Екатерина Коути - Суеверия викторианской Англии Страница 37

Над теми, кто придавал мрачным предвестиям чрезмерное значение, любили посмеяться. Да и сами суеверные господа потом хохотали от души — еще бы, такой груз, как собственные похороны, с души свалился. Рассказывали, к примеру, как некий пастор шел с фермы, где учил детей катехизису. В дороге его застал звон, исходивший из ниоткуда. Звон следовал за ним несколько миль, так что домой пастор вернулся в унылом настроении. Призрачный звон всегда предвещал смерть, а пастор, хотя и был христианином, народными приметами тоже не брезговал. Но какова же была его радость, когда, скинув сюртук, он увидел, что из кармана выкатился колокольчик. Несколько часов назад на ферме поднялся рой пчел, и почетного гостя попросили образумить насекомых звоном. В суматохе пастор совершенно забыл, куда сунул колокольчик, так что принял его треньканье за зловещий перезвон смерти.

Встреча с духом умершего родственника

Люди предпочитали умирать дома, в кругу семьи. Приготовления к смерти обычно не занимали много времени. Уладить дела, написать завещание — это удел высших сословий. Беднякам было проще — главное, правильно лечь в постель. По бытовавшей тогда примете, если кровать стоит не параллельно половицам, а пересекает их, то лежащий на ней человек будет умирать долго и мучительно. То же самое произойдет, если в подушке или перине окажутся голубиные перья. Последняя примета частично объясняет способ эвтаназии, когда из-под головы больного убирали подушку, тем самым затрудняя дыхание и ускоряя наступление смерти. Нет подушки — нет и зловредных перьев. Чтобы не испытывать деликатность Смерти, следовало сразу же правильно разместить и постель, и умирающего. Тогда душа быстро расстанется с телом, предоставив родственникам заботиться о бренных останках.

Несмотря на то что христианство не поощряет чрезмерной заботы о мертвом теле, уже лишенном благодати после отделения души, для викторианцев, видевших смерть довольно часто, важно было правильно проводить покойника, чтобы ненароком не приманить новую смерть. В первую очередь умершему закрывали глаза, иначе мертвец будет высматривать, кому из членов семьи предстоит умереть в следующую очередь. На глаза по древней традиции клали монеты. Готовя тело к похоронам, его обмывали, подвязывали подбородок платком, расчесывали волосы. То была сугубо женская работа, и женщины ей гордились. Помочь вдове приходили соседки или приезжали родственницы.

В комнате покойного всегда занавешивали зеркала. Считалось, что если посмотреться в это зеркало, увидишь мертвеца за спиной. Сразу же после чьей-то смерти следовало распахнуть окно, чтобы душа могла отлететь в мир иной. Держать двери нараспашку нужно было и во время похорон, до тех пор пока похоронная процессия не вернется с кладбища. Только так семья могла избежать еще одной смерти в ближайшем будущем. Чтобы в отсутствие хозяев из дома ничего не украли, сторожить добро оставляли кого-нибудь из родни. Под кровать, на которой лежал покойник, ставили миску с холодной водой, чтобы трупный запах ушел в воду. Как символ бренности всего сущего на живот покойнику ставили тарелку с солью и землей. Помимо символического у этого акта было и более приземленное значение: многие верили, что нагруженная тарелка предотвратит попадание воздуха во внутренности и труп не раздуется.

В некоторых графствах, хотя и очень редко, практиковался неаппетитный ритуал — поедание греха. Обычно в роли поедательниц выступали нищие старухи. В сельском обществе они занимали положение «неприкасаемых» — односельчане не общались с ними без крайней необходимости. В 1870 году учительница из Норфолка так описала знакомую ей «грехоедку»: «Однажды она до бессознательного состояния напилась маковым чаем. Обеспокоенная соседка побежала за пастором, а тот пришел к выводу, что человеческая помощь в данном случае уже бесполезна, и выполнил свой долг, прочитав над ней молитвы и отпустив ее грехи… Мало-помалу дурман рассеялся, но когда старуха поднялась, соседка сообщила, что отныне она мертва в глазах церкви. Все ее грехи отпущены, а поскольку теперь для мира ее не существует, снова нагрешить она не сможет. С тех пор она стала зарабатывать на жизнь в качестве поедательницы грехов». Во время похорон грехоедка съедала кусок хлеба и соль с тарелки, символически принимая на себя грехи покойника. На востоке Англии в качестве оплаты за свой труд она получала 30 пенни. Фольклористы второй половины XIX века скептически относились к упоминаниям о ритуальном «поедании греха» и особенно к попыткам связать этот ритуал с древней практикой каннибализма. Принято считать, что если профессия «грехоеда» все же встречалась в XVII–XVIII веках, в XIX веке она сошла на нет. С другой стороны, во многих деревнях утверждали, что каждая капля вина, выпитая на поминках, соответствует греху покойника. Так что благочестивые гости налегали на спиртное с целью облегчить загробную жизнь усопшего.

