всё ещё довольно легко поднимал глаза к Небу вместе с монастырем возрождающимся.

***

Как было лечить эти духовные болезни? И так, как это делал отец Неофит, воодушевляя народ, и так как это делал владыка Никон — при помощи горькой правды. Правда — эффективное и страшное лекарство. От неё, как от прививки, можно и заболеть, но выздоровев, будешь уже защищён от этой болезни. Лечить правдой у нас не любят, боязливо вздрагивая от такой перспективы — как бы хуже не вышло. А вот владыка Никон, кажется, был специальным органом, который создала Церковь для возвещения горькой правды. Вот что он писал в «Епархиальных ведомостях» в июле 1911 года:

«Наиболее излюбленным по своей общедоступности для выражения благочестивого почитания к святой горе Афон и её обитателям являются денежные и вещественные пожертвования. Верует православный русский народ, что доходна до Бога молитва подвижников афонских. Но наряду с истинными богоискателями и усердными молитвенниками объявились на месте святе любители беспечного житья и легкого приобретения. В недавнее время из деятельности схимонаха Парфения стал известен следующий факт. Крестьянка Фекла Юферова в письме на имя хозяйственного управления при Святейшем Синоде сообщила, что ею сделан был заказ келии Благовещения Пресвятой Богородицы на Афоне на изготовление иконы святого великомученика Пантелеймона для приходского храма стоимостью 150 рублей, но настоятель этой кельи схимонах Парфений уведомил её, что означенная икона будет стоить 200 рублей, так как в неё вложены, по его выражению, «очень ценные и редкие святыни».

Кроме того, Юферова при том же письме представила присланную ей названным Парфением фотографическую карточку его, на обороте которой имеется следующая надпись: «Где сия карточка афонского Парфения будет находиться, там пожара не будет, Бог сохранит. Св. гора Афон 1910».

Всё сообщенное Святейшему