Генри Шлезингер - Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ Страница 31

Параллельно с развитием техники ученые ЦРУ начали разрабатывать масштабные и весьма сложные технические системы. Нередко их идеи были настолько своеобразны, что вступали в конфликт с реалиями оперативной работы. Перспективные, технически выполнимые с точки зрения лаборатории в Лэнгли операции могли оказаться неоправданно рискованными для оперативных офицеров, попавших под наблюдение в Москве. Возникала и другая проблема, когда сложное спецоборудование, безупречно работавшее в лаборатории, оказывалось непригодным для оперативного мероприятия.

Разрешать подобные конфликты должны были офицеры ТОО[9], которые стали бы посредниками между учеными из Лэнгли и оперативным составом резидентуры в Москве. Роль офицера-техника заключалась в переводе требований оперативных сотрудников на технический язык инженеров, необходимый для формирования технических параметров новых образцов. Оперативный состав должен был понимать возможности спецтехники и новых предлагаемых OTS технических систем. В свою очередь, инженеры-проектировщики должны были знать, как именно используется спецтехника в регионах со сложной контрразведывательной обстановкой.

«В конце 1970-х и в начале 1980-х гг. Оперативный директорат и OTS регулярно получали предложения об оперативно-технических мероприятиях в регионах со сложной обстановкой, – вспоминал офицер-техник, работавший в Москве. – В описании мероприятия могло быть что угодно, например, агенту предлагалось прогуляться далеко за город, прихватив с собой оборудование весом более 30 кг, забраться на стометровое дерево вместе со всем комплектом техники, установить и направить антенны с точностью 1–2 градуса. Все это, конечно, должно было происходить при полном отсутствии наружного наблюдения. Да, в качестве оперативной задачи или сценария операции это выглядело впечатляюще, но реализовать это было практически невозможно».

Складывавшиеся годами основы работы Оперативного директората добавили еще один барьер для оперативно-технических мероприятий. Крупномасштабные технические комплексы изменили традиционные роли между оперативниками и техниками. Классические методы шпионажа с использованием спецтехники, такие как тайнопись, фотографирование документов и агентурная связь, исторически служили Оперативному директорату как помощь в работе с агентурой. Однако новые оперативно-технические мероприятия в странах со сложной контрразведывательной обстановкой воспринимались уже по-другому. Когда спецтехника стала основным средством получения разведывательной информации, роль Оперативного директората сводилась к тому, чтобы помогать выполнению операции, а не управлять ею, как это было раньше.

Некоторые офицеры Оперативного директората очень рисковали, действуя в опасных регионах, в то время как все успехи могли быть приписаны спецтехнике. А риски были весьма высоки. Подобно действиям агента, которого в любой момент могут разоблачить, исполнитель-оперативник при выполнении оперативно-технического мероприятия мог быть арестован. Это могло раскрыть как методы сбора информации, так и их результат, что привело бы к международному инциденту, а также подвергнуть опасности другие проводившиеся в это время мероприятия разведки, не связанные друг с другом{173}.

Дмитрий Федорович Поляков, кадровый офицер советской военной разведки, получивший звание генерал-лейтенанта во время службы в ГРУ, начал работать на США почти в то же самое время, что и Пеньковский – в 1961 г. Поляков продолжил работать на ЦРУ в 1970-е гг.{174} и стал пионером в переходе ЦРУ от традиционных методов к инновационному высокотехнологичному шпионажу.

Поляков был завербован ФБР в Нью-Йорке в 1961 г. как источник контрразведки. Он выдал агентов-нелегалов, работавших в США на советскую разведку, а также назвал имена нескольких агентов, которые были советским проникновением в правительство США{175}. В 1966 г. Поляков был передан ЦРУ и составлял для этого ведомства отчеты, работая в Бирме, Индии и на Филиппинах. За годы своей карьеры в ГРУ он получил от ЦРУ целый список псевдонимов, включая GTBEEP, TOPHAT И BURBON.

TOPHAT не требовал от своих кураторов астрономических сумм, принимая лишь небольшие подарки, например инструменты для работы по дереву и несколько охотничьих ружей. Мотивируя свои действия ненавистью к Советам, он гордился Россией, а не советской системой. Один офицер-агентурист, который хорошо знал Полякова, описывал его как человека, способного «одновременно гордиться советскими вооруженными силами и презирать систему, которой они служат».