Пока покойный еще не совсем окоченел, родственники стремились увековечить его память в фотографии. Этот обычай был распространен в первую очередь среди английского среднего класса. Лондонские «Браун и сын» или мистер Флемонс из Тонбриджа (Кент), а также многие другие фотоателье занимались изготовлением так называемых carte-de-visite — постмортем. Это были посмертные снимки, напечатанные в нескольких экземплярах и оформленные в картонные паспарту, иногда даже с золотым тиснением. В память об умершем их дарили родственникам и друзьям семьи.

Несомненно, фотографии постмортем берут начало из посмертных портретов, эмалевых миниатюр и скульптур, которые в предыдущие столетия заказывали в память о покойных. В отличие от традиционных видов искусства, где художник и скульптор выступали посредниками между объективной реальностью и идеальным миром, фотография была точна и беспристрастна, позволяя до мельчайших деталей запечатлеть образ умершего. Но и тут традиция оказала свое влияние. С 50-х годов XIX века, когда фотографы от дорогих дагерротипов перешли к более дешевым способам съемки, фотографии постмортем превратились в особый, востребованный жанр. Поскольку художники, даже делая посмертный портрет, изображали на своих полотнах живых людей, то и фотографы стремились запечатлеть умершего так, словно он был еще жив, — сидя или стоя, с открытыми глазами, иногда в окружении живых родственников, включая маленьких детей. В крайнем случае — придать лицу умершего вид безмятежного сна, а фотографию дополнить траурными символами: увядшими цветами, гирляндами и крестиками. Умерших детей часто фотографировали с игрушками или на руках у скорбящих родителей. Так как детская смертность была очень высока, то именно ребятишек чаще всего можно увидеть на посмертных фотографиях. Порой это становилось единственным шансом сохранить память о ребенке. При жизни детей иногда не успевали сфотографировать, ведь позировать фотографу в те времена приходилось подолгу сохраняя неподвижность. А как заставить егозу пяти-шести лет сидеть ровно, застыв в одной позе?

Еще одна заметная тенденция в фотографиях постмортем — запечатлевать умерших в пышно декорированных гробах, в прекраснейших кружевных саванах, так чтобы стало понятно, что человек уже приобщился к сонму небесных ангелов и больше не вернется в обитель страданий. Красивые саваны сами по себе были характерной чертой викторианских похорон. В XVII веке для поддержки английской шерстопрядильной промышленности был принят парламентский акт, предписывающий хоронить всех умерших, кроме нищих и жертв чумы, в шерстяных саванах. Время шло, закон повсеместно начали игнорировать, а в 1814 году его окончательно отменили. Под влиянием романтизма смерть стала восприниматься как торжественный момент перехода души в вечность, так что и одеяний она потребовала особых. Покойника, конечно, могли обрядить в повседневную одежду, однако девственниц и детей стало принято хоронить в одеяниях цвета чистоты и безгрешности, легких, как крылья ангелов.

Купить саван можно было в лавке гробовщика. Готовые саваны шили из дешевых тканей и украшали бумажными оборками, однако некоторые женщины проявляли смекалку и заранее готовили свой собственный саван, более добротный, чтобы не стыдно было людям на глаза показаться. Изящный кружевной саван нередко входил в приданое невесты. В музее Йорка хранится саван, вышитый в начале XX века одной йоркширкой. Он показался ее родственникам таким красивым, что вместо того, чтобы похоронить ее в нем, они оставили саван себе на память.

В торжественном и благостном виде тело умершего выставляли дома в открытом гробу, чтобы родственники и знакомые могли с ним попрощаться. Восприятие смерти в те времена значительно отличалось от нашего. Во-первых, умирали тогда не в пример чаще и большее число умерших были детьми или же людьми молодыми. Во-вторых, тела покойных вплоть до самых похорон находились дома. Многие англичане из рабочего класса вспоминали, что им не раз приходилось спать в одной комнате с умершей бабушкой, братом или сестрой. Наконец, помогала вера в бессмертие души, и умирающие не боялись столкнуться с небытием за порогом смерти. Вместе с тем следует отметить, что со второй половины XIX века смертность в Англии начала снижаться: если в 1868 году на 1000 человек приходилось 21,8 смертей, то в 1908 — уже 14,8. Средняя продолжительность жизни в Англии и Уэльсе тоже постепенно увеличивалась — с 40,2 лет в 1841 году до 51,5 годов в 1911.