Русская эмиграция и гражданская война в Испании 1936–1939 гг. - Константин Константинович Семенов Страница 26

Дней 10 тому назад, я ел суп на Рю Антуан Бурдель. Подходит ко мне знакомый человек и говорит:

– Вас ждут. Есть дело. Приехал советский офицер генерального штаба и набирает в армию. Вы ведь бывший офицер?

Интересно. Поехали мы на Рю Шарль Фурнье, в тот самый дом, где в прошлом, кажется, году помещалась ночлежка. Никакого офицера генерального штаба там не оказалось. А встретил нас небезызвестный украинец[273], – сам собирающий ехать в Испанию.

Субъект этот обратился к нам с кратким словом:

– Господа, это последний звонок для русской эмиграции. Хотите вернуться в Россию и покончить с мытарствами, – поезжайте сначала в Испанию!

И начал сулить нам золотые горы: жалованье, обмундировку, сытую жизнь. Если ранят – немедленно эвакуируют в Россию. Если выживем, – после войны на казенный счет отправят в Россию.

Всего нас было 6 или 8 человек. Все безработные, бывшие военные.

Подумал я, и говорю:

– Я не коммунист, а демократ. За “Фронт попюлер” я готов драться. Поеду.

И все остальные согласились. Одни – потому, что есть нечего в Париже. А другие готовы были на карту поставить свою жизнь, – лишь бы иметь надежду на возвращение в Россию. Только один, К., сказал:

– А я еще подумаю.

<…>

Не теряя времени, секретарь украинца, некий Д-в, повез нас прямо в “Союз возвращенцев”, на Рю де Бюси.

В первой комнате устроено что-то вроде читальни. Сидело там несколько человек, пили чай, читали советские газеты. На стенах – красные флаги, серп, молот, портреты Сталина и Ленина.

По одному, нас стали водить в комнату секретаря, товарища Ковалева.

– Кто вы? Где служили? Чем родители занимались? Есть ли родственники в России?

И в таком духе длинный допрос, явно с целью выяснения политической благонадежности.

Одному Ковалев сказал: “Боюсь, не белый ли вы провокатор. Принесите завтра все документы – посмотрим тогда. И биографию свои напишите, с 17‑го года”.

Я врать не люблю, и все сказал: служил прапорщиком в таком-то полку. Воевал. Думаю, что если нужен, возьмут и таким, а скрывать прошлого не стоит: они всегда узнать могут.

Секретарь говорит:

– Хорошо можете ехать. Приходите завтра сюда, в 9 вечера. Мы вам денег на дорогу дадим и на вокзал доставим.

Пробовал я выяснить какие будут условия, но он только руками развел.

– Это там вам на месте скажут. Кажется, солдат на фронте получает 10 песет в день, а в тылу 7 песет.

Не сказал мне секретарь правды. Позже, уже на испанской границе, я встретил англичанина из “Интернациональной колонны”, который сказал, что так платят только испанцам. А иностранцы получают на фронте 5 песет в день, а в тылу 3 песеты… И добровольцы поэтому очень ропщут.

<…>

Сборы мои были недолги. Связал все свои вещи в узелок и на следующий вечер, как было назначено, явился в “Союз возвращенцев”. Тут товарищ Ковалев каждому из нас выдал под расписку по 50 франков, в качестве “подъемных”.

– Сейчас поедем на вокзал. Там, пожалуйста, по-русски не говорите.

Отвез он нас на вокзал Остерлиц и посадил в поезд, идущий на Перпиньян. Через четверть часа поезд тронулся, – мы даже не успели ничего съестного купить – так и ехали всю ночь голодные. Было нас 6 человек русских. В Лионе село еще 4 русских рабочих. Все остальные были французы или иностранцы – больше молодежь.

На следующее утро приехали в Перпиньян, – последний этап на пути в Испанию»[274].

Удивительно, но в годы войны на республиканской территории оказались три бывших генералов белых армий.

Уже упоминаемый нами Николай Владимирович Скоблин попал в Испанию с помощью советской разведки, он вместе со своими новыми советскими товарищами участвовал в создании республиканских партизанских отрядов и даже принимал непосредственное участие в некоторых диверсионных операциях в Каталонии и Валенсии. В 1938 г. при бомбардировке Барселоны авиацией националистов Скоблин погиб[275].

В испанские события оказался вовлечен и один из руководителей Корпуса Императорской Армии и Флота (КИАФ). Полковник П.П. Дьяконов, произведенный в генералы по КИАФу, являлся начальником парижского округа этой организации и по совместительству платным агентом ГПУ с 1922 г[276]. В начале 1930-х гг. генерала Дьяконова стали подозревать в связях с советской разведкой. После похищения советскими агентами генерала А.П. Кутепова в адрес Дьяконова прозвучали новые обвинения. Генерал отказался от должности начальника округа КИАФа и на какое-то время канул в неизвестность.

В марте 1937 г. Дьяконов объявился в Испании. Разъезжая в машине советского посла, он посещал линию фронта у Мадрида и Арагона. В республиканской Испании он был аккредитован в качестве военного корреспондента, а на деле выполнял задания советских спецслужб. В Испании Дьяконов находился до самого конца гражданской войны, а вернувшись во Францию, – даже не скрывал, что был на стороне республики. После оккупации Франции Германией в 1940 г. Дьяконов был арестован немцами, а затем передан советским властям. Скончался П.П. Дьяконов в СССР в 1943 г.

Третьим генералом-эмигрантом, служившим в республиканской армии, был Андрей Васильевич Есимонтовский. В годы Первой мировой войны он был офицером Императорской гвардии, а Гражданскую войну в России закончил в чине генерал-майора, командира Гвардейской дивизии армии Врангеля. В эмиграции генерал Есимонтовский активно участвовал в деятельности различных монархических организаций и не был замечен в связях с советской разведкой. Поэтому для многих эмигрантов служба Есимонтовского в республиканской армии стала неожиданностью. Он отправился в Испанию вместе с тремя другими русскими офицерами в конце 1936 г. Эта группа была сразу определена на командные должности и получила в испанском (республиканском) посольстве в Париже «“Сальвокондукто” – удостоверение личности, c просьбой “облегчить миссию”»[277]. Есимонтовский сначала служил наблюдателем при штабе 35‑й республиканской дивизии, затем стал начальником обоза. При его непосредственном участии была организована дивизионная школа. Зимой 1937 г. он тяжело заболел туберкулезом и вскоре умер[278].

Более заметную роль в республиканской армии играл полковник Владимир Константинович Глиноецкий. Еще до войны он вступил во французскую коммунистическую партию. Прибыв в Барселону летом 1936 г. и взяв испанский псевдоним Хулио Хименес Орхе, он стал одним из организаторов Арагонского фронта и позже начальником артиллерии фронта и членом военного совета республики. 27 декабря 1936 г., находясь с инспекционной поездкой на передовой, полковник Орхе попытался своим примером поднять в атаку республиканскую пехоту, но был убит[279]. Республиканцы похоронили его с почестями в Барселоне.

Трагичной оказалась судьба уже упомянутого нами русского летчика Михаила Андреевич Крыгина. Вступив в Испанский иностранный легион вместе со своими коллегами В.М. Марченко и Н.А. Рагозиным, он участвовал в войне в Марокко. Национальное восстание застало его на Мальорке. Он выполнил приказ республиканского командования и прибыл в Альказар. По