Поляков был настоящим профессионалом. Во время операций в Индии в конце 1970-х гг., когда куратор ЦРУ перед отъездом в США познакомил Полякова со своим преемником, Поляков заметил аккуратно подстриженную бородку нового оперативника. «Мы в ГРУ не носим бороды», – заметил Поляков. На следующей встрече, когда два сотрудника ЦРУ встретились в гостиничном номере, снятым для тайных контактов с агентом, старший офицер спросил «новичка», почему тот не сбрил бороду.

– А почему я должен ее сбрить? – спросил молодой сотрудник.

– Потому что наш друг попросил вас об этом, – объяснил старший офицер и добавил, что генералу ГРУ неудобно встречаться с человеком, который носит бороду. Это может вызвать подозрения.

Молодой офицер пошел в ванную и побрился. Вскоре после этого прибыл Поляков и немедленно похвалил нового куратора за проявленную аккуратность. Оперативные контакты прошли гладко, хотя жена нового куратора очень удивилась внезапному исчезновению бороды мужа.

Понятно, что и ЦРУ, и ФБР дорожили таким источником контрразведывательных сведений, чье поле деятельности за эти годы невероятно расширилось. В числе прочего Поляков сообщал данные о Советской армии и ее вооружениях, в том числе о программах создания биологического и химического оружия. Поляков был просто бесценным. Его информация шла в ЦРУ, затем в Пентагон, Белый дом и в Государственный департамент США.

По оценке офицеров-кураторов, которые с ним работали, Поляков был практически совершенным шпионом. Мало того, что он занимал высокий пост в военной структуре, он обладал обширными знаниями, был дисциплинированным и опытным офицером разведки.

Понимая тактику работы контрразведки КГБ, Поляков оказался чрезвычайно осторожным агентом. Методы агентурной связи часто менялись, чтобы минимизировать риски. Первоначально он делал свои сообщения с помощью тайнописных рецептов, разработанных для него OTS, а также использовал тайники. За пределами СССР он практиковал моментальные передачи и получение сигналов через частные объявления в газете The New York Times, подписанные Donald F{176}.

Для таких методов требовалось много времени и тщательное планирование, но они существенно снижали риск. Поляков ни разу не менял время личных контактов и никогда не опаздывал на встречу с куратором даже в особо опасных случаях.

«У нас был агент, обеспечивавший нас важной контрразведывательной информацией, особо ценными военно-политическими и техническими сведениями относительно советских вооружений, а также о проникновениях шпионов в правительство США. Это была неоценимая информация. Но независимо от объемов информации, все сведения должны были быть сжаты в короткие сообщения из нескольких сотен слов, аккуратно записанных и закодированных с помощью одноразовых шифрблокнотов, – рассказывал один оперативник. – Поскольку Поляков не имел отдельной частной квартиры для своей работы, все это делалось в туалете. Ни жена, ни теща, ни дети ни о чем не подозревали. Он должен был работать с этими миниатюрными одноразовыми блокнотами, а также зашифровывать всю информацию перед отправкой ее к нам, а затем расшифровывать то, что мы ему посылали. Кроме этого, Поляков должен был выходить на прогулки, чтобы заложить тайник в общедоступном месте в надежде, что его не заметят и что куратор найдет тайник прежде, чем кто-то случайно наткнется на него». Для операции требовалось устройство, позволяющее ЦРУ быстро и надежно общаться с агентом с минимальным риском его расшифровки.

Проблема безопасности связи с Поляковым была решена во время его командировки в Индию (1973–1976). В это время ЦРУ снабдило его первой электронной системой агентурной связи на короткие дистанции для использования в опасных регионах. Новое спецустройство из разряда оперативной техники SRAC работало как быстродействующий передатчик, получивший кодовое наименование BUSTER. Устройство размерами около 15 х 7 х 2,5 см и весом не более 230 г было достаточно маленьким, чтобы легко спрятать его в кармане пальто. BUSTER имел крошечный дисплей для показа одной цифры или буквы русского алфавита и клавиатуру не более чем 4 кв. см. Чтобы загрузить в передатчик сообщение, Поляков сначала преобразовывал текст в шифр, используя одноразовый шифрблокнот, затем набирал зашифрованный текст на клавиатуре по одному символу с учетом того, что BUSTER мог хранить в памяти до 1500 знаков. После того как данные были загружены, Поляков выходил на прогулку с передатчиком в кармане и, находясь в пределах 300 метров от места приемника, нажимал кнопку «Передача».